Читать книгу "Тамбовский волк - Виктор Юнак"

Конференция обращается к товарищам красноармейцам, как к честным детям трудового народа, с просьбой: поскорее очистить Тамбовскую губернию от шаек социалистов-революционеров и бандитов, действовать в борьбе с ними твёрдо и беспощадно. Именем всего честного беспартийного трудового крестьянства конференция обещает товарищам красноармейцам в этой борьбе полное содействие и поддержку.

Конференция обращает внимание уездного исполнительного комитета, что до сих пор связь уисполкома с волостями была очень слабой, вследствие чего подчас преступные элементы ускользали от рук рабоче-крестьянского правосудия и, с другой стороны, честный труженик-крестьянин не получал своевременно необходимой поддержки и помощи.

Конференция обращает внимание, что уездный исполком должен озаботиться установлением самой тесной товарищеской связи с крестьянскими низами, самого внимательного отношения ко всем запросам и заявлениям крестьянина.

Конференция обращается с горячим призывом ко всем честным крестьянам: "Мы внимательно и всесторонне, без всякого принуждения и стеснения обсудили все наши наболевшие вопросы и говорим прямо и открыто — крестьянству не нужно никакой другой власти, кроме Советской".

Итак, товарищи крестьяне и крестьянки — к миру, к труду и весеннему севу, в общей, дружной работе на пользу рабоче-крестьянского Советского государства, на пользу всех трудящихся!".

— Я так думаю, мужики, нам бы с энтой резолюцией прямо в Москву ехать нужно, к товарищу Ленину, — предложил один из делегатов конференции, Авдей Кобылин.

— Так тебя туды и пустют. В Москву. Да ишо к самому Ленину, — возразил другой.

— А и пустют, — заупрямился Кобылин. — А хош, и тебя с собой возьму.

Ленину важно было знать обстановку на Тамбовщине после всех предпринятых чрезвычайных мер. Но кто может лучше поведать об этом, если не тамошние жители? Причём, не руководство губернии, не совслужащие, не партийные товарищи, а люди, что называется, от сохи, самые что ни на есть мужики. Он всегда после прихода к власти любил встречаться с ними. Помимо свежей, не цензурированной информации, он ещё впитывал в себя и их энергию, их здоровый интерес к жизни и подслушивал их идеи, нередко невзначай вылетавшие из их уст — мужики сами этого не понимали, говорили о наболевшем, а вождь, таким образом, имел возможность их идеи выдавать за свои мысли. И, в общем-то, в этом не было ничего плохого: истинный лидер государства на то и лидер, чтобы брать все лучшие идеи у народа и воплощать их в жизнь в целом государстве.

Поэтому, когда Владимиру Ильичу доложили, что в приёмной его дожидаются ходоки-крестьяне из Тамбовской губернии резолюцию которых он только что внимательно прочитал, он приказал немедленно пропустить их к нему. Ведь именно Тамбовщина сейчас, после фактического окончания гражданской войны, была одной из самых кровоточащих ран на теле многострадальной России. И именно в Тамбовщине Ленин впервые провёл эксперимент по замене продразвёрстки продналогом — если эксперимент окажется удачным, его можно распространить на всю страну. Ходоков к Ленину подбирали с умыслом — всего шесть человек, по два кулака, середняка и бедняка.

Было 14 февраля 1921 года.

Ленин поздоровался с каждым, пожал руки и пригласил сесть. Затем, без всяких вступлений попросил:

— Крестьяне-тамбовцы, дорогие товарищи, объясните, какое у вас неудовольствие, и что такое банда Антонова и что она делает?

— Так ить, дорогой ты наш Владимир Ильич, как получается? — первым взял слово крестьянин лет пятидесяти, Бочаров. — Банда грабит советские хозяйства и потребиловки, и частных граждан, у крестьян отымает скот, лошадей, сбрую, фураж. А посля приходят красные, и тоже обижают крестьян.

Ленин поначалу слушал молча жалобы и рассказы мужиков о житье-бытье, о тяжёлой судьбе, о поборах и коммунистов, и антоновцев, об экспроприациях и мобилизациях, всё это аккуратно записывая.

— Так ещё же наложили непосильную продразвёрстку, — продолжал Бочаров.

— А в 1918 и девятнадцатом годах вы без скандала выполнили развёрстку? — поинтересовался Ленин.

— Без скандала. Но только в этом году был сильный неурожай и развёрстку выполнить было невозможно, а агенты продорганов не считались ни с чем, требовали и брали, а власти не обращали внимания.

— Вот и ломаем мы себе мужичьи головы, — заключил один из ходоков, длиннобородый с сильной проседью коренастый мужик. — Кому верить? Советска власть дерёт нещадно мужика, Антонов также дерёт. И оба говорят, что ради нас же, мужиков, они то и делают. Разъясни хоть ты, Ильич, коли сможешь. Говорят, ты многим умные советы даёшь.

Ленин отнёсся к этим словам довольно серьёзно. Он сидел в кресле за столом, поддерживая голову одной рукой, другая лежала на столе, рядом с бумагой и карандашом.

— Вас как зовут, батенька? — обратился он к спрашивавшему его мужику.

— Авдей, Андреев сын. По прозвищу Кобылин.

— Так вот, Авдей Андреевич. Очень правильно вы поставили свои вопросы, — Ленин откинулся на спинку кресла и пытался одновременно охватить взглядом всех шестерых мужиков. — И то, что вы мне рассказали — архиважная информация для меня. Я хочу, чтобы вы поняли меня правильно. Были перегибы у Советской власти, есть и присосавшаяся к нам контрреволюция, которая и мутит омут в чистой воде. Но мы с этим боремся. Вот сейчас заменили продразвёрстку натуральным налогом. Хотим посмотреть, легче ли станет от этого крестьянину. Как вы считаете, легче вам стало или нет?

— Да пока ещё не понять, — ответил один из мужиков. — Урожая-то нет. Озимых-то. Стало быть, и брать с нас пока особо нечего.

— Вы правы, но я всё же хочу объяснить вам нашу нынешнюю позицию. Да, на почве усталости и истощения рождается известное настроение, а иногда и отчаяние. Но крестьянство должно было спасти государство, пойти на развёрстку без вознаграждения, но оно уже не может выдерживать такого напряжения, и потому в нём растерянность духа, колебания, шатания, и это учитывает наш с вами враг-капиталист, который говорит: лишь бы колебнуть, шатнуть, а потом уже покатится... Вот что значит один из последних и решительных боев, который мы ведём в Тамбовской губернии, потому что эту мелкобуржуазно-анархическую стихию мы пока не победили и от победы над нею сейчас зависит судьба революции.

— Агенты продотрядов, — заговорил другой мужик, такой же бородатый середняк, — не считаясь ни с чем, требовали и брали, а власти не обращали внимания. И ещё очень обидно, что, бывает, берут картошку, мы её свезём, где картошка гниёт, и нас же опять заставляют очищать это место.

Ленин взял, записал: "Сгноили картошку. Берут. Гноят", — затем ответил:

— А вы выбирайте в Советы самых лучших и добросовестных людей, которые могли бы защищать интересы честных земледельцев.

Ленин сделал паузу, посмотрев на ходоков: понятны ли тем его слова. Мужики слушали внимательно и молча, изредка переглядываясь друг с другом. Ленин подумал, что, возможно, они хотят по ходу его о чём-то спросить, потому и замолчал.