Читать книгу "Живые в Эпоху мертвых. Старик - Александр Иванин"

Быстро разобрались, что среди гарнизона накопителя и прибывших военных нет раненых и погибших, все живы, но наглотались дыма от сработавшей в ангаре дымовой шашки. Тен, как и следовало ожидать, испарился.

Пойманных корейцев положили в багажник джипа следователей, туда же на переднее сиденье уселся Иваницкий. Щуплого парнишку за рулем сменил Кирильцев, а Дима Попов устроился на заднем сиденье.

Морохин задумчиво посмотрел вслед отъезжающей машине:

— Силен следователь-то. Не приведи господь с таким влобовую сойтись.

Все с пониманием закивали.

Комендатура оказалась единственным зданием на территории накопителя, которое было с подвалом. Корейцев затащили именно туда, где была мастерская или слесарный цех. Иваницкий внимательно посмотрел в глаза каждому пленному. Один из пойманных задрал голову вверх и с ненавистью смотрел прямо в глаза своим мучителям. Второй — наоборот, плотно закрыл глаза и слегка шевелил губами, было похоже, что он молится. Иваницкий нахмурился. Нужно было понять, кто из них может говорить по-русски.

— Ну что, бедолаги, кто из вас хочет стать на путь правды и рассказать мне все честно, как на духу?

Ни один из бедолаг не выразил своего желания стать на указанную Иваницким верную дорогу сотрудничества. Иваницкий заглянул внутрь каждого из них особым взглядом. Он смотрел через себя самого. Тогда ему становилась понятна суть человека, его подноготная. Внимательно изучив своих визави, он остановился именно на том, который смело смотрел ему в глаза. Именно с ним следовало работать по-настоящему. Иваницкий не мог ошибиться — теперь он исполнял долг, боролся со всякой мерзостью и спасал человечество.

Он положил руку на плечо молящегося корейца и сказал:

— Ты нам поможешь.

На нем распустили нейлоновый шнур, но кореец не смог подняться, его тело затекло от тугих пут. На коже остались глубокие лиловые рифленые борозды. Корейца подняли с пола и уложили на слесарный верстак мастерской для удобства работы. Попов включил лампу в конусовидном алюминиевом плафоне с ручкой.

Иваницкий распустил ножом шнур на втором корейце. Его руки и ноги распухли. Кореец тоже не мог самостоятельно двигаться — не хватало еще, чтобы он умер.

Работа закипела. Корейца потрошили на верстаке с особым тщанием, проявляя известную сноровку, чтобы клиент не потерял сознания или не умер от болевого шока, еще очень важно было не нанести ему смертельной раны, перехватив неловким движением лезвия крупный сосуд или нервный узел. Кирильцев работал основательно и степенно, он относился к работе с полной отдачей, как к важному и ответственному делу. Попов все время дико ржал, улюлюкал и глумился над материалом. В работе он находил особое удовольствие. Трещали распускаемые ткани живой плоти, хрустели дробимые кости, шипела заливаемая рассолом кровь в ранах. Кореец орал, визжал, лопотал на корейском и пытался говорить на русском языке. Тех обрывочных путаных слов с сильным акцентом не хватало для построения общей картины происшедшего. Но Иваницкому этого было и не нужно. Он ждал, когда созреет второй кореец.

Наконец второй заговорил по-русски, что он расскажет все, что попросят. Экзекуцию его товарища прекратили и усадили проникшегося важностью момента отважного корейца на пол рядом с верстаком прямо в лужу натекшей крови.

Пока Володя разговаривал с чуждым правде элементом, Женя и Дима латали растерзанное тело первого корейца. Промывали и зашивали наживую раны.

Иваницкий внимательно слушал корейца, ловя его интонации. Ему не нужно было смотреть в глаза корейца — глаза часто врут. Он смотрел на него тем новым взглядом через себя, проникая до самой сути трясущегося человека.

Тот ему рассказал много, но в нескольких местах соврал. Володя внимательно выслушал его и уже потом сказал корейцу, где тот пытается его обманывать, после чего сразу дал команду своим опричникам потрошить первого корейца вновь. Попов пожал плечами, а Кирильцев удовлетворенно кивнул. Теперь первый подследственный только хрипел. Но от этого было еще страшнее. Второй кореец выкрикивал откровенные признания, скулил и плакал, умоляя отпустить его товарища, но его не слушали. Володя обратил внимание на материал, только когда явственно почувствовал запах опорожнившегося кишечника. Воняло нестерпимо.

Теперь следователь разговаривал с отважным корейцем более мягко. Тот пел так, что Кирильцев не успевал забивать его рассказ на маленьком нетбуке, а Женя умел печатать просто с пулеметной скоростью.

Теория меньшего зла давала свои результаты.

Через полтора часа рассказа и ответов на уточняющие вопросы вся история стала ясной как день. Концы сходились, неувязок не было. Гипотеза Иваницкого оказалась правильной.

Тут Попов осмелился и спросил у Иваницкого:

— Слышь, старшой, а чего сегодня с тобой такое?

— Я служу правде и справедливости. Я делаю мир лучше, освобождая его от всякой нечисти. Ради этого я готов на все. Это мой долг.

Иваницкий с жаром рассказал о том великолепном откровении, которое он получил ночью. Когда он закончил, Кирильцев выглядел так, будто его сам космический Абсолют в макушку поцеловал, а Попов обалдело таращился на Иваницкого. Раньше он посмеивался над Кирильцевым, называя его прибла́женным. Теперь в корне поменял свое мнение:

— Да я всю свою поганую жизнь хотел этих сволочей резать, жечь и на колья очком сажать. Ты прав, старшой. Пусть я подохну, зато сколько мрази с собой утащу и людям хоть что-то доброе наконец сделаю.

В приступе исступления Дима пробил обоим корейцам черепа. Это был отработанный материал, к тому же та самая мерзость, с которой они теперь совместно боролись не щадя живота своего. Трупы бросили в дальнем углу.

Если пойманных корейцев тащили в подвал коллеги, то из полутемных закутков поднялись уже единомышленники. Они вместе подошли к своему кабинету. Четыре большие буквы решительными шрамами все так же проступали на белом дверном полотне.

В кабинете Кирильцев распечатал протокол допроса на принтере, и они пошли к Нечаеву. За столом у начальника накопительного пункта сидели все те же полковник Сидельников и майор Крюков, Морохина не было, а Солодов зашел практически вслед за ними. В кабинете начальника появилась еще пара персонажей: мужчина неопределенного возраста с усталым лицом и глубокими залысинами, а также женщина бальзаковского возраста, тощая и жилистая, как африканский бегун-марафонец.

Иваницкий абсолютно буднично, без пафоса выложил распечатанные листы на стол Нечаеву. Тот пробежал первую страницу глазами и попросил своего помощника прочитать протокол вслух. Помощник Нечаева по имени Сева с выражением прочитал все до последнего слова.

— Хорошая работа, капитан, — одобрил добытые сведения вновь прибывший человек неопределенного возраста.

— Действительно. Звучит как складная былина, но все правда до последнего слова, — подтвердила тощая женщина. — Извините, мы не представлены. Мы сотрудники оперативного кризисного штаба. Агния Мирославовна, с вашего позволения. Я сотрудник отдела аналитики и стратегического планирования.