Читать книгу "Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943-1945 - Артем Драбкин"

В последние дни войны мы прикрывали наступление наших войск на Прагу. Стояла ясная погода, истребительные полки, сменяя друг друга, непрерывно находились над нашими войсками. Не помню, чтобы появился хоть один немецкий самолет. Чтобы удобнее было прикрывать свои войска, мы перелетали на юг с аэродрома на аэродром. Наконец перелетели в г. Риза, расположенный на реке Эльба, километрах в 40 или 50 от Дрездена. Сказать, что это были прогулочные полеты, нельзя, так как в некоторых местах шли воздушные бои. Последний немецкий бомбардировщик был сбит над Прагой 12 мая, хотя война официально закончилась. Ну а пока война еще шла, мы обязаны были совершать боевые вылеты. И так как чувствовалось, что война вот-вот кончится, какое-то появилось расхолаживание: не было наблюдателей за воздухом, не стояли наготове дежурные звенья. И однажды часов в 10 утра вдруг над нашим аэродромом появились с десяток «Юнкерсов-87», так называемые «лаптежники». Вот тут мы малость заметались, но, к нашему удивлению, немецкие летчики, увидев, что на аэродроме находятся наши истребители и некоторые из них стали выруливать, чтобы взлететь, вдруг отвернули в стороны и стали садиться на полях вокруг аэродрома. К ним побежали наши автоматчики. Выяснилось, что в этой части командование сказало, что войне капут и летите куда хотите. А так как в Ризе они когда-то располагались, то и решили вернуться домой. Наверное, здесь были их семьи — в кабинах вместо стрелков были жены этих летчиков.

Однажды после летного дня мы вернулись на ночлег в маленькую двухэтажную виллу, выделенную нашей эскадрилье и располагавшуюся на левом, высоком берегу Эльбы. Когда в январе 1945 года мы начали наступление, в эскадрилье было 12 летчиков по штату и несколько сверхштатных, а сейчас, в начале мая, нас осталось человек пять или семь. Остальные погибли за эти 3—3,5 месяца. На втором этаже были спальни, и мы легли спать. И вдруг поднялся шум. На улице возникла страшная стрельба. Мы перепугались, быстро оделись и спустились на первый этаж. В руках у нас были пистолеты «ТТ» — все наше оружие. Мы решили, что это прорывающиеся на запад немцы. Приняли решение отстреливаться до тех пор, пока нас не выручит пехота. Настроение было отвратительное! И вдруг в двери начали сильно стучать, прорываясь к нам. Ну началось! Раздался из-за двери громкий и сильно взволнованный голос нашего постоянного дневального, пожилого солдата Сонина: «Товарищи офицера (он ударение делал на последнее «а»)! Победа!!! Победа!!! Кончилась война!» Мы сперва не поверили. Уж больно было неожиданно! И как будто буднично! А он все ломился и кричал. Осторожно открыли двери. Сонин, встретив нас, все взахлеб кричал: «Победа!!!» Выскочив на улицу, мы увидели… Конечно, бывают очень красивые фейерверки. Но тут над городом висела какая-то разноцветная сеть. Она все время двигалась и меняла цвета. Это из всего, что могло стрелять, — стреляли трассирующими пулями и снарядами. Их прошивали в разных местах разноцветные ракеты. Солдаты, сержанты и офицеры — все перемешались. И я вдруг почувствовал огромное облегчение, как будто тащил на гору огромный груз, а тут все сбросил. Это отступило постоянное нервное напряжение, которое раньше было незаметно. Вдруг понял — все! В меня не будут стрелять ни на земле, ни в воздухе! Не будут бомбить; если и полечу, только в учебный полет — легко и замечательно. На кой хрен мне эта война!

102-й стрелковый полк, первая рота. Николай Валуйский {внизу), старшина роты Петр, Юрий Мовшевич {справа)

Юрий Мовшевич у своего самолета Як-9У

Юрий Мовшевич у своего самолета Як-9У

Юрий Мовшевич

Летчики 89-го ГИАП после боевого вылета. Слева направо: Михаил Молчанов, Юрий Голдобин, Кузнецов, Иван Гончар, Юрий Мовшевич

Звонарев Константин Григорьевич

Родился в селе Ильинское, в крестьянской семье. Нас было 13 детей (к началу войны осталось 9), я — первенец. Детство было тяжелое. В няньках был до второго класса — помогал матери. Когда окончил семь классов, пошел работать в артель. У нас в деревне была артель металлистов — делали игрушки. В 1940 году, весной, меня должны были призвать в армию. А когда вызвали в военкомат, спросили: «Ты летчиком хочешь быть?» Ну кто не хочет быть летчиком? «Тогда, — сказали мне, — поезжай в Реутово, проходи комиссию». Из деревни нас двоих туда направили. Поехали. Я прошел комиссию, а товарищ мой — нет, у него обнаружили плоскостопие — значит, с парашютом прыгать нельзя.

Так я попал в авиацию, в аэроклуб в Реутове.

Жили мы у хозяйки. Кормили нас два раза в день, а ужин — за свой счет. Платили тогда курсантам 250 рублей —- ничего, нам хватало. Мы тогда же не пили…

Начали учиться. Сначала изучали самолет. А зимой, с декабря месяца, начали летать на У-2. К апрелю я уже закончил программу. Приехала комиссия из летного училища. Проверили нашу подготовку, а потом раскидали кого куда.

Я попал в Качинскую краснознаменную школу истребителей. Это было уже весной, в апреле 1941 года. Приехал в училище, принял присягу и начал учиться. Еще до войны успел сделать несколько вылетов на истребителе. Сначала летал на УТ-2, потом на спаренном УТИ-4 и один полет успел совершить до войны на И-16.

22 июня — ночью тревога. Мы — на аэродром. Выкопали щели и сидели в них. Рядом была бухта, бомбить начали ее. Зенитки как дали им! Было видно, половину из всех тех, что прилетали, сбили.

Потом нас эвакуировали. Передислоцировали под Энгельс, в Красный Кут. Боевые самолеты у нас забрали, оставили только УТИ-4, на которых мы продолжали учебу. Потом горючего не стало. Мы сидели на нарах, разутые, раздетые. Я голода особо не ощущал, а некоторым было очень голодно. И при этом ничего у нас не было, все склады там остались. Из нас отбирали тех, кто поспособнее. Когда в нашу часть привозили бензин, руководство школы рассчитывало, скольких могут выпустить, — тех и отбирали. Выпускали нас из школы истребителей постепенно. Подготовят, потом ждут, когда бензинчику еще дадут. Потом, когда стало видно, что советские войска несут большие потери, нам стали давать бензина больше, чтобы уже хватало не на 5—6 человек экадрильи, а побольше. Отбирали ребят, что покрепче. И я попал в их число.