Читать книгу "Варяжский круг - Сергей Михайлович Зайцев"

Князья Ярополк и Всеволод с ходу взяли Шарукан-городок и Сугров и разорили их, и сожгли дотла. Они все сделали так, чтобы уж проще было поставить городки на новом месте, чем поднять на старом. Также поступили с Балином, после чего пировали на угольях. Хан Атрак с оставшимися команами бежал на юг, в предгорья Кавказа, и поступил на службу к грузинскому царю Давиду. Брат же Атрака, Сырчан, не захотел покидать донские степи, укрылся от князей на дальних кочевках…

Со славой и добычей вернулись в Киев Ярополк и Всеволод и говорили громко, что вот уж подавили навсегда русские половцев. Не хвалились – так и думали. Но не подавили еще… Велика Кумания! Избитая, растоптанная, она поднималась с колен и на Русь смотрела со злобой.

Игрец привез Эмигдеш в Киев. И там она приняла православную веру и стала женой одного богатыря-торка. По осени они переселились из Киева в Юрьев, где жило много других торков. У Эмигдеш появился свой дом, и она была счастлива и все реже и реже вспоминала Кумай.

Еще через год игреца потянуло в родные места, и он не мог больше с этим справиться и просил у Мономаха дело в Смоленск. Князь отпустил его без дела и назначил нескорый срок возвращения. В путь игрец отправился с десятком всадников.

И подгадал Берест к семику, и в самый семик явился в Насткино сельцо. Ехал по дороге медленно, вглядывался в знакомые лица людей, встречавшихся ему. Но его эти люди не узнавали. Видно, забыли игреца. Люди кланялись красивому всаднику и говорили: «Храни тебя Господь!» Останавливаясь на обочине, глядели вслед ему и его десятку. «Княжий вестник», – думали они. Другие, опасаясь встречи с вооруженными чужаками, сходили с дороги и прятались. И только одна старуха на краю сельца узнала Береста и предложила ему и всадникам попить родниковой воды. У нее неподалеку бил родник. Спешились княжьи люди и много пили и хвалили воду. А игрец тем временем заговорил со старухой. Рассказала она, что Настка родила ему сына и живет с ним одна, и женихов, что ходят к ней, гонит, тоскует по своему первому – по нему, игрецу, про которого говорят, что он утонул. Митрох же каждый год приходит к Настке свататься, и сегодня пошел. Он со своей ватажкой поставил возле Насткиной землянки обильные столы и пирует там – на все сельцо слышно, как Митрох Настку замуж зовет: грозится, едва не силком тянет и говорит хмельные хвастливые речи, дескать, он здесь хозяин и как захочет, так и повернет, никто поперек не скажет, если же скажет, то с жалобой до князей не успеет дойти, удавит его Митрох по дороге.

Очень шумели ватажники, слушая вольные речи Митроха. И кричали Настке: «Соглашайся! Согласись! Сам Митрох тебя зовет, баба!..» Но приутихли ватажники, когда увидели, что возле их столов появились вооруженные всадники, глядели исподлобья на чужих людей.

Всадникам Берест приказал спешиться и держаться в стороне. А сам подошел к пирующим и сел за стол, и спросил, не накормят ли добрые люди его всадников и не зададут ли корму его лошадям. При этом игрец бросил на стол тугой кошель, а кошель развязался, и по столу покатились серебряные монеты. Ватажка бросилась ловить их, а Митрох Быковал сказал угрюмо:

– Накормите и задайте корму.

Глаза его сузились и, холодные, злые, остановились на лице Береста. Митрох точно ощупывал это лицо глазами. Но Берест видел, что не узнал его Митрох. И другие ватажники не узнали – снизу лицо было скрыто бородой, да шлем-шишак покрывал голову. Только Настка как будто потемнела глазами, побледнела и долго вглядывалась в черты проезжего воина. Настка сидела сумрачная и красивая – красивее прежнего. И поразился игрец тому, что к такой Настке он так долго ехал, и еще поразился тому, что его не узнают все эти люди.

Настка сказала:

– Ты голоден. Ешь, господин.

И подвинула к нему разные блюда, и смотрела, как он ел.

Глаза Митроха опять сузились, он что-то заподозрил. Глядел косо. Задышал чаще, сказал:

– Пусть гость снимет шлем. Тяжело гостю в шлеме.

Тогда Берест снял шлем, и все увидели его длинные белые волосы. Настка вскрикнула и тут же зажала себе ладонью рот. А ватажники, настороженные, переглянулись. Берест, продолжая есть, прислушивался к их тихому разговору:

– Игрец – не игрец! – сказал один. – Княжий вестник. Быть не может… Выпутался из петли, но ведь после утонул.

Другой шептал:

– Откуда взяться игрецу? С небес?.. Вспомни, как мы вылавливали его из воды, вспомни, как он лежал на отмели, распухший и безобразный, с раздавленными руками! Разве воскрес! Или нашли мы кого-то другого…

Третий сказал:

– Не игрец! Это видно. Похож очень. Может, брат… Кто его знает! Но такого не подвесишь за руки. Такой не дастся.

Скоро Берест насытился и отодвинул еду. Митрох заметил, что Настка, не отрывая глаз, смотрит на чужака, И ему это не понравилось. Злобы в Митрохе накопилось достаточно, и с ней нелегко было сладить, злоба прорывалась наружу. Митрох сказал:

– Вижу, гость поел. Пусть теперь убирается!..

Однако гость и не думал уходить. Он ладонью стряхнул крошки со своей бороды и сказал:

– Плох хозяин, выпроваживающий гостя.

На что Быковал ответил:

– Плох гость, вынуждающий к этому хозяина.

Берест же ему:

– А не ты ли здесь гость?..

Так он сказал и вынул из рукава флейту-аулос, и заиграл на ней музыку веселую, предерзкую, какую давно уже не играл, – пожалуй, с тех пор, как не был в этих краях. И тут просияло радостью лицо Настки, она поняла, кто сидит перед ней. И ватажники поняли.

– Это игрец! – воскликнули они. – О Господи!.. Ведь только он мог так играть.

И бросились ватажники врассыпную, даже не вспомнив про своего Митроха. Митрох же, рассвирепевший, взревел подобно медведю и, подхватив лавку, на которой сидел, хотел ударить ею ненавистного игреца. Но игрец увернулся, и удар пришелся по середине стола. От этого удара стол переломился надвое, а чашки и плошки разлетелись в разные стороны. Пока Митрох выдергивал лавку из обломков стола, игрец нанес ему ответный удар – мечом плашмя в правое плечо. И сделал это с такой силой, что Быковал выронил лавку и выпрямился, и, схватившись за ушибленное место, закричал от боли. Был страшен его крик. Воины, бросившиеся на помощь своему сотнику, испугались этого крика и остановились на полпути… Второй удар игреца был короток и точен – меч описал широкий полукруг и концом своего острия подрезал Митроху подколенные сухожилия. Здесь упал Митрох и не мог уже подняться – не держали ноги. Его разорванные штанины пропитались кровью.

Игрец сказал:

– Вот, Митрох! Ты теперь до седин будешь сидеть сиднем. А я продолжу сватовство…

Воины подняли и подлатали стол. Настку с Берестом посадили в середине, выпили вина. Просила Настка Береста: «На дудочке сыграй!» И воины просили: «Сыграй, сотник! Не знали мы, что ты на дудочке умеешь». Игрец разыскал в траве флейту и играл в тот день до темноты.