Читать книгу "Радости Рая - Анатолий Ким"

Когда он через смерть переходил в иное существование, все тело его вдруг покрылось тонкими бегущими нитями электрических огней. Косой Андреевский крест заискрился и стал испускать яркое сияние — Андрей-духовный перешел в лучистое состояние из жалкого испорченного тела — и на глазах у всего народа патрианского умчался стреловидной молнией в северную сторону, к Русии.

Но только через девять веков проповедническое Слово мужественного Андрея проросло на киевских холмах русской Православной Церковью. Слово Христово о Любви, божественной матери мира, не было воспринято русичами, чьи могучие боги — даже не самые верховные, как Род, Стрибог, а такие средние, как Перун, Велес, — оказались на протяжении еще целых тысячи лет сильнее только что родившегося — смертью смерть поправ, — Бога духовной Любви Иисуса Христа.

Он был еще младенцем перед Чернобогом Велесом, сын которого — Ный, громадный гигант в шкурах, встретился с Андреем в муромских лесах. Встреча эта происходила в 62 году, минут через десять после смерти апостола Андрея, когда в виде лучистой энергии он метнулся в северную сторону, к Русии. Там возле города Мурома охотился ненасытный великан, сын Велеса, медвежерукий Ный. Этот полубог-получеловек, каждая рука которого представляла собой лохматый медвежий торс длиною в два метра, питался не мясом убитых им зверей, а их погибелью в мучениях, и не мог дня прожить без убийства.

И тогда Бог-младенец, Иисус Христос, не смог еще защитить своего апостола Андрея, когда возникший перед ним Ный простер к нему толстые, как два медведя, лохматые руки. Ный в тот день еще не успел никого убить, поэтому был свирепо голоден по чужой смерти, и вид появившегося перед ним только что воскресшего Андрея привел сына Чернобога в безмерный восторг, слюна так и брызнула фонтаном из его осклабленного рта.

Иисус, следивший за последней минутой земной жизни любимого ученика, — младенческий Бог христиан послал двух своих ангелов, чтобы они предстали перед Ныем, Велесовым сыном, заслоняя собой Андрея. Однако Ный одной своей медвежьей рукою смел в сторону стоявших рядом сиятельных ангелов и хотел ухватить зубами голову апостола. Тогда Иисус направил мощный поток своего божественного излучения прямо в глаза сына Чернобога, и тот, ослепленный, перестал видеть христианского апостола, явившегося на Русь сразу после своего воскресения, чтобы добиться все же успеха хотя бы и после своей смерти — возвести Христианскую Церковь в Русии.

Но его Господь сказал ему, чтобы он не горячился, не пытался бы больше проповедовать Слово в стране столь могучих языческих богов, а летел бы к Киевским холмам, поставил там крест и там пока притаился бы на одно тысячелетие, набирался сил. Ибо ярость, злоба, неистовство, кровожадность, агрессивность, ненависть к иноземным существам были настолько жаркими в русских языческих богах, что на их почве не могли бы взрасти никакие семена вселенской любви Ла, как не могли в текучей багровой магме, стекающей по склону вулкана, вырасти одуванчики.

Отведя своего апостола в сторону от ослепленного Ныя на безопасное расстояние, Иисус наставлял его:

— Ты ведь еще при жизни убедился, что языческие русичи не хотят Слова Любви, а хотят много мяса, много рыбы, много убитых врагов в своих лесах, — как этот свирепый окаянный сын Чернобога. Так зачем же ты по воскресении своем вернулся на Русь? Неужели этого Ныя хотел обратить, добрый ты человек, прямодушный и кроткий мой ученик?

— Господи, я полюбил, видать, Русь, в особенности там, при жизни, когда встретил рыбаков на берегу озера, столь похожего на наше родное Геннисаретское. И рыбаки были похожи на наших, на Петра, на брата моего, и на Заведеевых сыновей, Якова и Иоанна. Я ведь тогда попросил у тебя чуда, того же самого, какое ты сотворил на озере Геннисаретском с нами, до вершков наполнив наши сети рыбою, — я хотел после этого открыть язычникам имя Твое и рассказать о Царстве Твоем, и поведать о Воле Твоей — чтобы мы на земле любили друг друга, как и звезды любят на небе друг друга.

Но ты почему-то не дал мне сделать это, запечатал мои уста молчанием, а меня самого со всей моей телесной грешной массою сразу переместил в греческий город Патры — к земной моей 62-летней ипостаси. Ты свел все мои многолетние и тяжкие подвиги во имя Твое на понтийских берегах и в землях скифов, и дунайских булгар всего к двум мгновениям ока — и привел напрямую к косому кресту. Господи, раскрой мне, верному твоему рабу, самой преданной собаке твоей, стойкому воину твоему — солдату, который в жизни своей ничего не имел, кроме желания мученической смерти за Тебя, Господи, — ну почему ты не дал мне тогда поговорить с рыбаками плещеевскими, которым после Тобою сотворенного второго чуда с рыбою было бы намного понятнее, что Слово Твое — Божественное?

— Как бы не так, добрый мой Андрей, вотще были твои благие намерения. Я слышал, как рыбаки, тащившие ручной тягою лодку к берегу мелкого Плещеева озера, договаривались меж собой о том, чтобы судом божьим проверить тебя. Если рыба, явленная в сети неисповедимым чудом, несет в себе колдовскую смерть для них, то они ведь могут, усомнившись, проверить это, сначала досыта накормив тебя самого сырой рыбою. Они стакнулись в том, чтобы сжать тебе горло, Андрей, и когда ты широко откроешь рот, заталкивать туда свежие рыбины одну за другою. И набить чрево твое сквозь глотку достаточно плотно, так, чтобы ты не мог даже и вздохнуть. Вот я и поспешил, пока они тащили лодку к берегу, увести тебя как можно дальше по времени и пространству от этих вероломных плещеевских рыбаков, столь похожих, как ты говоришь, на галилейских.

— Ну а сейчас, когда я сразу же после того, как испустил дух на косом кресте и вернулся сюда, в Русь, свалился прямо на руки Ныю, сыну Черного Бога, и два твоих ангела не могли меня отслонить от языческого демона, — как мне было вытерпеть целых девять столетий, после чего там, на Киевских холмах, наконец, возведен был первый храм во имя Твое? Господи, поистине великую требу возложил ты на непослушного раба твоего, когда в той стране полуночной, которую я столь возлюбил, проходили век за веком, а духовные семена Слова Твоего, что я посеял там раньше, чем в других странах, так и не всходили. Почему, Господи?

— Андрей, не печалься. Я все же пришел на Русь, а твое усердие не было напрасным. Ты стал апостолом-покровителем русской Православной Церкви. Косой Крест, на котором ты домучился последний час своей жизни, так и не сумев вернуться на родную Галилею, — синий косой крест взлетел и затрепетал под морским ветром на белых флагах российского военного флота по указу императора Петра Великого — и названо боевое знамя морских вооруженных сил России — Андреевским флагом.

— Но отчего же доброе Слово Твое, родившись в мир, не могло прийти на Русию целых тысячу лет, хотя мне, Твоему посланцу туда в первый же век рождения Иисуса Христа, удалось даже поставить крест на Киевских холмах?

— Я тоже тогда, когда еще был Богом-младенцем, возлюбил Срединную Русь, где северная ледяная ярость полярных айсбергов сходилась с южными вулканами, сих огнедышащим бешенством. Но зарождалась там небывалая в других краях земли могучая сила зла и жестокости. И вот, восседая еще на коленях своей священной матери Марии, до ее земного успения, я задумчиво смотрел на эту страну полудиких варваров, с их бесчеловечными языческими богами, впитавшими в себя из вселенских законов только правила дикой силы, крови, безжалостного убийства. Боги требовали в угоду себе у белотелых, со льняными волосами русичей сожжения врагов в огне пожаров, кровожадных жертвоприношений своих сородичей. Русичи истово служили своим языческим богам тяжелой палицей, обоюдоострым русским мечом, ярым огнем, заостренным рожном и пудовой жуткой секирою. Столько было ярости на Руси, что тебе, Андрей мой первозванный, первопосланный в эту полночную страну, было там нечего делать с проповедью спасения через Любовь. Рано было еще с этим на Руси, с одетыми в волчьи шкуры русичами. И я, глядя на них с высот чресл моей священной матушки, положил христианству прийти к ним через тысячу лет. А потом еще тысячу лет дать на испытание их космических сил добра и любви, что вложены Вершителем Мира во всех тварей вселенной.