Читать книгу "Дворец наслаждений - Паулина Гейдж"

Жасмин. Я отодвинула блюдо и уставилась на желтый свет лампы у меня на столе. Желтый жасмин, гельземиум, вот что может убить. Каждая его часть — цветы, листья, корни, стебель — смертельно ядовита. Большая доза сработала бы наверняка, но могут быть неприятные проявления — тревожное состояние и судороги. Мандрагора тоже неплохо, но, чтобы умереть, Гунро придется принять большую порцию, что также вызовет сильнейшие боли. Я знала это по собственному опыту. С содроганием вспомнила я Кенну, слугу Гуи, которого я убила настоем мандрагоры, и все из-за своих глупых страхов. Он умер, захлебнувшись собственной блевотиной, от внутреннего кровотечения.

А может, паслен? Я вздохнула, и моя тень на стене задвигалась. Паслен добавляли в отравленную приманку для гиен, и, вспомнив об этом, я усмехнулась. Пусть смерть от него легка — сонливость, потом паралич и — конец, и все же от паслена я решила отказаться. Сейчас я не позволю себе веселиться, ибо хочу жить в мире и согласии со своей совестью.

Что еще? Есть рвотный орех — очень действенный яд. Его можно проглотить, или вдохнуть в виде порошка, или втереть в кожу. Но, как и многие токсины, он вызывает судороги такой силы, что человек умирает, выгнувшись дугой.

Положив голову на вытянутую руку, я размышляла, скользя взглядом по тускло освещенной комнате. Постепенно меня начал одолевать страх. Откуда-то из щелей слышались скрип и перешептывания, эхом разносившиеся по комнате, в тишине которой от муки и отчаяния беззвучно выла моя душа. Когда я почувствовала, что сейчас не выдержу и закричу, я встала, надела сандалии и, набросив на плечи плащ, вышла на улицу.

Решительно шагая мимо Дома царских детей и помещений для слуг в сторону кабинета Хранителя дверей, я молила богов, чтобы он был у себя. Был поздний вечер, и слуги еще не ушли спать, а возились возле своих каморок. Из расположенных неподалеку кухонь доносился запах пищи. Те, кто меня замечал, кланялись, недоуменно на меня поглядывая, но я не обращала на них внимания.

Еще один поворот направо, и я вышла к воротам, которые охранялись стражниками, поскольку вели на территорию дворца. Попросив одного из стражников проверить, у себя ли хранитель и не согласится ли он принять меня, я стала ждать. Вскоре стражник вернулся и махнул мне рукой. Мне повезло. Хранитель был у себя, он работал. Кабинеты царских министров располагались рядами, смыкающимися под прямым углом, возле стен, разделяющих помещения для царских слуг и официальных гостей, откуда было рукой подать до кабинета царя и пиршественного зала. Пройдя через ворота, я повернула налево и вскоре подошла к открытой двери, за которой находился человек, управляющий всей жизнью гарема. Через открытую дверь мне было видно, как он складывает в небольшой сундучок свитки папирусов. Услышав мои шаги, хранитель поднял голову. Поклонившись, захлопнул крышку сундучка и сказал писцу:

— Отнеси это в канцелярию. — И обратился ко мне: — Входи, госпожа Ту. Что тебе нужно?

Подхватив сундучок, писец выскочил в коридор, на ходу поклонившись. Дождавшись, когда он скроется в темноте, я вошла в кабинет хранителя.

Амоннахт улыбался, глядя на меня и опершись одной рукой о стол, а я не знала, что ему сказать. Заметив мою растерянность, он кивком показал мне на стул, потом на кувшин вина, но я лишь покачала головой. Наконец я заговорила.

— Амоннахт, — тонким голосом начала я, — Гунро просила меня помочь ей уйти из жизни.

Улыбка сползла с лица хранителя; он бросил на меня строгий взгляд.

— С ее стороны это жестоко, — заметил он. — Жестоко и бессмысленно. Прости, Ту. Эта просьба, наверное, причинила тебе боль. Если бы я знал о трусости Гунро, то прислал бы к ней дворцового лекаря.

— Она обезумела от горя и ужаса, — сказала я, почему-то стараясь защитить Гунро. — Она не желает звать дворцового лекаря из боязни, что он захочет ей отомстить и даст такой яд, который будет убивать ее медленно и мучительно. Она больше не воспринимает ничего, кроме собственных страхов.

— Она и раньше ничего не воспринимала. — С этими словами Амоннахт подошел ко мне и, взяв за руку, подвел к стулу. — Не жалей ее, Ту. И ради себя самой, не выполняй ее смехотворной просьбы.

Сев на стул, я взглянула ему в лицо.

— Я уже согласилась помочь ей, — сказала я. — А что еще я могла сделать? Царевич Рамзес предоставил мне все решать самой, и когда я увидела, в каком она состоянии, и услышала, как она плачет, то поняла, что не выдержу. Гунро на грани безумия. Завтра шестой день. Если я ничего не сделаю, она умрет в крови и с позором.

Амоннахт задумчиво посмотрел на меня, затем вздохнул.

— Кто-нибудь сказал бы, что вы обе пожинаете то, что посеяли, — заметил он. — Гунро умрет от руки женщины, которую она сама подговаривала убить, и ты отомстишь ей за это на абсолютно законных основаниях. Итак, круг ваших судеб замкнулся. Гунро слишком поздно поняла закон возмездия за грехи, а ты, дорогая Ту, больше не носишь в себе сердце убийцы. Я это знаю. И царь знает. И только ты все еще сомневаешься. Так чего же ты от меня хочешь?

Я больше прислушивалась к его голосу, спокойному и уверенному, чем к словам. Таким тоном Амоннахт обычно успокаивал впавших в истерику наложниц, укорял капризниц или объявлял о решениях фараона. Не думаю, что сейчас он пытался что-то мне внушить. Мы слишком хорошо знали друг друга. Его голос звучал искренне и серьезно, и на душе у меня сразу полегчало.

— Я хочу, чтобы ты подтвердил, что эта просьба исходила от самой Гунро, — мрачно произнесла я. — Стражник, который сопровождал меня в ее камеру, может это подтвердить. Я хочу, чтобы ты подготовил документ, удостоверяющий ее просьбу, и чтобы царевич об этом знал. Затем я прошу провести меня в кладовые дворца, где в присутствии дворцового лекаря я приготовлю снадобье из тех средств, которые сама выберу. — Я сжала кулаки. — Никто потом не должен говорить, что я приготовила смертельное снадобье, не имея на то разрешения самой Гунро или царевича, или что я из мести подсунула ей медленно действующий яд. И так все быстро об этом узнают, а если еще и учесть мою былую славу, то могу себе представить, что обо мне скажут!

Амоннахт кивнул.

— Понимаю. — Неожиданно он нагнулся, взял меня за подбородок и мягко провел пальцами по моим губам. — Через два дня царевич освободит тебя, — тихо сказал он. — И тогда все будет позади. Все, Ту. И ты должна будешь начать жизнь сначала. Тебе придется искать новых друзей, с которыми ты будешь веселиться, землю, которая будет тебя кормить, а может быть, и мужчину, который прольет целительный бальзам любви на твои душевные раны, и тогда, смотрясь в зеркало, ты будешь видеть иную женщину — женщину, возрожденную к жизни. Но ты должна этого захотеть. Ты должна поклясться, что постараешься забыть свое прошлое, выбросив его, как старое и ненужное платье. Ты сделаешь это?

Я погладила его руки.

— О Амоннахт! — задыхаясь от волнения, проговорила я. — Ты всегда поддерживал меня, несмотря ни на что!

Амоннахт улыбнулся, выпрямился и снова принял свой обычный вежливо-отстраненный вид.