Читать книгу "Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике - Мартина Лёв"

Эта ориентированная на запросы инвесторов градостроительная политика, допустившая строительство небоскребов, начала определять лицо города и его атмосферу. На тех улицах, где сконцентрированы небоскребы, нет жизни; они скорее выступают шлюзами, по которым транспортные потоки направляются к центру города.

С этой точки центральная часть Франкфурта – довольно суматошное городское пространство, и в нем мало таких мест, которые годились бы для его публичной самопрезентации. Одно из таких мест граждане города под руководством Торгово-промышленной палаты себе отвоевали: это “Старая опера”, восстановленная на общественные пожертвования и наконец открытая в 1981 г. Впрочем, в других районах имеются уютные места с высокой плотностью непосредственной личной коммуникации между людьми.

Однако новый облик города с небоскребами и сопутствующая ему атмосфера не укрепляли и не стабилизировали политическую власть во Франкфурте (правящей партией здесь была СДПГ), а сначала дестабилизировали ее. Преследующая экономические интересы меркантильная деятельность политических акторов вызвала сопротивление граждан, которые выступили против уничтожения последних остатков истории города и внутригородской жилой застройки. Этот внутренний раскол в обществе впервые проявился в борьбе против планов строительства небоскребов в Вестэнде в 60-х и 70-х гг. Франкфурт к тому же пользовался репутацией очень некрасивого и непривлекательного города. После этого в конце 70-х гг. произошла смена политической власти: вместо СДПГ большинство теперь получили христианские демократы. Курс в области формирования городской среды был скорректирован, но в доминировании экономических интересов в политике ничего не изменилось.

Новая констелляция в области политической власти привела к тому, что городская среда стала формироваться по принципу “и то и другое”: в начале 80-х гг. некрасивое лицо города попытались приукрасить, добавляя различные культурные и эстетические элементы. Прийти к единой концепции не смогли, поэтому часть территории уничтоженного исторического центра между собором и Рёмером отстроили в традиционном стиле (восточная сторона ратушной площади Рёмерберг), часть – в стиле постмодерна (художественная галерея Ширн). Эстетический контраст между “исторической” новой застройкой и постмодернистской теперь можно было наблюдать в едином пространственном контексте, окинув его одним взглядом. И город по-прежнему предлагал застройщикам новые участки для возведения небоскребов.

В новом тысячелетии к принципу “и то и другое” в политике неоднократно прибегали для разрешения конфликтов – например, начавшегося в 2006 г. конфликта по поводу застройки участка, который должен был освободиться после запланированного сноса офисного корпуса ратуши между собором и Рёмером. В этом районе бывшего старого города политики опять решили построить “и то и другое”: реконструировать планируется не весь участок (как того желала одна группа граждан), а только семь из 40–50 стоявших там раньше и разбомбленных во время войны старинных домов; остальные новые постройки будут современными, небольшими, а также будет обозначен бывший маршрут императорских коронационных процессий.

Этот конфликт показал, что послевоенная политика быстрого избавления от архитектурного наследия прошлого не проходит бесследно, что сегодня выражается в охватившем все слои населения стремлении к возрождению архитектурной истории города.

Однако спровоцированы были эти требования в первую очередь не воспоминанием об истории города, а безликостью той современной застройки, которая должна была возникнуть на этом месте. Критика в ее адрес была связана с фотографией макета этой части исторического центра, который изготовил в качестве дипломного проекта один инженер. Фотография сначала породила энтузиазм у молодых членов ХДС, а затем вызвала лавину коллективных воспоминаний о старом городе и его истории. Теперь по музеям собирают оставшиеся фрагменты исторической застройки, чтобы снова использовать их для строительства новых “старых” домов.

В настоящее время политика контраста между историческим и современным по принципу “и то и другое” переживает свой пик. Одному франкфуртскому менеджеру проекта удалось получить разрешение на строительство многофункционального комплекса из четырех небоскребов в самом центре города на улице Цайль – помимо всего прочего потому, что он пообещал перед или между этими небоскребами восстановить в усеченном виде исторический дворец семьи Турн-и-Таксис, в котором с 1816 по 1866 гг. заседало Федеральное собрание (Бундестаг). Политика по принципу “и то и другое” порождает такие эстетические контрасты, которые в 1920-е гг. наблюдались между пространственно разделенными центром и периферией. Теперь же позднесредневековый жилой дом, барочный городской дворец и небоскребы стоят вплотную друг к другу.

В том, что во Франкфурте возможно почти всё, одни видят свидетельство дисгармонии, беспорядка и нерешительности, другие же – проявление “либеральности” и “толерантности” Франкфурта. Но можно интерпретировать это и как результат лавирования политических властей между различными интересами жителей. Такое лавирование необходимо, потому что во Франкфурте нет связующих все население единых уз, благодаря которым в демократическом городе можно снимать некоторые противоречия и превращать их в общий интерес и в консенсус. Политика по принципу “и то и другое” не только приводит к тому, что можно увидеть рядом несовместимые вещи. Она еще и задает атмосферу, и порождает особое, наэлектризованное ощущение жизни, которое в центральных точках города характеризуется такими противоречиями, которые на короткое время вызывают напряжение и не оставляют наблюдателя равнодушным. Но при этом едва ли возникает то, что видео-художник Билл Виола называет “образами, обладающими способностью к выживанию”. Такие образы “питают тело и душу в течение столетий или даже тысячелетий […]. После того, как мы их поглощаем, эти образы надолго остаются внутри нас, тихо и незримо, но при этом они влияют на нас так, что мы этого не замечаем” (Viola 2004: 265).

Старое и новое во Франкфурте нивелируют эффект друг друга. В этом есть определенный вызов, но это не успокаивает. Облик города здесь не способен сыграть ту роль, которую ему удается играть в Гамбурге благодаря Альстеру и Эльбе, т. е. демонстрировать одновременно и мир труда, и другой мир – освобождающий от будничных дел, просторный и представительный. Этот другой мир люди во Франкфурте ищут и находят у себя возле дома – в жилых районах и за городом, в небольших городах и деревнях. Этих людей не хватает в центре по вечерам и по ночам, они не обогащают городскую жизнь.

Разница между дневной и ночной численностью населения во Франкфурте огромна; на ярмарку и в аэропорт люди приезжают ненадолго и тут же снова уезжают; в город каждый год переселяются около 45000 новых жителей и 45000 его покидают; коренные франкфуртцы составляют всего 35 % населения: в таких условиях трудно сложиться новым традициям и такому самопониманию, которое бы заставляло людей гордиться своим городом. Дело не только в том, что основной характеристикой Франкфурта и одной из важных составляющих его процветания является мобильность, но и в том, что по мере складывания все более негативного имиджа банков представление города о самом себе все больше связывается с экономическим успехом как таковым.