Читать книгу "Костры Тосканы - Челси Куинн Ярбро"

Еще двое юнцов поднимались по лестнице, но вход на второй этаж охранял Натале.

— Дальше никто из вас не пройдет. — Он взмахнул тяжелым жезлом. Погромщики рассвирепели.

— Отойдите, синьор. Вы не должны нам мешать. Нам велено уничтожить роскошные вещи.

— Интересно, кто вам это позволит? — Натале поднял жезл. Подростки переглянулись и приняли вызов.

Завидев распахнутые ворота палаццо, Ракоци понял, что там творится что-то серьезное, и побежал. Полы длинного красного плаща его развевались как крылья.

Треск мебели, грохот посуды, вопли погромщиков — все эти звуки вызвали в нем волну отвращения. Он встал на пороге, лицо его побелело от гнева. Погром был в разгаре. Уго с искаженным отчаянием лицом оттаскивал от Натале осатаневших воителей. Тот лежал на ступенях, лоб его был разбит. Руджиеро загнали в угол и прижали громоздким шкафом к стене.

На мраморном полу зала валялись искореженные картины, в той же груде поблескивали весы и мелкие гирьки. Сломанные альт и скрипка старинной работы сиротливо прижались к китайским нефритовым львам. Разрозненную кучу пергаментов с нотами покрывали турецкие пояса, всюду катались драгоценные кубки, под ногами погромщиков похрустывали черепки. В дверях музыкальной гостиной появились четверо покряхтывающих от натуги юнцов. Они волокли огромную ширму красного дерева, инкрустированную слоновой костью. Кто-то пнул ее, дерево затрещало — эта капля переполнила чашу терпения Ракоци.

— Прекратите! Сейчас же! — Этот окрик заполнил весь зал.

Погромщики замерли, обернувшись к застывшей в дверях фигуре. Ширма упала, ее удар о мраморный пол был зловещим и громким, как громовый раскат.

Ракоци в полной тишине прошествовал в центр зала и, стиснув зубы, оглядел Христовых воителей.

Позже никто из них так и не смог объяснить, чего они так испугались. Владелец палаццо не был вооружен и ни ростом, ни статью не превосходил даже самого щуплого из подростков. Однако в темных бездонных глазах иноземца таилось нечто такое, что вызывало предательскую слабость в коленках у каждого, на кого падал его пылающий взгляд.

Облизнув губы, старший подросток попробовал пояснить:

— Мы не причиняем вреда. Мы просто боремся с проявлениями человеческого тщеславия.

— Молчите.

Приказ прозвучал как удар хлыста.

Вожак Христовых воителей вызывающе выпятил подбородок.

— Меня зовут Иезекиль Аурелиано. Мы действуем по указанию Савонаролы.

— Я приказал вам молчать.

Ракоци взглянул на юнцов, удерживавших Руджиеро.

— Отпустите дворецкого. Ну же. Я жду.

Смутившись, подростки оттащили шкаф от стены.

— Ферруджио, — велел Ракоци, — посмотри, что с Натале.

Руджиеро кивнул и молча пошел к лестнице.

Молчали все. Ракоци прошелся по залу. Он присел у альта и прикоснулся к струнам. Их жалобное дребезжание, отозвалось в нем болью. Он поднял одного из нефритовых львов. Передняя правая лапа прекрасного изваяния раскололась, полголовы было отбито. Ракоци все смотрел и смотрел на него, пораженный произошедшим.

— Убирайтесь из моего дома. Немедленно. Все, — сказал он наконец. — Иначе я за себя не ручаюсь.

Подростки засуетились и потянулись к дверям. Многие облегченно вздыхали.

Но Иезекиль Аурелиано не двинулся с места.

— Вы не имеете права нас гнать.

— Я? Не имею?

Ракоци задохнулся от ярости. Он встал, подхватив с пола осколок нефрита, и пошел к наглецу. Дикарь рассуждает о праве?

Иезекиль Аурелиано вдруг понял, что может произойти. Он попятился, зацепился за перевернутый стул и чуть не упал, потом повернулся и побежал к двери.

— Вы еще горько пожалеете обо всем!

Этот крик донесся уже с улицы. Ракоци глубоко вздохнул, потом осторожно положил осколок нефрита на пол и посмотрел на Уго.

— Они добрые христиане, — заговорил было тот и умолк.

— Они варвары. — Ракоци нахмурился. — И ты варвар, Уго.

— Но наш приор говорит, что людям не надо излишеств. Люди должны владеть только необходимым.

Ракоци не ответил. Он обратился к Руджиеро, склонившемуся над Натале:

— Как он, Ферруджио?

— Не думаю, что череп его поврежден, но удар был сильный. — Руджиеро выпрямился. — Ему нужно отлежаться, а позже посмотрим.

— Я отнесу его. Ступай к нему в комнату и приготовь кровать.

Поднимаясь по лестнице, Ракоци обошел Уго. Брезгливо, словно боясь испачкаться.

— А что делать мне? — спросил тот обиженно.

Ракоци повернулся.

— Ты впустил их сюда. Как бы ты поступил на моем месте?

— Я поблагодарил бы слугу, попытавшегося спасти мою душу от ада! — вскричал Уго в отчаянии, понимая, что его не простят.

— В самом деле? Тогда, возможно, ты будешь мне благодарен за то, что я позабочусь о твоей благочестивой душе и не позволю тебе оставаться в гнездовье порока? К завтрашнему утру ты должен покинуть мой дом. — Ракоци посмотрел на Руджиеро. — Мне стыдно. Я взял его в услужение.

Руджиеро, казалось, не слышал его слов.

— Натале аккуратен. В его комнате ничего не надо готовить. Я бы помог вам, хозяин, но я еще не окреп.

Дворецкий смотрел в сторону, стесняясь собственной слабости.

— Не беспокойся. — Ракоци нагнулся и подхватил Натале на руки. Уго, стоявший ниже, был изумлен. Хозяин легко, как с младенцем, управился с человеком гораздо крупнее себя.

Молодой слуга в нерешительности сделал шаг вверх и замер. В его помощи там не нуждались. Он вдруг понял, какой опасности избежали его сотоварищи. Хозяин мог всех их перекалечить, но проявил снисходительность. Уго потряс головой. До сих пор он думал, что нет во Флоренции человека сильнее и опаснее Савонаролы. Оказалось, что есть.

Сходя вниз по лестнице, Уго старался не смотреть на то, что творится в зале. Он торопливо спустился в подвал, чтобы набить дровами очаг. На душе его скребли кошки. Юноша чувствовал себя обманутым и виноватым, но не знал, чем своему горю помочь.

Уложив Натале, Ракоци с Руджиеро вернулись в парадный зал. Они долго стояли там и молчали, потом Ракоци произнес:

— Составь список того, что испорчено, Руджиеро. Мне это нужно к утру.

Руджиеро кивнул, сочувственно глядя на своего патрона. Он знал, что творится у него на душе.

Ракоци поднял с пола византийскую миниатюру, больше похожую на икону, чем на светский портрет. Он долго смотрел на нее, гладя большим пальцем лицо базилевса, умершего много веков назад.

— Хорошо, что «Орфей» цел. Мне надо было спрятать и остальное.