Читать книгу "Дуэль. Всемирная история - Ричард Хоптон"

О’Коннел закончил так:

У него есть все качества злокозненного разбойника с креста, и истинно верую, если проследить генеалогию мистера Дизраэли… окажется, что он законный наследник [того разбойника] …Я ныне прощаю мистера Дизраэли, и пусть же сей благородный господин, как прямой потомок богомерзкого бандита, закончившего карьеру подле Основателя Веры Христианской, радуется от сознания нечестивого родства сего и мерзости своего семейства{545}.

Сравнение с «разбойником на кресте» явно было излюбленной метафорой в джентльменском наборе острот О’Коннела, который не стеснялся прибегать к такого рода словам. Дизраэли, не теряя времени, написал Моргану О’Коннелу с призывом явиться и держать ответ за высказывания отца. Дизраэли мотивировал это тем, что, поскольку Морган недавно дрался с лордом Элвэнли за оскорбление в адрес того из уст отца, ему (Дизраэли) тоже должно рассчитывать на сатисфакцию от Моргана за поношения со стороны О’Коннела-старшего. Стороны договорились о дуэли, но прежде чем она состоялась, в дело успела вмешаться полиция{546}.

«Освободитель» О’Коннел высокочтимая фигура в ирландской истории, он вполне вправе разделить изрядную долю заслуг за приход католической эмансипации на землю Великобритании. Однако неразборчивость в словах, агрессивность и готовность вести политические битвы на дуэльных площадках никак не делают его достойным похвал как человека. По меньшей мере один современник, Томас Мур, тоже ирландец и тоже побывавший в роли дуэлянта в молодые годы, выражал осторожный подход к О’Коннелу. Обсуждая дуэль с другом в 1833 г. (то есть еще при жизни О’Коннела), Мур

заметил, что, наверное, самым худшим из сделанного О’Коннелом для Ирландии надо считать поданный им пример. Он привел к уходу в тень сдержанность и ограничения, которые налагает дуэльный закон на одного человека по отношению к другому и которые совершенно необходимы в такой стране, как Ирландия, еще слишком мало продвинувшейся по пути цивилизованности. Соответственно, мы видим, что манеры в обществе день ото дня становятся все хуже и хуже, а люди терпят один от другого таковые поношения, каковые любой ирландец доброй старой закалки или вообще любой джентльмен любой закалки счел бы немыслимыми{547}.

Что бы ни думал Томас Мур насчет влияния О’Коннела на нравы ирландцев, его чрезмерная воинственность немало отразилась на поведении одного из ближайших коллег по законодательному собранию, Э.С. Рутвена, парламентария от Дублина. В 1835 г. в Дублинском округе как-то особенно долго проходила проверка результатов выборов. Пока шел процесс, а значит, место Рутвена находилось «в опасности», Палата внимала его речам с некоторым нетерпением. Подобная «неучтивость» принимала форму назойливого покашливания. Как-то вечером Рутвен решил все же сделать замечание глумливым коллегам: «Уж не знаю, что могу поделать в Доме сем с эпидемией кашля, охватившей его почтенных членов, однако снаружи дело у меня за лекарством не станет». Чтобы показать серьезность намерений, Рутвен обменялся тремя выстрелами с Олдермэном Перрином, одним из предполагаемых «кашлюнов»{548}.

Если оставить в стороне высокую сцену государственной политики, можно констатировать, что дуэли в Ирландии, как и повсюду, продолжали существовать как часть повседневной жизни, причем как в городах, так и в сельской местности. Как и всегда, история полна трагических смертей, счастливого везенья и благополучных концовок. Порой среди симфонии гордыни, высокомерия и трагической трогательности слышны прорывающиеся нотки иронии — иронии судьбы, скорее всего. В феврале 1816 г. в «Таймс» появилась копия сообщения из газеты Гэлуэя о дуэли между некими мистером П. Диллоном и мистером Б. Кейном, в которой Диллон погиб. В статье говорилось, что убитый ранее уже участвовал в нескольких поединках, при этом во всех из них Кейн неизменно выступал в роли секунданта. Особенно примечательно то, что отец Диллона также лишился жизни в том же возрасте и почти на том же месте. «Таймс» и на сей раз не удержалась от осуждающего комментария: «Не можем сказать, что испытываем особое сочувствие в данном случае: похоже, дуэлянт со стажем встретил ту судьбу, встретить которую только и можно ожидать в подобных условиях»{549}.

Пусть «Таймс» и не нашла в себе ни йоты сострадания к печальной участи мистера Диллона, но тринадцать лет спустя та же газета сообщала о событии, которое просто обязано было вышибить хоть каплю жалости из каменных журналистских сердец. 11 июля 1829 г. двое друзей сошлись на дуэли в Джексонс-Таррите, в графстве Лимерик. Один из них получил попадание в бедро при первом же обмене выстрелами. Пуля прошла в нижнюю часть живота жертвы, отчего та скончалась тем же вечером. В день погребения погибшего его жена произвела на свет сына{550}.

Двумя годами ранее в Дублине на дуэли погиб человек при обстоятельствах, способных послужить предостережением для всех. Они показали, насколько осторожно следует вести себя в обществе, где дуэль есть принятая норма. Одно предложение, даже одно неудачное слово, оброненное в неподходящий момент, могло сделаться залогом преждевременной кончины. Некий мистер Брик — адвокат, журналист и заядлый политик — стоял как-то в колоннаде почтамта Дублина и, ожидая оглашения результатов выборов в Корке, о чем-то болтал с приятелем. Брик среди всего прочего заметил, что слышал, будто «этого негодяя» Каллахена провалили на голосовании в Корке. К сожалению, не так далеко от Брика находился Хэйс, солиситор из Корка, который не просто выступал как доверенное лицо того самого Каллахена, но и приходился к тому же ему родственником. Слова Брика донеслись до ушей Хэйса, на что тот высказался однозначно: «Любой, кто называет мистера Каллахена негодяем, сам проклятый бандит». Брик тут же вызвал Хэйса. На дуэли пуля попала в грудь Брика и убила его мгновенно{551}.

Дэниэл О’Коннел — все тот же Дэниэл О’Коннел — поведал трогательную историю счастливого завершения дуэли в письме сыну Моргану:

Слышал ли ты о большой дуэли в Эннисе между Чарльзом О’Коннелом и мистером Уоллом? Последний оскорбительно высказался о родиче Чарли, некоем мистере Бладе, и Чарли врезал Уоллу. Потом они дрались, выстрелили друг в друга по разу, вернулись домой целыми и невредимыми рука об руку, хорошо подвыпили вместе, пошли на танцы и плясали там до утра{552}.

Мы уже во всех подробностях рассмотрели то, как работали (или, точнее, не работали) в Англии законы против дуэлей. Большинство из того, что можно сказать в данном случае в отношении Ирландии, есть mutatis mutandis — в общем, то же самое за исключением некоторых особенностей. В георгианский период Ирландия располагала, по сути, таким же уголовным правом, как и Англия, при этом применялось оно по той же схеме — с привлечением суда присяжных. При рассмотрении дуэльных случаев судьи и жюри руководствовались по большей части теми же мотивами. Словом, в Ирландии, как и в Англии, если в деле не прослеживалось прямого свидетельства нечестной игры, присяжные демонстрировали тенденцию либо оправдывать, либо признавать обвиняемых виновными в неумышленном человекоубийстве (в таких случаях те обычно выходили из зала свободными людьми). Проще сказать, закон вообще обрушивался только на тех, кому очень не везло. Дело Кэмпбелла в 1808 г. (рассмотренное в предыдущей главе) фактически было ирландским: дуэль происходила в Ирландии, и судило Кэмпбелла ирландское жюри. Пример стал одним из тех немногих по обе стороны Ирландского моря, когда дуэлянта казнили. Мы также видели, что ирландские присяжные, не терзаясь сомнениями, осудили «Бойца» Фицджералда при обстоятельствах, когда действия его явно нарушали правила честного поединка. В равной степени в деле Кина в 1788 г. (см. в первой главе) жюри без затруднений вынесло обвинительный приговор, поскольку имело дело с ничем не прикрытым убийством. Не были соблюдены никакие формальности, как то: контролируемое заряжание оружия, выработка условного знака и промер площадки. Кин просто пристрелил Рейнолдса, и все.