Читать книгу "Тайна моего отражения - Татьяна Гармаш-Роффе"

Наш десерт уже прибыл, и Колесникова, не прерывая своего повествования, аккуратно прихватывала длинной ложечкой мороженое из стеклянного кубка.

– Тогда, Оля, не было этой всякой техники – ультразвук и прочее. Тогда на глазок угадывали. Вот Лена мне и говорит: «Демченко считает, что девочка будет». Ага, думаю, делишки, значит, главврач проворачивает. Ну, врач-то она опытный, глаз алмаз, если сказала – девочка, значит, на девяносто девять процентов можно верить. «Да ты не волнуйся, – уговаривает меня Лена, – пока твоя мамаша прочухается, мы уже тебе ребеночка привезем! Главное, чтобы ты так устроила, чтобы одной быть на родах. Посторонние нам не нужны». – «Не бойся, это я организую. Лучше вот скажи, что я с этого иметь буду в благодарность? «Спасибо» от Демченко?» – «Пять тысяч».

Рублей, конечно. Это, к вашему сведению, по тем временам сумма большая была. Даже очень большая. Машину можно было купить… Я согласилась. Деньги хорошие, да и дело-то неплохое. Какая-нибудь школьница-дура, наверняка дочка какой-то шишки, залетела по глупости, и ей ребенок ни к чему, ясное дело. И теперь, видишь, надо концы в воду, чтобы уже никто и никогда не вытащил из кармана: а вот, мол, сама была ребенком и ребенка внебрачного родила! Двадцать лет назад на это не так смотрели, как сейчас… А у меня знаешь сколько мамочек было, которые убивались, глядя на мертвое дитя? Смотреть на них тошно, сама готова с ними выть. А тут кому-то такой подарочек выйдет! Так что дурного я в этом ничего не видела. Плюс деньги. Во всех отношениях хорошо, правильно?

Я сделала неопределенный жест, похожий на согласие. Попросив Колесникову подождать, я перевела Джонатану.

– Вот почему мама моя уверена, что я ее родная дочь, – добавила я. – Я знала, что она меня не обманывала! Ее саму обманули!.. Но самое интересное, Джонатан, что…

Он положил свою руку на мою:

– Давай сначала дослушаем, ладно? Обсудим потом.

– Перевела? Ну, слушай дальше…

Колесниковой явно не терпелось рассказать нам эту историю до конца – то ли тайна ее тяготила, то ли наше внимание льстило, то ли ей поговорить не с кем было на Брайтон-Бич…

– …Дело сорганизовалось без проблем. Я уже знала, что у Самариной ребенок мертвый, но ей ничего не сказала. Предупредила Лену Куркину, что двенадцатого с утречка начнем стимулировать у Самариной роды – мертвый-то сам не рождается! И ждать нельзя было – интоксикация могла начаться у роженицы. Лена мне и говорит: «У нашей крали первые схватки начинаются, так что все тип-топ, успеем»… В результате их «шишкина дочка» родила на полсуток раньше, чем твоя, Оля, мать.

Колесникова вдруг замолчала. Избегая моего взгляда, она вытащила изо рта зубочистку, внимательно посмотрела на нее – зубочистка ее вся размочалилась, и Колесникова потянулась за новой. И, только заправив острую деревянную палочку в рот, она перевела на меня взгляд, в котором обнаружилось некоторое смущение:

– «Мать»… Это я так говорю, но ты же поняла, что тебе эта женщина не мать, да?

– Не беспокойтесь, Наталья Семеновна, я это уже давно поняла.

– И как… Ты ничего, не очень расстроилась?

– Не очень. – Я ей улыбнулась ободряюще. – Я ее считаю своей мамой, чтобы там ни было. И я ее очень люблю. А та, которая от меня отказалась, меня не интересует.

– И правильно! Так, значит, эта Самарина – хорошей женщиной оказалась? Тебе хорошей матерью?

Муки совести? Глядя на мощное телосложение Колесниковой, на ее уверенный вид, на лицо, не отражающее никаких эмоций, если они вообще были, я с трудом могла предположить, что эта разбитная и деловая баба способна испытывать муки совести. Но, похоже, именно так оно и было, потому что она добавила, получив в ответ мой подтверждающий кивок:

– Вот и хорошо. Видишь, у меня чутье. Я тогда так сразу подумала: дело это хорошее…

– И вы не ошиблись, Наталья Семеновна. Мама у меня замечательная.

В ее лице промелькнуло растроганное выражение, которое ей не шло, не вязалось с ее гренадерской внешностью. Впрочем, оно тут же исчезло.

– Я про что говорила? – вернулась к теме Колесникова.

– Что я уже родилась, когда…

– Ага, вот. Ну значит, мать твоя услышала, что ее ребеночек не кричит, забеспокоилась. Я ей наплела про небольшую асфиксию, ребенка унесли, ей сказали, что девочка родилась – в тот момент я уже наверняка знала, ты уже была в дороге из роддома в роддом. А вскоре и мертвячок отправился в обратном направлении – для порядка в отчетности. А то у меня по роддому проходил бы один лишний… Понимаешь теперь, как вышло-то все?

– Понимаю. А отчего ребенок моей мамы умер?

– Не справился ее организм. Мальчонка был слабенький, маленький, как недоношенный, хотя она все девять месяцев проносила… Уж как она счастлива была, когда я ей тебя показала! Щечки у тебя были, как яблоки, глазки синие, пух на головке белый, и на плечиках – тоже пух, как персик! Ты, я смотрю, потемнела, а?

– Потемнела, – согласилась я, потрогав для верности свои крашеные волосы. – А чего же вы опасаетесь, Наталья Семеновна? Вы же толком ничего не знаете? Ни кто, ни что, какая «шишка», какая дочка – ровным счетом ничего!

– Потому, может, и жива до сих пор… А Лены Куркиной нету больше. Машина ее, понимаешь, сбила… Сбить-то сбила, да вот какая машина? Чья машина? И отчего сбила Лену Куркину? Вот что интересно!

Она посмотрела на меня, словно желая убедиться, что мне тоже интересно. Мне было интересно, очень интересно, что я немедленно изобразила на своем лице и даже переспросила для верности:

– Отчего же?!

– А оттого, что жадность ее сгубила!

– ?

– Да-да, за длинным рублем Лена погналась. Я понимаю, каково ей жить было на пенсию, без доходов, без связей… Раньше ведь как: мы были уважаемыми людьми, если что достать надо, то все к нашим услугам, все могли! А сейчас? Доставать уже ничего не требуется – все есть, иди и купи, были бы только деньги. Вот тут-то и загвоздка: денег-то всего – пенсия! Не разживешься. И вот вбила она себе в голову заработать на старом секрете…

Явилась она ко мне в конце сентября. «Помнишь, – говорит, – ту историю с подмененным ребеночком?» – «Помню, – отвечаю, – а чего это ты вспоминать взялась?» – «Да так… – хитрит Лена. – А фамилию, – говорит, – той женщины, которой девочку отдали, тоже помнишь?» Я ей в ответ: «Ты чо, мать, через столько-то лет помнить? Да я ее сразу и забыла!»

А я тогда и вправду не помнила. «Колись, – говорю, – Елена, чего темнишь?» – «Да я вот думаю, можно было бы подзаработать теперь… Не можешь узнать фамилию-то?» – «Это в архивах надо смотреть, а кто же меня туда так просто пустит, я там уж семь лет как не работаю, и персонал весь сменился!» – «Ну не весь же! Кто-нибудь да остался из старых коллег, вот ты и попроси…» – «Ты смешная, о чем я просить стану? Если бы я сама перебрала карты рожениц, так я бы наткнулась и вспомнила фамилию, а так – чего я говорить буду? Найди мне всех, кто рожал в таком-то году в таком-то месяце? Я уж и не помню, какой год и месяц был…» – «Май, – говорит Лена, – семьдесят четвертого года». – «Ну слушай, не знаю я. Подумаю… А кто же это тебе заплатит? Найду я тебе, допустим, фамилию, а ты явишься к женщине: здрасте, а ребеночек-то не ваш! И думаешь, побежала она тебе платить за такую радостную новость? Лишь беду в семью принесешь! Вот только если ты к другой собираешься, к той, которая родила…» – «Тоже мысль. Еще лучше даже…» – «Ленка, ты спятила. Шантажом решила заниматься?» – «Ладно, ты не хочешь помочь? А то и сама бы заработала». – «Нет, – говорю я ей, – ты спятила, и все тут!» – «Да успокойся, я пошутила. Никуда я не пойду». – «Слава богу», – говорю… Больше меня Лена не просила, но разговор этот мне запал. Я действительно попросила знакомых, оставшихся работать в роддоме Ганди, показать мне архивы. Толком даже не знаю зачем. Нашла-таки: Самарина Вера… А Ленке я ничего не сказала. Мне эти дела не нравились. К тому же я уже оформляла отъезд в Америку, к детям, и зачем мне лишние хлопоты? Деньги мне бы, конечно, пригодились для отъезда, разве ж я возражаю, чтобы заработать! Но шантаж – это дело дурное! И опасное! Вон, как фильм какой смотришь, так всегда шантажистов убивают. То, конечно, кино… Да только через несколько дней Лена под машину попала. Мне отчего-то не по себе сделалось, мысль мелькнула, что уж не отправилась ли она и впрямь шантажировать мамашу той девочки, то есть твою мамашу, настоящую… А уж когда спустя еще пару недель я через общих знакомых услышала, что и главврач Демченко погибла, и снова несчастный случай, мне и вовсе нехорошо стало. Ну, думаю, пора мне к детям ехать! И уехала.