Читать книгу "Дар волка - Энн Райс"

Лаура начала обсуждать с Джимом Тейяра де Шардена, и Ройбен понимал, дай бог, половину из того, что они говорили. Но видел, что они общаются с удовольствием. Фил улыбался Лауре очень приветливо. Когда он заговорил о поэзии Джерарда Мэнли Хопкинса, она слушала его очень внимательно. Грейс, конечно же, попыталась завести разговор на другую тему, но Ройбен с детства привык одновременно слушать два разговора. На самом деле, было видно, что Лауре понравился его отец. И его мать тоже.

Грейс спросила, какую пользу принесла теология хоть кому-нибудь, как и поэзия, если уж на то пошло.

На что Лаура ответила, что наука всегда полагалась на поэзию, в силу того, что все научные описания являлись метафорами.

Разговор принял неприятное направление лишь тогда, когда речь зашла о докторе Акиме Ясько. Грейс вообще не хотела обсуждать этот вопрос, но тут Фил пришел в ярость.

— Этот доктор хотел тебя объявить недееспособным, — сказал он Ройбену.

— Ну, на этом, собственно, разговор был окончен, не так ли? — сказала Грейс. — Поскольку никто, я подчеркиваю, никто даже близко не рассматривал такой возможности.

— Объявить недееспособным? — переспросила Лаура.

— Да, и насильно поместить в этот свой липовый центр реабилитации в Саусалито, — сказал Фил. — Я с самого начала понял, что этот парень — мошенник, сразу же, как его увидел. Чуть с лестницы его не спустил. Приходить к нам с такими бумагами.

— Бумагами? — переспросил Ройбен.

— Вот уж кто он, так не мошенник, — сказала Грейс, повышая голос, и они начали ругаться, пока не вмешался Джим. Он сказал, что да, действительно, этот доктор — отличный специалист в своей области, но дело совсем в другом, даже не в его попытке поместить Ройбена в больницу принудительно.

— Ладно, можно забыть о нем, — сказала Грейс. — С этим покончено, Ройбен. Мы просто слишком разные, я и доктор Ясько. И не скажу, что к несчастью.

И тем не менее она продолжила тихо настаивать на том, что это один из самых талантливых врачей, с которыми ей доводилось встречаться. Как плохо, что он слегка помешался на этой своей идее насчет вервольфов.

Фил фыркнул, бросив салфетку, потом снова взял ее, снова бросил, заявив, что этот человек — сущий Распутин.

— У него есть некая теория насчет мутационных изменений и мутировавших людей, — сказал Джим. — Но его дипломы не такие, какие должны быть, и мама очень быстро это поняла.

— Я бы так не сказал, — продолжил Фил. — Он попытался прикрыть свой послужной список, понес какую-то чушь о том, как все случилось, когда распался Советский Союз, как пропали самые ценные результаты его исследований. Какая ерунда!

Ройбен встал и включил спокойную фортепианную музыку, что-то из Эрика Сати. Когда он снова сел, Лаура уже что-то тихо рассказывала про лес, про то, что им надо собраться вместе снова, когда закончатся дожди, погулять по лесу всей семьей, в выходные.

Ройбен ухитрился отвести Джима в сторонку, чтобы поговорить наедине. Они вышли в лес, и он принялся рассказывать обо всем. Сказал, что теперь уверен, что Стюарт не умрет от Хризмы, но ему грозит стать таким же, как сам Ройбен. Это привело Джима в шок. Джим и не знал, что мальчик был укушен.

Он стал на колени, склонив голову, и начал молиться. Ройбен продолжал говорить, рассказал о своей встрече с Феликсом, о том, что он чувствует, что у Феликса есть ответы на мучающие его вопросы.

— На что же ты надеешься? — воскликнул Джим. — На то что этот человек сделает все эти жестокие нападения морально приемлемыми для тебя?!

— Я надеюсь на то, на что надеются все разумные существа… на то, что я — часть чего-то большего, чем я сам, что я играю свою роль в этом мире, роль, которая имеет свое значение и смысл. — Он потянул Джима за руку. — Не будете ли так любезны, отец Голдинг, подняться с земли, пока вас никто не увидел?

Они ушли дальше в лес, но не далеко от дома, от яркого света, исходящего из его окон. Ройбен остановился. Прислушался. Он слышал множество существ, самых разных. Попытался объяснить это Джиму. В полутьме не видел выражения его лица.

— Но нужно ли человеческому существу слышать их? — спросил Джим.

— Если нет, то почему я их слышу?

— Бывает всякое, — ответил Джим. — Мутации, изменения, которые есть часть этого мира, но которые не удерживаются в нем, то, от чего мир отказывается.

Ройбен вздохнул.

Поглядел вверх, тоскуя по ночному зрению, доступному ему тогда, когда он находился в шкуре волка. Ему хотелось увидеть звезды в вышине, которые напомнили бы ему, что эта земля — не более чем крохотный огонек среди сверкания бесчисленных галактик.

Ветер шуршал в ветвях над его головой. Что-то заставило его насторожиться, какая-то последовательность звуков, выпадающая из общей симфонии ночи. Кажется ему, или он действительно увидел что-то, движущееся в темноте? Но темнота была сейчас слишком плотной для него. Тем не менее сразу же пошел озноб по телу. Он почувствовал, как волосы на руках стали дыбом. Там кто-то есть, вон там.

Его тело пронизала судорога, но он подавил ее. Заставил повернуть вспять. Намеренно задрожал всем телом, сбивая непроизвольную дрожь. Нет. Он никого не мог разглядеть. Но воображение само наполняло тьму образами. Кто-то есть в темноте, не один и даже не двое.

— Что такое? Что-то случилось? — спросил Джим.

— Ничего, — солгал Ройбен.

Резко подул ветер, усиливаясь, деревья запели, будто хором.

— Ничего особенного.

В девять вечера его родные собрались в обратную дорогу. В Сан-Франциско они вернутся не раньше часа ночи. Грейс собиралась вернуться в больницу Санта-Розы завтра днем, чтобы лично настоять на том, что Стюарту надо остаться в больнице. Грейс чего-то боялась.

— Поняла ли ты хоть что-то еще насчет этого синдрома в целом? — спросил Ройбен.

— Нет, — ответила она. — Вообще ничего нового.

— Можно попросить тебя о полной откровенности по одному делу?

— Конечно.

— Доктор Ясько…

— Ройбен, я же сказала, что отправила его восвояси. Чтобы он больше и близко ко мне не подходил.

— А насчет Стюарта как?

— У него нет никакой возможности заполучить Стюарта. Я предупредила доктора Катлер совершенно открыто. Это строго конфиденциально, но тебе я скажу. Доктор Катлер пыталась оформить принудительное содержание Стюарта в больнице, что-то вроде опеки по медицинским показаниям. Чтобы он не мог отправиться домой и жить один в Сан-Франциско, в своей квартире на Хайт Эшбери. Запомни, я тебе этого не говорила.

— Понял, мама.

Она поглядела на него в отчаянии.

Они столько говорили о Стюарте, и ни слова — о нем самом.

Оставит ли мать когда-нибудь свои попытки? Хирурги никогда не сдаются. Хирурги всегда верят, что можно сделать что-то еще. Такова их природа.