Читать книгу "Проклятая реликвия - Майкл Джекс"

— Да, теперь у меня есть репутация, — сказал он, — но и меня может завтра поразить болезнь. Никто не знает своего будущего. И я буду несчастлив, зная, что после моей смерти несовершенную пьесу о сумасшедшем императоре могут восстановить, поставить в театре, и над ней будут смеяться — по совершенно неверной причине. Это посредственная работа, я уже сказал. Вам бы понравилось, если бы вас запомнили по ранним, незрелым попыткам играть на сцене?

— Нет, не понравилось бы…

Я хотел сказать, что нельзя сравнивать неприметного актера и самого знаменитого драматурга Лондона, но промолчал, немного удивленный и одновременно тронутый тем, что даже такой выдающийся человек, как Шекспир, тревожится о своей посмертной репутации. До недавнего времени он казался довольно равнодушным к таким вещам, если верить заявлениям вроде: «Пусть разбираются в этом после нашей смерти». Может быть, сменить мотив его заставил возраст?

Мы дошли до «Козла и Мартышки». С увлечением слушая Шекспира, я почти забыл о своей жажде, но не совсем. Мы остановились у двери в пивную.

— Я не могу пойти к мистеру Улиссу сам, — признался Шекспир. — Мы слишком хорошо друг друга знаем, жирный Хетч и я. Скорее всего, он откажется продать мне рукопись просто из вредности.

— Но грязные страницы ваши, — возразил я. — Вы никогда их не продавали, просто потеряли.

— Очень трудно доказать право собственности на пьесу, — сказал Шекспир. — Он скажет, что приобрел ее честно, и, насколько я его знаю, так оно и есть. Возможно, купил у домовладельца.

— А почему бы не послать одного из пайщиков? — спросил я, безотчетно не желая браться за это дело.

— Он узнает любого из моих приятелей. Он знаком с миром театра.

— Но не узнает неприметного актера?

— Неприметного? Не надо так говорить. Горечь — не ваш репертуар, Ник, потому что вы хороший актер. Когда-нибудь, вероятно, станете прекрасным актером.

— Тогда почему я? Почему вы просите меня выкупить вашу старую пьесу?

— Потому что вы человек откровенный. Никому и в голову не придет подозревать вас в двойной игре.

Другого человека можно было подозревать в лести, но с Шекспиром я этого делать не стал. Наоборот, постаравшись скрыть улыбку в ярком солнечном свете раннего вечера, я, прежде чем успел осознать это, согласился отправиться на следующее утро на ярмарку святого Варфоломея, найти там Улисса Хетча и выкупить грязные страницы пьесы под названием «Домициан», если она у него. Шекспир разрешил мне заплатить за рукопись до пяти фунтов.

Это была высокая цена, и если меня спросят, мне придется прикинуться представителем компании, конкурирующей с Королевской труппой — скажем, одним из людей Хенлоу — заинтересованным в обладании ранней работой начинающего Шекспира.

Вот так и получилось, что этим прекрасным утром я оказался на ярмарке святого Варфоломея вместе с Джеком Уилсоном и Абелем Глэйзом. Я встретил своих друзей в «Козле и Мартышке» и в общих чертах обрисовал просьбу Шекспира. Я сделал это без колебаний, потому что Шекспир сам предложил мне взять с собой кого-нибудь для компании, чтобы придать всему предприятию «колорита», как он выразился. Он не дал мне никаких указаний о том, как я должен заполучить грязные страницы «Домициана», положившись на мои «прозорливость» и «здравый смысл». Вероятно, он все-таки был льстецом.

Наша троица пробиралась сквозь толпу, между кондитерами и барышниками, цирюльниками и булавочниками. Вдруг Абель сказал:

— Это не Том ли Гейли?

Впереди через дорожку шел субъект с взъерошенными черными волосами. Он, безусловно, походил на Гейли, который действовал, как неофициальный агент Филипа Хенслоу, владельца и покровителя театров, медвежьих ям и много чего еще. Я знал Тома Гейли и не доверял ему. Его длинные, мягкие волосы напоминали овечью шкуру, под которой прятался волк. Интересно, что он делает на ярмарке святого Варфоломея? Уж не охотится ли тоже на грязные страницы «Домициана»?

Мы вышли на сравнительно спокойный участок ярмарки, отведенный для торговцев книгами, брошюрами и напечатанными балладами. Нашу цель мы нашли быстро. Среди киосков и палаток, чуть сбоку, стояла аккуратная палатка в желтую и белую полоску с откинутыми полотнищами. С перекладины над столом, заваленным листами бумаги и невзрачными книгами свешивалась вывеска с надписью «Улисс Хетч, издатель». Многие книготорговцы являются одновременно издателями и предпочитают рекламировать себя именно в этом качестве. У входа в палатку никого не было видно.

Мы, как любые случайные посетители, лениво рассматривали товары нашего мистера Хетча. Я заглянул в палатку, но после солнца трудно было что-нибудь разглядеть, а перед входом висело что-то вроде занавески. Она колыхнулась, и у меня возникло чувство, что за мной наблюдают, может, через дырку или специальный глазок.

Внутри слышались неразборчивые голоса, стало быть, палатка обитаема.

— Похоже, этот книготорговец специализируется на ловле кроликов и распознавании воров, — сказал Абель Глэйз, беря в руки несколько брошюр с заголовками вроде «Как распознать игру в кости» или «Известное разоблачение мошенничества». Последнюю украшал рисунок кролика с игральной картой в каждой лапе.

— Не совсем, — отозвался Джек Уилсон, указывая на стопку брошюр. Верхняя называлась «Кратчайший путь на небеса».

— Это больше подходит Нику, а?

Джеку нравилось делать вид, что я, будучи сыном приходского священника, должен быть крайне благочестивым. Не обращая на него внимания, я взял томик, который узнал. Пьесу написал драматург, которого я когда-то знал, человек по имени Ричард Милдфорд, и называлась она «Больной мир». Случилось так, что пьесу эту опубликовали и поставили посмертно. Я ее хорошо знал, потому что играл в ней роль Виндиса-мстителя. Теперь эта книга, опубликованная года три-четыре назад, лежала тут, под летним солнцем, заброшенная и пыльная. У меня уже был экземпляр, иначе я бы купил ее в память о Милдфорде. Я покачал книгу на ладони. Кто еще вспомнит его через несколько лет? Но не успел я впасть в печальные размышления о памяти и репутации (о которой так беспокоился Уильям Шекспир), как мое внимание привлекло отчетливое колыхание занавески перед входом в палатку.

Из тени вышел человек. Я ожидал, что это будет Улисс Хетч, хозяин, издатель и книготорговец. Я никогда не видел его раньше и ничего о нем не знал, кроме того, что когда-то он поссорился с Шекспиром и был жирным. Но тип, вышедший из палатки, оказался невысоким и худым. И тут я его узнал. Абель и Джек тоже. Это был щипач, или вор-карманник, стоявший рядом с Беном Соловьем, исполнителем баллад. Питер Перкин так и не снял свою невзрачную шляпу с прилипшими к ней соломинками. Он мельком глянул на нас, едва заметно склонил голову, обошел стол и скрылся в толпе.

Меня эта встреча поразила. Что он делал в палатке книготорговца? Когда мы в последний раз видели этого джентльмена, он преследовал парочку самых преуспевающих на вид слушателей Соловья. Конечно, к этому времени он наверняка набил карманы ворованными вещами (щипачи бывают такими же быстрыми, как молнии), но он должен находиться возле певца, высматривая новые жертвы. Мы с Абелем и Джеком вопросительно переглядывались. Я положил на место томик, который держал в руках.