Читать книгу "Яков Блюмкин. Ошибка резидента - Евгений Матонин"

Подготовка экспедиции в Шамбалу тоже, судя по всему, имела место. Почему она была отменена — действительно ли из-за склок внутри советской бюрократии или по каким-то другим причинам — вопрос уже другой.

Но какое отношение к этой истории имеет Блюмкин?

В протоколах его фамилия ни разу не упоминается. Как уже говорилось, Олег Шишкин считает, что Блюмкин — это некто Владимиров, о котором Барченко действительно говорит. Но почему Шишкин так решил?

Владимиров вместе с другими чекистами, Отто, Риксом и Шварцем, познакомился с Барченко в Петрограде в 1918 году. Знакомство произошло так: Барченко вызвали в ЧК на допрос, а там вышеозначенные чекисты вдруг заинтересовались его исследованиями и попросили разрешения посещать его лекции. Скорее всего, это было сделано исходя из «оперативных целей».

Как писал сам Блюмкин, он в это самое время скрывался в Гатчине, рядом с Петроградом. Шишкин же прозрачно намекает на то, что Блюмкин совершил покушение на Мирбаха по указанию Дзержинского (а возможно, и Ленина) и что на самом деле после этого он вовсе не скрывался, а был направлен Дзержинским на работу в Петроградскую ЧК под фамилией Владимиров. Отсюда вывод — именно Блюмкин установил связь с Барченко.

В общем, получается довольно интригующая история. Если бы не одно «но». Константин Константинович Владимиров — это реально существовавший человек, который никакого отношения к Якову Блюмкину никогда не имел. Хотя не менее загадочная и любопытная личность, чем наш герой. Его биография стоит того, чтобы сказать о ней несколько слов. А заодно и показать, что Блюмкин — это не Владимиров.

Константин Владимиров родился в 1883 году в Пернове (современный эстонский город Пярну). В 17 лет уехал в Петербург. Хотел изучать медицину, но по каким-то причинам это ему не удалось, и он служил в конторах различных предприятий и обществ. Пробовал заниматься живописью и писать стихи. Но известности достиг совсем в другой области — в графологии.

Владимиров утверждал, что по почерку он определял не только характер его обладателя, но и мог предсказывать его будущее. Он также увлекался астрологией, йогой, магизмом и прочими модными в начале XX века вещами. Затем пришла очередь телепатии, гипноза, ясновидения. В определенных кругах он приобрел немалую известность.

Владимиров собрал большую коллекцию автографов. Как отмечает историк Александр Андреев в книге «Время Шамбалы», круг его петербургских знакомых был необычайно широк и включал в себя немало представителей литературно-художественного мира. Начинающий поэт Сергей Есенин, например, в письме благодарил Владимирова за верную характеристику его творчества — «в период моего духовного преломления». А вот записка от художника Александра Бенуа:

«Дорогой Константин Константинович. Простите, что так задержал Ваши книги — уж очень тяжело расставаться с ними. И примите мою самую глубокую душевную благодарность за предоставленную мне возможность — почерпать из таких источников! Очень хотел бы повидать Вас — и боюсь отнять у Вас драгоценное время.

Искренне уважающий Вас, А. Бенуа».

В 1916 году в заметке «Что такое графология?», опубликованной в журнале «Дамский мир», Владимиров писал:

«Почерк — это фотография душевных волнений, это кинематографическая лента всех переживаний в известный срок.

Изучив почерки всех национальностей, я впервые являюсь пионером в области исследования индивидуальных и интеллектуальных особенностей почерка. Для моей графологии нет тайны. Только по одному почерку я могу констатировать, в каком состоянии субъект писал письмо, его темперамент, температуру, болезни и физиологические страдания… я могу описать его национальность, пол, характер, талант, способности, нравственные устои и облик, недостатки, привычки, аномалии и дефекты физической натуры, рост, походку, лета, цвет волос, глаз, кожи и т. п. ».

Революция круто изменила его жизнь. Холод, голод, а может быть, и страх за себя и свою семью заставили его устроиться на работу следователем в Петроградскую ЧК, на Гороховую улицу, 2.

Он, в частности, вел дело двух английских офицеров — Гарольда Рейнера и Джефри Гарри Тернера, обвинявшихся «в заговоре и в покушении» на Урицкого, председателя Петроградской ЧК, между мартом и августом 1918 года. Оба были приговорены к расстрелу, хотя Тернер «успел» до этого умереть от тифа в тюремной больнице.

Тогда с Владимировым произошел случай, сыгравший в его жизни поистине роковую роль. Однажды к нему в ЧК пришла супруга Тернера, эстонка Фрида Лесман, чтобы узнать о судьбе мужа. Позднее еще раз встретились на улице. В общем, получилось так, что у них возник роман. Он продолжался до тех пор, пока в апреле 1919 года Лесман не сбежала в Финляндию. Этот роман ему еще припомнят…

Позже Владимиров рассказывал следователю ОГПУ: «Работал на Гороховой, 2, до февраля 1919-го. С Гороховой, 2, меня уволили. Точно причин моего увольнения я не знаю… В сентябре 1919-го я вновь поступил в ЧК на Гороховую, 2, где занимал должность полит, уполномоченного. Прослужил там до конца 1920 г. и был уволен из-за личной неприязни тов. Комарова, тогдашнего председателя ЧК».

Владимиров и Барченко познакомились в 1918 году. Идея экспедиции в Тибет, видимо, вдохновила графолога. По предположению Александра Андреева, в мае 1920 года он, возможно, возил проект Барченко в Москву — в ВЧК. Но если так, то тогда этой идеей не особо заинтересовались «наверху».

О втором появлении Владимирова у Барченко известно из показаний последнего — это произошло в конце 1924 года. Ученый рассказал ему и его друзьям-чекистам Риксу, Отто и Шварцу о том, что хотел бы посвятить в свою идею советское руководство. Тогда в разговоре и возникла кандидатура Глеба Бокия. Владимиров повез письмо Барченко к Дзержинскому, а заодно встретился с Бокием. Тем временем в Ленинград по личному указанию «железного Феликса» для встречи с Барченко прибыл Яков Агранов.

Вскоре из Москвы вернулся Владимиров и сообщил Барченко, что ему нужно поехать в Москву для доклада своего проекта руководству ОГПУ. Владимиров и Барченко затем отправились в столицу вместе.

Далее история с подготовкой экспедиции развивалась примерно так же, как это описано у Олега Шишкина. Возглавлять ее должен был Барченко, с ним собирался поехать и Владимиров. Александр Андреев в книге «Время Шамбалы», впрочем, сообщает, что в экспедицию еще назначили политкомиссара, и это действительно был Блюмкин. «Одиозная личность бывшего левого эсера-террориста — убийцы германского посла графа В. Мирбаха, однако, встретила решительный отпор со стороны А. В. Барченко, — пишет Андреев. — Такому человеку, как Блюмкин, не могло быть места среди участников его отряда, отправлявшегося в святую землю Шамбалы».

Книга доктора исторических наук Андреева написана весьма фундаментально и содержит ссылки на многочисленные источники. Однако в данном случае ссылку на источник о назначении Блюмкина в экспедицию Барченко автор, к сожалению, не привел. Но если даже и назначили, то назначение осталось лишь на бумаге. Как известно, проект Барченко вскоре потерпел крах.