Читать книгу "Вслед за Ремарком - Ирина Степановская"

– Осторожнее! – только и успела крикнуть Нина ей вслед. Через несколько мгновений серебристая машина Лизы быстро унеслась со двора.

А с наступлением первых дней лета Нина решила осуществить свою мечту: в бежевую «пятерку» уселись Пульсатилла и обе девочки, были погружены корзинка с едой и бутылки минеральной воды. Вся компания поехала на экскурсию в Ярославль. И все состоялось так, как хотела Нина. С экскурсоводом они осматривали древний кремль, любовались Волгой, обедали на природе, ели мороженое в кафе, ночевали в гостинице, в общем, выполнили весь комплекс немудреных, но таких желанных, когда их мало, развлечений. На следующий же день по утреннему холодку они отправились обратно в Москву. Девчонки, не выспавшиеся за ночь, дремали, привалившись друг к другу, на заднем сиденье, Нина же с Пульсатиллой вели нескончаемые разговоры. За окном проносились луга, рощи, поля. Опять цвели колокольчики и иван-чай, и Нине казалось, что с тех пор как она ехала этой же дорогой с Кириллом, прошло уже очень много лет.

Неспешная беседа текла в деловом направлении. И Пульсатилла, и Нина давали теперь много частных уроков, а впереди были экзамены в институты и техникумы. Пульсатилла, как более опытный человек на ниве просвещения, делилась с Ниной некоторыми профессиональными тайнами, приводила смешные примеры из своей педагогической практики.

– А вообще, конечно, хочется отдохнуть! Ужасно устала за столько-то лет! – вздохнула Татьяна. – А сколько еще впереди! Иногда хочется закрыть глаза и ничего не видеть: ни тетрадей, ни учеников. Не думать о деньгах, о воспитательных приемах, о том, что готовить на обед! А представляешь, старшенькая-то, – Пульсатилла кивнула на заднее сиденье, где спали девчонки, – на будущий год решила поступать в педагогический! Значит, и у нее всю жизнь будет то же самое, что и у меня, – Чацкий, Болконский, зарплата, которая кончается через три дня после очередной получки… Кошмар!

– Но ты ведь почему-то не сменила профессию, когда еще можно было и возраст позволял?

– Да, не сменила… – задумалась Пульсатилла. – А знаешь почему?

– Почему?

Таня горько и мечтательно улыбнулась:

– Потому что настоящая жизнь на самом деле такое дерьмо, что лучше пребывать в виртуальном мире. Вот сижу я перед занятием у себя в классе – брошенная жена, суетливая мать, особенно после очередного скандала с девчонками, денег нет, колготки под брюками рваные, фруктов хочется так, что челюсти сводит… Повеситься – только и остается. И тут вбегает в класс целая орава – рассаживаются, половина из них учиться не хотят… И начинаешь им рассказывать, с ними рассуждать, почему бросилась под поезд Анна Каренина да правильно ли поступал Емельян Пугачев, и сама оживаешь, переносишься в другую действительность, в другой мир. Иногда гораздо более страшный, чем наш, иногда упоительно красивый, но все равно другой, и часы летят незаметно, и отвлекаешься от своих собственных бед и живешь среди выдуманных персонажей, гораздо более близких и родных, чем иногда бывают кровные родственники. Тот мир придуман гениями. Там лучше, чище, умнее, даже если герои и страдают, и безумно любят, и умирают. В нашем мире этого нет. И я всего лишь за деньги этот мир не отдам.

Закончив свою пафосную речь под улыбку Нины, Пульсатилла замолчала и даже вытерла платочком повлажневшие глаза.

– Ну дура я, дура! Что теперь сделаешь? – Она беспомощно и сердито смотрела на Нину.

– Ты замечательная, – сказала та и поцеловала подругу. – Остановимся искупаться?

Они свернули к речушке на тот самый проселок, куда в прошлом году заезжал Кирилл. Даже мальчишки, продававшие раков в тени деревьев, как показалось Нине, были те же самые. Утренний улов уже дымился в их прежнем закопченном котле. Нина спокойно посмотрела на них, и уже никакие тревожащие душу мысли про созвездия четвертой величины ее не стали беспокоить.

Разбуженные девчонки, натянув купальники, полезли в прохладную еще воду. Нина и Пульсатилла решили позагорать на берегу. Как приятно после долгой зимы было разлечься на солнышке, постелив на траву старое гобеленовое покрывало! Несколько минут они валялись молча, определяя телами наиболее ровные участки земли, устраивались поудобнее. Потом лежали, подставляя солнышку то белые животы, то спины, а лица закрывали газетами, чтобы не обгорели носы. Девчонки, фыркая и вытираясь, выбрались на скользкий берег, а потом стали беситься в траве, гоняясь друг за другом, чтобы согреться.

– Скажи, – спросила Нина после молчания, – меня давно мучает один вопрос. В последние годы, когда я жила с Кириллом и мы были состоятельными людьми, ты меня недолюбливала?

– Ты-то как раз состоятельным человеком и не была, – усмехнулась из-под газеты подруга. – Кирилл – да. Тот, по всей видимости, заколачивал неплохие бабки, но ты не была их владелицей, не сердись.

– Я и не сержусь, это правда, – улыбнулась Нина.

– А вообще знаешь, что сказала по этому поводу Марина Цветаева? «Я обожаю богатых. Они добры, так как им это ничего не стоит, и красивы, так как имеют возможность хорошо одеваться. Если нельзя быть ни человеком, ни красавцем, надо быть богатым…»

– Ты с ней согласна? – спросила Нина.

Пульсатилла подумала немного.

– Пожалуй, нет. Хотя во времена молодости Цветаевой богатство, особенно врожденное, наследуемое, или врожденная и наследуемая бедность были такой же частью человека, входящего в мир, как наследуемый цвет глаз. Я же родилась уже тогда, когда большинство людей были равны и богатство либо скрывалось, либо не имело большого значения. Поэтому я не люблю богатых. Человечность проверяется бедностью. Нетрудно быть добродетельным и красивым, когда тебе не надо пахать с утра до ночи, когда тебя никто не унижает, когда дело твое уже приносит хороший доход и ты легко можешь позволить себе купить не только еду и одежду, но и красивый дом, образование, здоровье, путешествия по миру… И, что очень важно, можешь предоставить эти блага не только себе, но и всем, кому захочешь, за кого переживаешь и кем дорожишь больше всего на свете. А вот когда барахтаешься в этой жизни, как лягушка, попавшая в кувшин и пытающаяся взбить лапками сливки, а они все не взбиваются, потому что в кувшине, оказывается, налито не молоко, а вода и, как ее ни тряси, все равно она тверже не станет, а силы у тебя уже на исходе, и ты чувствуешь, что жизнь израсходована напрасно и скоро наступит ее конец, – вот тогда попробуй-ка быть добрым и красивым! Я могу только задать один вечный вопрос из области софистики – почему одним больше везет в жизни, а другим совсем не везет? Только не надо отвечать расхожими фразами, что моя бедная жизнь с моими девчонками и есть настоящее счастье… – Таня усмехнулась. – Я не злая, просто обидно! – добавила она, задрав голову и глядя в высокое голубое небо. – Легко говорить; будьте счастливы тем, что имеете. Но если ты просто уверена, что твои дети ничем не хуже, а может быть, во много раз лучше тех, кому все достается без усилий, а твоим детям за все приходится платить огромную цену, поневоле задумаешься, не сошел ли уж окончательно с ума тот, кто там сидит, – Таня ткнула пальцем в небо, – и распределяет жизненные блага так несправедливо, так неравномерно?!