Читать книгу "Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин"

Ксения Георгиевна и Павел Георгиевич стоялизаплаканные, но Георгий Александрович держал себя в руках. Кирилл Александровичвыглядел невозмутимым – надо полагать, с его точки зрения, сквернейшая историязавершилась еще не самым катастрофическим образом. Симеон Александрович то идело прикладывал к покрасневшим глазам надушенный платок, однако, подозреваю,вздыхал он не столько по маленькому племяннику, скольку по одному англичанину ссоломенно-желтыми волосами.

Совладав с голосом, его величество продолжил:

– Однако несправедливо было быпоблагодарить Всевышнего, не воздав должное тому, кого Господь избрал Своимблагим орудием – верного нашего гоф-фурьера Афанасия Зюкина. Вечная вампризнательность, драгоценный Афанасий Степанович, за верность долгу ипреданность царскому дому.

– Да, милый Афанасий, мы вами оченьблагодовольны, – улыбнулась мне ее императорское величество, пообыкновению путая трудные русские слова.

Я заметил, что несмотря на траур, на груди уцарицы лучезарными капельками переливается малый бриллиантовый букет.

– Подойдите, Афанасий Степанович, –торжественным голосом произнес государь. – Я хочу, чтобы вы знали:Романовы умеют ценить и вознаграждать беззаветное служение.

Я сделал три шага вперед, почтительно склонилголову и уставился на сверкающие лаком сапоги его величества.

– Впервые в истории императорского двора,нарушая стародавнее правило, мы производим вас в высокое звание камер-фурьера иназначаем заведовать всем штатом придворных служителей, – объявил царь.

Я поклонился еще ниже. Еще вчера от такогоневероятного возвышения у меня закружилась бы голова и я почувствовал бы себясчастливейшим из смертных, а сейчас мои одеревеневшие чувства никак неоткликнулись на радостное известие.

И на этом поток высочайших милостей не иссяк.

– Взамен содержимого некоей шкатулки,благодаря вам вернувшейся к царице, – мне показалось, что здесь в голосеимператора зазвучала лукавая нотка, – мы жалуем вас бриллиантовойтабакеркой с нашим вензелем и наградными из нашего личного фонда – десятьютысячами рублей.

Я снова поклонился:

– Покорнейше благодарю, вашеимператорское величество.

На этом церемония награждения была завершена,и я попятился назад, за спины августейших особ. Эндлунг тайком подмигнул мне исостроил почтительную физиономию – мол, где мне теперь до такой важной персоны.Я хотел ему улыбнуться, но не получилось.

А государь уже обращался к членам Зеленого дома.

– Бедный маленький Мика, – сказал они скорбно сдвинул брови. – Светлый агнец, злодейски умерщвленный гнуснымипреступниками. Мы скорбим вместе с тобой, дядя Джорджи. Но ни на минуту незабывая о родственных чувствах, давайте помнить и о том, что мы не простыеобыватели, а члены императорского дома, и для нас авторитет монархии превышевсего. Я сейчас произнесу слова, которые, возможно, покажутся вам чудовищными,но все же я обязан их сказать. Мика умер и ныне обретается на небесах. Спастиего нам не удалось. Но зато спасена честь и репутация Романовых. Кошмарноепроисшествие не имело никакой огласки. А это главное. Уверен, дядя Джорджи, чтоэта мысль поможет тебе справиться с отцовским горем. Несмотря на всепотрясения, коронация совершилась благополучно. Почти благополучно, –добавил государь и поморщился – очевидно, вспомнив о Ходынской неприятности, иэта оговорка несколько подпортила впечатление от маленькой речи, проникнутойистинным величием.

Еще более ослабил эффект ГеоргийАлександрович, вполголоса сказавший:

– Посмотрим, Ники, как ты заговоришь оботцовских чувствах, когда у тебя появятся собственные дети…

 

В коридоре ко мне подошла Ксения Георгиевна,молча обняла, положила голову мне на плечо и дала волю слезам. Я стоялнеподвижно и только осторожно поглаживал ее высочество по волосам.

Наконец великая княжна распрямилась,посмотрела на меня снизу вверх и удивленно спросила:

– Афанасий, ты не плачешь? Господи, что утебя с лицом?

Я не понял, что она имеет в виду, и поворотилголову, чтобы взглянуть в висевшее напротив зеркало.

Лицо было самое обыкновенное, только немножкозастывшее.

– Ты передал ему мои слова? –всхлипнув, спросила шепотом Ксения Георгиевна. – Сказал, что я его люблю?

– Да, – ответил я, помедлив – несразу вспомнил, что она имеет в виду.

– А он что? – Глаза ее высочества,мокрые от слез, смотрели на меня с надеждой и страхом. – Передал мнечто-нибудь?

Я покачал головой.

– Нет. Только вот это.

Вынул из кармана опаловые серьги ибриллиантовую брошь.

– Он сказал, ему не нужно.

Ксения Георгиевна на миг зажмурилась, но итолько. Все-таки не зря ее высочество с детства обучали выдержке. Вот и слезыуже не текли по ее нежным щекам.

– Спасибо, Афанасий, – тихо молвилаона.

Голос прозвучал так устало, будто еевысочеству было не девятнадцать лет, а по меньшей мере сорок.

 

Я вышел на веранду. Что-то дышать сталотрудно. К вечеру над Москвой повисли тучи. Видно, ночью будет гроза.

Странное у меня было ощущение. Судьба имонаршья милость одарили меня со сказочной щедростью, вознесли на высоту, окоторой я и не мечтал, а чувство было такое, будто я потерял всё, чем обладал,и потерял навсегда.

Над кронами деревьев Нескучного паркапрошелестел ветер, заполоскал листвой, и я вдруг отчего-то вспомнил предложениеЭндлунга перейти в морскую службу. Представил чистый горизонт, пенистые гребниволн, свежее дыхание бриза. Глупости, конечно.

Из стеклянных дверей вышел мистер Фрейби. Емутоже в минувшие дни пришлось несладко. Остался один, без господ. Побывал подтяжким подозрением, подвергся многочасовому допросу и теперь вместе с багажомповезет в Англию свинцовый гроб с телом мистера Карра. Однако все эти испытанияна батлере никоим образом не отразились – он выглядел всё таким же флегматичными благодушным.

Приветливо кивнул мне и встал рядом, облокотившисьна перила. Закурил трубку.

Эта компания меня вполне устраивала, так как смистером Фрейби вполне можно было молчать, не испытывая ни малейшей неловкости.

К подъезду выстроилась вереница экипажей –сейчас должен был начаться разъезд.

Вот с крыльца стали спускаться их величества,сопровождаемые членами императорской фамилии.