Читать книгу "Теория шести рукопожатий - Крэйг Браун"

– Увы, нет.

– Я думала, девочкам… понимаете, они большую часть войны сидели взаперти в Виндзорском замке, и я не была уверена, что они получают хорошее образование, а тут милые Сэши[239] и Осберт сказали, что организуют для нас поэтический вечер. Такой был конфуз. Осберт выступал чудесно, вы понимаете, и Эдит, конечно, тоже, но потом вышел этот меланхоличный человек в костюме и стал читать поэму… Кажется, она называлась «Пустыня». И сначала девочки стали хихикать, потом и я, а потом даже сам король.

– «Пустыня», мэм? – спрашивает Уилсон. – А вы уверены, что не «Бесплодная земля»?

– Именно так. Боюсь, мы все тихонько смеялись. Такой унылый человек, похожий на работника банка, мы ни слова не поняли.

– По-моему, он действительно одно время работал в банке.

После Элиота на сцену выходит Уолтер де ла Мар, но он слишком невысок, чтобы дотянуться до кафедры. Затем выходит Уолтер Тернер, но его выступление сильно превышает оговоренные шесть минут, и его прерывает кто-то из поэтов. Потом антракт; королева неформально общается с поэтами в фойе. Однако в зале в это время происходит одна неприятность.

Дороти Уэллсли, с которой всегда возникали проблемы, выпила лишнего и теперь бузит. Несколько раньше она сообщила Осберту Ситуэллу, что слишком пьяна, чтобы выходить на сцену, но теперь передумала и твердо намерена выступать экспромтом. Беатрис Лилли, женщина бойкая, отложила программки и старается удержать ее, скрутив приемом джиу-джитсу. Стивен Спендер бросается к Лилли и пытается унять шальную поэтессу. Гарольд Никольсон приходит на помощь; Уэллсли незамедлительно шарахает его тростью, принимая по ошибке за Осберта Ситуэлла. В конце концов критик Рэймонд Мортимер выманивает ее из здания театра на Бонд-стрит, где, по словам Эдит Ситуэлл, она садится на бордюр, бьет тростью по тротуару и поливает «ужасной бранью a) королеву, и б) меня».

В следующие месяцы вечер становится излюбленной темой разговоров у королевского семейства, если нужно сломать лед. Они всегда любили находить что-то веселое в неловких ситуациях. Вскоре Рекс Уистлер приезжает погостить в Сандрингемском дворце, и королева Елизавета рассказывает ему об «этой фантастической поэтической оргии» и смеется без остановки.

ЕЛИЗАВЕТА, КОРОЛЕВА-МАТЬ разговаривает о кухнях с ГЕРЦОГИНЕЙ ВИНДЗОРСКОЙ

Виндзорский замок

5 июня 1972 года

Они встречались, пожалуй, полдюжины раз за последние тридцать пять лет и никогда не ладили. Кое-кто подозревает, что неловкость между ними переросла в нечто более похожее на ненависть.

Гувернантка маленьких принцесс Мэрион Кроуфорд находится с ними в Роял-Лодж в апреле 1936 года, когда новый король и его американская подруга миссис Симпсон приезжают туда с визитом. Она находит миссис Симпсон командиршей и бестактной личностью: «Помню, как она потянула его [короля] к окну и сказала, что надо пересадить несколько деревьев, а часть холма снести, чтобы вид из окна был лучше». Это совсем не нравится тогдашним герцогу и герцогине Йоркским, потому что герцог сам участвовал в обустройстве ландшафта. «Атмосфера была малоприятная», – заключает мисс Кроуфорд[240].

Позднее в том же году, когда Йорки приезжают на ужин в Балморал, миссис Симпсон протягивает руку Елизавете, но та проходит мимо, отрывисто бросив:

– Я приехала ужинать с королем.

Ужин никому не доставляет удовольствия, и Йорки уезжают первыми.

В течение следующих десятилетий отношения между парами только ухудшаются. В 1938 году, когда герцог и герцогиня Виндзорские, как их теперь зовут, планируют тур по Америке, король Георг VI твердо намерен запретить принимать их в британском посольстве, а новая королева даже еще более непоколебима. «Когда в речах мужчин звучало возмущение, в ее словах звучали искренне выраженные и глубоко прочувствованные мука и страдание… Вся ее душа была истерзана тем, через что они с королем были вынуждены пройти», – вспоминает британский посол. Виндзоры так и не совершают запланированной поездки.

Через год герцога Виндзорского не приглашают на освящение гробницы его собственного отца, хотя он лично оплатил половину суммы. Когда он читает о церемонии в газетах, где ни словом не говорится о его участии в расходах, его негодованию нет предела. «Мне очень жаль, что именно это священное событие раскрыло столь много тягостного и уничтожило последние остатки родственной привязанности, которые я еще питал ко всем вам», – пишет он матери.

Вендетта не утихает: в том же году Виндзоры приезжают в Англию, но их не приглашают во дворец. «Я приняла меры предосторожности и послала ей письмо перед их приездом, что, к сожалению, я не могу их принять, – говорит королева Елизавета. – Я посчитала, что будет честнее сразу сказать прямо. Поэтому она держалась от нас подальше, и никто ее не видел. Какое наказание для семьи подобные отщепенцы!» В 1940 году Елизавета пытается не допустить назначения герцога Виндзорского губернатором Багамских островов, аргументируя это тем, что на герцогиню «смотрят как на низшую из нижайших»[241].

Женщины не встречаются целую четверть века. За это время ни у одной из них не смягчается сердце. Герцогиня поминает Элизабет как «жирную шотландскую кухарку», «коротышку» или просто «булку». Джеймс Поуп-Хеннесси замечает, что «она приберегала специальную гримасу, чтобы говорить о королеве-матери, видеть которую было очень неприятно, и это казалось мне сродни помешательству». Королева-мать более сдержанна, но не менее страстна в своей неприязни. Если когда-нибудь запрещенная тема всплывает в разговоре, она зовет герцогиню Виндзорскую не иначе как «эта женщина»[242].