Читать книгу "Женушки из Бата - Венди Хоулден"

Хьюго посмотрел на часы и с облегчением отметил, что вскоре придет время забирать сына из «Цыпочек». Утро тянулось невероятно долго, как и каждое утро с тех пор, как он потерял работу. Отдав Тео в ясли, Хьюго заглянул к солиситору. Он был уверен, как и в предыдущие разы, что с утренней почтой пришли документы от Аманды, а вместе с ними и дата слушания дела о разводе. Но они опять не пришли.

Хьюго не сомневался, что отсрочка — это еще одна пыточная тактика Аманды. Хотя день заседания, очевидно, станет концом всего, ради чего он жил, Хьюго уже ждал его с нетерпением. Он жил в неопределенности, и от этого сходил с ума, все было временно. Он часто считал себя живым трупом.

Он предполагал, что ему, вероятно, следует держать Тео дома. В конце концов, ему больше нечего делать и следует максимально использовать их последние недели, дни, часы вместе. Ведь неизвестно, сколько им осталось. Теперь он больше не зарабатывал денег, а плата за «Цыпочек» быстро уменьшала и так скудные сбережения.

Но Хьюго не мог вынести мысли о том, что его живой, веселый ребенок, который теперь привык к компании других детей, будет проводить время только со своим несчастным отцом. Хьюго также понимал, что его попытки освоить приготовление пищи никуда не годятся. Тео заслуживает лучшего. Забрать его из «Цыпочек» также будет означать обрубание последнего каната, связывающего их обоих с их старой счастливой жизнью вместе. Хьюго чувствовал, что не может этого сделать.

Хьюго спустился вниз, отметив про себя, что пятно на стене у лестницы еще увеличилось. Он так никогда и не добрался до него. Но вскоре это станет проблемой других людей.

Развод, очевидно, будет означать и продажу дома номер четыре по Фицерберт-плейс. Несомненно, его купит энергичная молодая пара, со светящимися энтузиазмом глазами, желающая сбежать в живописную провинцию. Они закупят краски и другие материалы по каталогам для желающих восстанавливать архитектурные памятники и очень скоро превратят этот дом в красивое семейное гнездышко, причем сделают это со вкусом. Хьюго надеялся, что они будут счастливы.

Он запер дверь и сел в машину, чтобы отправиться в «Цыпочки», раздумывая, сколько еще раз ему предстоит совершить этот путь, который когда-то казался таким рутинным, который он воспринимал как нечто само собой разумеющееся.

Прибыв в ясли, Хьюго почти обрадовался при виде Ротвейлера. Она выскочила из кабинета в своем фирменном стиле. По крайней мере, хоть это было чем-то привычным.

– Мистер Файн, мне нужно с вами поговорить. Зайдите в мой кабинет.

Он последовал за заведующей в ее логово и с удивлением увидел там большое количество мигающих мониторов. Кабинет заведующей напоминал центр регулировки движения. Хьюго и представить не мог, что для руководства яслями требуется столько техники.

– Я хочу поговорить с вами о Тео, — сказала Ротвейлер, устраиваясь с другой стороны огромного письменного стола.

– Давайте. — Хьюго тоже устроился поудобнее. Для разнообразия он никуда не торопился. — Надеюсь, теперь с подгузниками все в порядке?

Несколько дней назад ему указали на привычку Тео, очевидно недавно приобретенную, наполнять подгузник по пути в ясли.

– По правилам яслей дети должны поступать в «Цыпочки» с чистыми попами, — сурово указала тогда Ротвейлер. Из-за этих правил Хьюго теперь останавливался на пути в «Цыпочки» по утрам каждые две минуты, выходил из машины, открывал заднюю дверцу, отстегивал ремни, которыми Тео был пристегнут к детскому сиденью, поднимал ребенка и нюхал его попу, чтобы удостовериться, все ли в порядке. Ему приходилось терпеть усмешки и взгляды, которые бросали на него проезжающие мимо водители, а также вопли ярости Тео.

– Нет, — ответила Ротвейлер. — Дело не в подгузниках. Тео кусается, мистер Файн.

– Кусается?

– Ваш сын, мистер Файн, кусает других детей.

– О, нет. — Хьюго смотрел расширившимися от отчаяния глазами на столешницу. На него накатилась волна стыда. Он вспомнил, в какой ярости и возмущении пребывал сам в те разы, когда Тео подвергался подобным атакам других детей. Несомненно, другие матери и отцы теперь жаждали крови Тео. Слава Богу, политика яслей запрещала называть имена негодяев.

– Я не понимаю, — сказал он. — Тео никогда не кусается дома.

Ротвейлер покрутила ручкой из стороны в сторону у него перед носом.

– Это ничего не значит, мистер Файн. Нам нужно выяснить, почему он кусается здесь. И положить этому конец.

– Я не знаю, — сказал Хьюго, все еще обращаясь к столу. — Из-за чувства голода не может. Ему нравится, что ему дают, и он ест достаточно и здесь, и дома.

Ротвейлер выглядела слегка раздраженной.

– Голод, мистер Файн, редко бывает причиной. Для маленьких детей не типична склонность к каннибализму. Также нельзя сказать, что подобное поведение необычно для тех, кто еще не начал говорить. Иногда это является одним из многих способов, хотя и не очень приятных, которым дети пытаются выразить свои желания. Это можно прекратить, твердо отбивая охоту кусать других. Хьюго схватился на эту соломинку. — О, хорошо. Значит, мы просто попробуем отбивать у него эту охоту, так?

Заведующая яслями снова предупредительно помахала в воздухе ручкой.

— Но иногда, мистер Файн, очень редко, причина может заключаться в другом. В чем-то более конкретном. Это может быть выражение злобы или раздражения чем-то. — Она склонилась вперед, выпученные голубые глаза смотрели вопросительно. — Может, Тео на что-то реагирует таким образом? — спросила она. — Например, на какие-то проблемы дома?

Хьюго почувствовал, как сжимается под ее напряженным взглядом. Было очевидно, что Ротвейлер догадалась: у них не все в порядке. И это не удивительно. В конце концов, он сам представлял собой физическое воплощение домашних проблем. Немытый, нечесаный, в неглаженой одежде, совершенно не холеного вида. Несчастный.

Но даже и так, несмотря на личную деградацию, Хьюго считал, что его усилия по защите сына от самого худшего в период развода родителей были успешными.

Настолько успешными и блестящими, горько думал он теперь, что Тео кусает других детей, пытаясь выразить, насколько он несчастен, даже на этом раннем этапе. А ведь еще никто ни разу даже не появлялся в суде.

— О Боже, — сказал он в руку, которая взметнулась ко рту и с силой закрывала его, чтобы не дать вырваться вою, так и просившемуся наружу.

Хьюго бросил полный ужаса взгляд на Ротвейлера, представляя ее свидетельницей со стороны Аманды. «Мне жаль сообщить, что мистер Файн проявил себя неспособным выполнять родительские функции, хотя и старался…» У него в сознании проносились образы работников социальных служб и решения суда об отъеме у него Тео. Это вызывало ужас. Возможно, он потеряет Тео даже до окончательного развода.

– О Боже, — повторил он Ротвейлеру. — Вы хотите его выгнать, да? Да, конечно, хотите. Никому не нужен ребенок, который кусается… — Хьюго замолчал, не в силах больше что-то сказать.