Читать книгу "Марко Поло. От Венеции до Ксанаду - Лоуренс Бергрин"

В 1319 году Марко предъявил иск своему кузену Марколино, требуя выплаты денег, взятых в долг в 1306 году отцом Марколино. Суд вынес решение в пользу истца, позволив ему отнять имущество ответчика на сумму долга плюс пени, вдвое превышавшие эту сумму, а также двадцать процентов, накопившихся за прошедшие тринадцать лет. Общая сумма сильно превышала стоимость движимого имущества бедняги Марколино, и 10 сентября он вынужден был передать Марко права на владения двумя домами в районе Сан-Джованни Кризостомо — по соседству с Марко, ставшим теперь богаче прежнего. Марко не стеснялся предъявлять не только крупные, но и мелкие иски. Он вызвал в суд другого венецианца, Паоло Жирардо, чтобы тот отчитался за невыплаченную комиссию от продажи полутора фунтов мускуса. Дело осложнялось тем, что Жирардо несколько раз продавал мелкие партии товара, а затем вернул остаток Марко, который, взвесив его, обнаружил недостачу одной шестой унции. Вознегодовав, он отправился в суд. Марко Поло, называемый в документах «благородным мужем», одержал славную победу, заставив Жирардо вторично выплатить мелкую сумму, чтобы не попасть в тюрьму.

Несмотря на подобные эпизоды в жизни Марко Поло, его слава не убывала.

К нему обратился Пьетро д’Абано, профессор медицины и философии. Они несколько раз встречались, обсуждая путешествие Марко, и д’Абано всякий раз восхищался обширностью познаний Поло, его цепкой памятью и проявившейся на каждой странице «Путешествий» острой наблюдательностью. Вернувшись в Падую, д’Абано составил трактат, в котором осыпал комплиментами «Марко из Венеции», как «человека, объявшего в своих странствиях большую часть мира, чем кто-либо, кого я знаю, и весьма усердного исследователя», и далее пересказывал их беседы об астрономии вообще и в особенности — об одной «звезде», видимой из Занзибара, который Марко якобы посетил под конец своих странствий. «Он видел эту самую звезду под антарктическим полюсом, и она имела большой хвост, который он зарисовал».

Марко вел речь, как ненасытно любознательный путешественник, каковым и был, словно обрел нового Рустичелло, готового увековечить его деяния. «Он сообщил мне также, — писал д’Абано, — что оттуда доставляют к нам камфару, алоэ и цезальпинию. Он уведомил меня, что зной там силен, а население немногочисленно. Все это он воистину видел на одном из островов, куда прибыл морем. Он говорил также, что люди там гигантского роста и что у них есть большие бараны, с шерстью грубой и жесткой, как щетина наших свиней».

Д’Абано расспрашивал Марко, правда ли, что люди, обитающие в тех знойных странах, робки, а те, что жиэут в холодных краях, мужественны, как утверждал Аристотель. Марко пытался примирить Аристотеля с собственным опытом. «Я слышал от Марко из Венеции, путешествовавшего за экватор, что он нашел там людей, телами крупнее, чем здесь, и что это потому, что в тех местах тело не мерзнет и не истощается от холода». Судя по отчету д’Абано, Марко разоблачал классические теории бегло и вскользь, основываясь на собственном опыте, однако это не помешало профессору все так же высоко ценить его. Перестав быть путешественником, Марко мог, по крайней мере, утешаться ролью венецианского мудреца.

К 1318 году, когда Марко исполнилось шестьдесят четыре, он мог с удовлетворением озирать свою разросшуюся семью. Старшая из трех дочерей, Фантина, вышла замуж за Марко Брагадина, и богатый отец обеспечил ей роскошное приданое. Ее младшая сестра Беллела последовала примеру старшей, выйдя за Бертуччио Кверини из старинного венецианского рода; от их союза родилось двое детей. О Морете, третьей дочери Марко, известно меньше, сведений о ней не сохранилось, и по всей вероятности, она до смерти отца оставалась незамужней.

Новые зятья Марко стали его союзниками в непрестанных склоках с остальными членами семейства Поло. Презирая кровных родственников, имевших, пожалуй, больше прав на его доверие и благосклонность, он сотрудничал с мужем Фантины, Марко Брагадином; они стали настолько близки, что молодая пара, их четыре сына и две дочери счастливо проживали в Ка Поло вместе с патриархом семьи.

На седьмом десятке лет мудрец из Ка Поло утратил симпатии венецианцев. Монгольская империя клонилась к упадку, Шелковый путь стал непроходимым, историческая эпоха, к которой принадлежал Марко, уходила в прошлое, а его «Путешествия» и выводы из них еще ожидали полного понимания и заслуженной оценки.

Когда он ковылял по улицам Венеции, дети бежали за ним с криком: «Мессер Поло, соври нам еще что-нибудь!» Так гласит одна из легенд. Согласно другому преданию, на венецианском маскараде появился актер, одетый как Марко Поло, забавлявший гостей нелепыми выдумками, притворяясь, будто принимает их за чистую правду.

К 1323 году Марко заболел и уже не вставал с постели. К тому времени его «Путешествия» привлекли внимание доминиканского монаха Джакопо д’Аккуи, который, как было тогда принято, ввел фрагменты повествования в собственный труд, «Imago mundi», где воображение читателя неизменно захватывает следующий эпизод: «Поскольку в книге можно было найти прекрасные рассказы, истории огромной важности, а также самые невероятные домыслы, его (то есть Марко) друзья уговаривали, когда он был на краю смерти, исправить эту книгу и вычеркнуть то, что он написал сверх и за пределами истины. На что он ответил: «Друзья, я не описал и половины того, что видел»».

Что пропустил Марко в своих «Путешествиях»? Возможно, сплетни, ходившие при монгольском дворе, да собственные грешки, неизбежные для молодого человека, оказавшегося вдали от дома. Однако он имел в виду нечто иное. Скорее, он подразумевал, что, хотя и закончил свою книгу, она еще не разделалась с ним. Описанное на ее страницах не покидало его. Он щедро делился воспоминаниями со времени своего возвращения, но не находил облегчения, перенося их на бумагу, поскольку описания лишь усиливали его одержимость. Если д’Аккуи точно передал его слова, поразительное утверждение Марко говорит о том, что бесконечно воскресавшие приключения на Шелковом пути были для него и счастьем, и обузой; он так и не сумел оставить их позади. Хотя он заключил свое повествование освобождением от службы у Хубилай-хана и возвращением в Венецию, его история не имеет ни формы, ни границ. Азия оказалась так велика и разнообразна, так богата природными ресурсами, обычаями, политикой, войнами и мудростью, что все это никак не умещалось в одну книгу. Он сделал все, что мог: намекнул тем, кто был заперт в Европе каждодневной борьбой за существование, о великолепии Азии. Его повесть и его пример вели Запад в будущее.

Здоровье Марко так ухудшилось, что к нему пригласили лекаря: это было равнозначно приглашению священника для последнего причастия. Венецианские врачи пользовались уважением в обществе, но их профессиональное искусство было довольно ограниченно. Закон требовал, чтобы они советовали тяжело больному пациенту составить или пересмотреть завещание и просить об отпущении грехов.

8 января 1324 года Марко умирал, несмотря на заботы известного врача. День был короток; бледное солнце отбрасывало мрачные длинные тени. Родные послали за священником Сан-Проколо, Джованни Джустиниани, который, весьма кстати, был еще и нотариусом, то есть мог составить завещание умирающего и заверить его. Для Марко это была последняя сделка, контракт с вечностью, и он подошел к нему с искусством опытного купца. Пользуясь точными заметками Марко, отец Джустиниани, писавший на вульгарной латыни позднего Средневековья, составил документ, сложный по форме, но простой по сути.