Читать книгу "Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. 1941-1945 - Алексей Тимофеев"

Еще одной общей чертой офицеров и солдат Третьего Украинского фронта, вступивших на землю Сербии, была их общая неизмеримая усталость в результате тяжелейшей физической и психической нагрузки. Слабое сопротивление румынской армии и мгновенная капитуляция болгарской армии не спасали от многочасовых (около 12 часов в сутки) пеших маршей, которые для защиты от возможного нападения авиации противника приходилось совершать по ночам. Эта тяжелая нагрузка сочеталась с гнетом ответственности, если речь шла об офицерах. Для некоторых это бремя оказывалось непосильным. Например, командир 703-го стрелкового полка 233-й дивизии Дмитрий Тимофеевич Нестерук получил от командира дивизии несколько замечаний вследствие неподобающего поведения отдельных солдат его полка во время марша через Румынию. Подавленный физической и психической усталостью, молодой офицер, которому был всего двадцать один год, выстрелил себе в висок на обочине дороги, где его труп обнаружили солдаты подразделения, двигавшегося за его полком[972]. Большинство солдат стойко переносили тяжелейшие физические и психические перегрузки на марше, но усталость порой превозмогала их силы, и доходило до выражения недовольства. Возникавший ропот тут же фиксировали парторги частей, оповещавшие вышестоящее начальство. Рядовой 572-го стрелкового полка Иван Наконечный, 21 года от роду, сказал товарищам: «Нас гонят вперед, как скотину… ночью… не дают нам выспаться или покурить, идем по пыли, грязные, едим на ходу, села проходим по ночам…» Рядовой 703-го стрелкового полка Григорий Жужуера заметил: «Все идем и идем. Не дают нам отдохнуть, как надо. А командиры не разрешают без разрешения выходить из колонны. Когда же этому будет конец?»[973]Физическая и психическая нагрузка была невероятной — например, от своего первого до последнего боя (28 февраля 1942 г. — 28 февраля 1945 г.) 431-й стрелковый полк прошагал свыше 7000 км, от пригородов Москвы до центра Будапешта![974]И если расстояние можно измерить километрами, то чем измерить состояние глубочайшего стресса, в котором находились солдаты в ходе постоянных боев, теряя товарищей, под постоянной угрозой гибели или увечья?…

Слово «голод» советские солдаты начали забывать лишь в 1943–1944 гг.[975]. Но и тогда их питание было трудно представить без трофейных и изъятых у населения продуктов. Вот, например, что входило в официальный рацион танкиста 4-го гвардейского механизированного корпуса генерала Жданова. В течение недели в сентябре 1944 г. бойцы получали: «Завтрак — манная каша, обед — борщ с мясом, ужин — чай; завтрак — пшенная каша, обед — суп фасолевый с мясом и манная каша, ужин — чай; завтрак — каша, концентрат пшеничный, обед — борщ, ужин — чай; завтрак — каша пшенная, обед — борщ и галушки с мясом, ужин — чай; завтрак — пшенная каша, обед — суп пшенный, ужин — чай». Количество супа — 1000–1105 г, вес второго (если оно было в меню) — 300–329 г. Калорийная ценность завтрака — 1298 ккал; обеда — 1422 ккал; ужина (за счет хлеба) — 500 ккал. При этом ужин часто отсутствовал[976]. Для сравнения отметим, что, по современным рекомендациям Министерства здравоохранения РФ, мужчины в возрасте от 18 до 29 лет, которые занимаются легким физическим трудом, должны потреблять в день 2800 ккал. Чуть меньше этого по нормативам должен был получать на кухне гвардеец из корпуса генерала Жданова, находившегося на острие удара Третьего Украинского фронта на Балканах. Но норматив этот не всегда соблюдали, что становилось ясным в результате проверок санитарной службы корпуса, которые фиксировали следующее положение дел с питанием бойцов: «качество приготовления пищи низкое, безвкусное и без должного количества витаминизирующих веществ… Несмотря на отсутствие претензий со стороны личного состава — плохое и недостаточное питание… калорийность пищи недостаточная, вкусовые качества желают много лучшего… Первое блюдо имеет большой вес за счет воды, но не продуктов, в результате чего теряются его вкусовые качества… Кухни находятся на участках, загрязненных отбросами и мусором…. Машина грязная, котел немытый… Единственная точность и порядок — при выдаче продуктов со склада». На вопросы комиссии о качестве еды жалоб и претензий не поступало, и лишь одиночки на вопрос, хватает ли обеда, заявляли прямо: «Этой баланды хватит»[977]. Среди лиц, недовольных не качеством, а количеством получаемого официально пайка, встречались не только красноармейцы, но и офицеры[978].

Проблемы были и в обеспечении бойцов одеждой и обувью. Как известно, Красная армия смогла полностью одеть всех военнослужащих в табельную форму лишь в 1926 г.[979] После 1941 г. вследствие потерь складов, индустриальных мощностей и сырьевой базы в изготовлении формы вновь стали возникать перебои. Доходило даже до нехватки звездочек для рядового состава. Во фронтовых частях форма носила следы починок, холодных ночей у костра, на одежде имелись дырки и пятна неизвестного происхождения. И опять на помощь приходили военные трофеи. Массово использовались немецкие ремни, сапоги, шинели. В вопросе об обмундировании речь шла не только о дефиците или понятных трудностях со снабжением в военно-полевых условиях, но и о своеобразном равнодушии к личному имуществу, вследствие постоянной реальной угрозы самой жизни человека, непредсказуемой опасности, подстерегавшей бойцов на каждом шагу[980].

Эти общие для РККА явления присутствовали и в советских частях, которые пришли на Балканы. Обилие трофейной одежды вместо униформы, нехватка обуви, нижнего белья, подсумков и ранцев, вследствие чего боеприпасы приходилось носить в карманах, были проблемой 233-й стрелковой дивизии и на Украине, и в Молдавии, и на Балканах[981]. Начальник штаба 52-й стрелковой дивизии отмечал, что «офицерский состав не приветствует старших начальников, внешний вид не удовлетворительный… большинство офицерского состава без поясных ремней, головные уборы разнообразные, вплоть до сеток, воротники расстегнуты, офицеры не бриты… Командиры подразделений и частей совсем не уделяют внимания внешнему воинскому виду и воинской дисциплине, первыми нарушителями воинской дисциплины являются офицеры», и настаивал на том, что хотя бы офицеры (!) должны обязательно носить форменные звездочки, ремни и погоны. Отдельные бойцы носили винтовки не на брезентовом ремне, а на веревке или даже… телефонном кабеле. В ноябре 1944 г. командир 52-й дивизии генерал Миляев констатировал, что ситуация не изменилась: вместо ушанки его подчиненные носили кубанки, папахи неустановленной формы, немецкое обмундирование — «все можно найти на офицере и бойце дивизии»! При этом офицерский состав дивизии не преследовал нарушителей среди подчиненных и сам нарушал форму одежды[982]. В РККА служило и определенное число женщин, для которых проблема с обмундированием была еще острее. И без того неженственная форма была мешковатой и малоудобной. Оценивая внешний вид служащих в РККА лиц женского пола, генерал Жданов пришел к выводу, что они «плохо одеты, обувь не пригнана к ноге, большая часть девушек не имеет для смены гражданского платья и туфель, а также не имеет предметов туалета»[983].