Читать книгу "Первая командировка - Василий Ардаматский"

«А не должно ли меня встревожить, что Осипов сказал так много для него опасного? Не происходит ли у нас взаимная охота? Я ставлю ловушку ему, а он — мне. Но нет-нет! Ну зачем ему я — мелкий коммерсант? Ну а если он заподозрил, что я вовсе не коммерсант? Все же он не волшебник, а я ему никаких оснований для подобного подозрения не давал», — раздумывал Самарин.

В прохладный сумрак гостиничного холла он вошел как в оазис. Тускло поблескивали кожаные кресла. От потолочных вентиляторов шевелились с бумажным шелестом жесткие листья пальм. Где-то тихо играло радио. Странное дело, в холле никого не было. Только Киву сидел за своей конторкой, уткнувшись, наверно, в очередной военный роман — эти испекавшиеся в Берлине книжки оставляли в номерах жильцы отеля, и горничные сдавали их ему.

Самарин подошел к конторке и сказал начальственным голосом:

— Номер, пожалуйста, и получше.

Киву вскинул лицо с готовой улыбкой и рассмеялся:

— Господину Рауху могу предложить целый этаж. Здравствуйте.

— Здравствуйте. Очередной роман?

— Ой, форменная чушь! Какой-то бравый немецкий гауптман на парашюте сброшен под Москвой, входит в город и знакомится с русской девочкой-люкс. Я как раз читаю, как они первый раз занялись любовью. Но не чушь ли? Где тот гауптман, а где Москва с ее девочкой-люкс? Нет-нет, раньше они писали лучше! Дух захватывало! А это... — Он захлопнул книжку и бросил ее в ящик конторки.

В это время Самарин заметил, что почти все номерные ключи с деревянными грушами занимали свои места на стеллаже. Киву, перехвативший его взгляд, рассмеялся:

— Я же сказал, берите целый этаж!

— А куда же девались все наши генералы?

Киву огляделся по сторонам и, наклонясь к Самарину через конторку, сказал тихо:

— Отбыли к новым местам назначения. Последнюю неделю уезжали один за другим, а то и целыми пачками. И все злые как черти. Пожили здесь, как на курорте. Фюрер призвал их к делу.

— А я лишился покупателей, — печально произнес Самарин.

— Как раз покупатель для вас есть! — подмигнул Киву и, соединившись с кем-то по внутреннему телефону, поговорил по-румынски. — Все в порядке, поднимайтесь на второй этаж, номер двести третий, господин Манеску. Он вас ждет!

— Кто такой?

— Мой соотечественник. Он что-то вроде импресарио, организовывал поездки румынских артистов в Ригу. А точнее сказать, доставлял сюда классных девок для немецкого начальства. Связи у него бешеные и денег куча. Единственный штатский, который почти год живет в нашем отеле. Идите-идите, а то и он уедет.

Самарин направился к лестнице. Он, вспомнил о последней встрече с Осиповым. «Но при чем тут «Фауст»? Почему Осипову крайне интересен разговор о нем? А что, если он исповедует не сюжетную ситуацию с Фаустом, а его философию? Этого не может быть. По Фаусту — лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой...

О какой своей борьбе за свободу и жизнь может он говорить, работая в фашистской разведке? Нет, это невозможно. А почему невозможно? Опять я сблизил и спутал позиции. А если он считает эту войну борьбой за лучшую жизнь немцев и за освобождение, скажем, тех же латышей от Советской власти? Это вполне возможно, но... для этого он должен быть оголтелым энтузиастом войны, а этого в нем нет. Скорее, он может принять философию Мефистофеля. Кроме всего прочего, этим он может объяснить и даже оправдать свою резко негативную позицию по отношению к войне и вообще к Германии и немцам. Но если он начнет развивать и такую аналогию, это тоже может его завести весьма далеко. Ну а если речь пойдет о ситуации чисто сюжетной, это для него весьма опасно, так как ему надо тогда сказать, какому дьяволу он продал душу».

Румынский импресарио — толстенький, розовый, с черными усиками под массивным носом — ждал его в открытых дверях своего номера и встретил его, как старого друга, со счастливой улыбкой на лице, долго тряс ему! руку, обняв за талию, потащил в номер.

— Это прекрасно, что вы пришли! — говорил он на скверном немецком языке, часто употребляя слова не по назначению. — Киву давно говорил мне о вас. Мы же с вами — коллеги! Я торгую искусством, вы чем-то другим! Ха-ха-ха! Садитесь, дорогой гость и коллега! Пива? Вина?

— Спасибо. Ничего не надо. У меня мало времени.

— Тогда за дело! — Импресарио потер руки и уставился на Самарина выпуклыми маслянисто-черными глазами.

— У меня есть художественный фарфор прошлого века, — сказал Самарин.

— Давайте же его посмотрим! — весело предложил румын, потирая руки.

— С собой у меня только образцы... — Самарин вынул из портфеля и поставил на стол три вещицы — собаку, удивленно рассматривающую черепаху, статуэтку обнаженной женщины и лошадку. Показывая на статуэтку женщины, предупредил: — Она с брачком — отбит уголок основания.

— Ерунда. Женщины без брачка не бывают! — утробно хохотнул румын, рассматривая фигурки, но тут же его лицо стало печальным. — Но, прямо скажем, товар не по сезону. Каменные дома в прах рассыпаются, а тут... лошадка из фарфора. Сколько за них хотите?

— За каждую по триста, марок.

— Триста за все три! — мгновенно ответил импресарио.

— Я не могу торговать, себе в убыток. Девятьсот марок, и ни марки меньше...

Начался торг, какого до сих пор Самарину вести не приходилось. Румын выкрикивал свою новую цену, вскакивал, бегал вокруг Самарина и стонал:

— Грабеж... Грабеж...

Когда Самарин назвал свою последнюю цену — по двести пятьдесят за вещь, — румын плюхнулся в кресло и, схватившись за голову, начал раскачиваться, бормоча:

— Неужели на свете нет справедливости...

Сошлись на цене двести тридцать марок за вещь. Отсчитывая деньги, румын закатывал глаза под лоб и судорожно вздыхал. Передав деньги Самарину, спросил сухо:

— У вас все?

— Почему все? Есть такой же фарфор еще, есть, и кое-что другое.

— А нет ли чего из золота? — тихо спросил румын.

— Нет. И золотые вещи я обязан продавать только немцам.

— Кем обязаны?

— Есть закон — золото из Германии не вывозится.

— Разве здесь Германия?

— Германия везде, где ее солдаты.

— Ах вон что... А если я тоже работаю для Германии, это дела не меняет?

— Вы подданный Германии?

— О, нет. Я подданный румынского королевства. Ну хорошо. А серебро?

— Закон касается всех драгоценных металлов.

— Боже мой!.. Ну а что же у вас есть еще для меня?

— Изделия из бронзы.

— Оставьте себе, — закрыл глаза румын.

— Антикварные вещицы.

— А это? — Не открывая глаз, румын показал на изумруд в своем кольце.