Читать книгу "Ночи Калигулы. Падение в бездну - Ирина Звонок-Сантандер"

— Я хотел посмотреть: что вы по собственному почину сделаете для моей славы, — заявил он.

— Все, что прикажешь, великий цезарь! — поспешно заверил Аспренат. — Только повели — возведём триумфальную арку и статую из чистого золота…

— Замолчи, — поморщился Гай. Лесть, прежде приятная, теперь раздражала его. Калигулу интересовали не Аспренат и ему подобные, а те сенаторы, которые сухо молчали и глядели прямо перед собой осуждающим взглядом. Их, не желавших унижаться самостоятельно, более всего желал унизить Гай.

Он поднялся с кресла и медленно прошёлся перед полукруглыми скамьями сенаторов, сцепив руки за спиной.

— Вы ненавидите меня! — голосом, срывающимся от волнения, крикнул он.

Сенаторы зашумели, на все голоса опровергая заявление цезаря.

— Ненавидите! — по слогам повторил он и продолжил более спокойно: — За то, что я — такой, какими вы хотите быть, но не смеете себе позволить!

Сенаторы исподтишка переглядывались. Некоторые нахмурились. Другие затаили жёлчную улыбку, слушая громкий голос императора.

Калигула говорил:

— Должно быть, не один из вас в юности заглядывался на красивую сестрицу. Или мечтал избавиться от брата, с которым разделил отцовское наследство. Но испугался навлечь на себя всеобщее презрение! Я тем отличаюсь от вас, что ничего не боюсь! Я — бог!

Он отпил глоток вина, стараясь промочить пересохшее горло.

— От мерзких инстинктов вы избавляетесь, истязая рабов! — снова загремел под сводами курии его голос. — Ваши жены, недовольные причёской, острыми шпильками колют в грудь рабынь. На большее вы не осмеливаетесь! — Гай презрительно усмехнулся. — Я смею все. Я истязаю вас! И вы, гордость Рима, терпите побои и оскорбления, потому что у вас рабские душонки! Вы — мои рабы!

Он бросил на пол чашу и покинул курию. Сенаторы, дождавшись его ухода, заёрзали на скамьях и зашумели возмущённо, доказывая соседям и самим себе, что уж они-то не рабы и не боятся гнева принцепса.

Калигула пересёк Форум и вбежал в храм Кастора и Поллукса. Добрался до опочивальни, пробежав по переходам, соединявшим храм с Палатинским дворцом.

Цезония уже находилась во дворце. Отдавала приказы: что приготовить на обед и где поставить коринфские вазы, полученные в наследство от недавно умершего всадника. Римлянам особым указом было велено назначать императора сонаследником родственников. Завещания, в которых не значилось имя Гая Цезаря, объявлялись недействительными.

Увидев Гая, Цезония поспешила к нему.

— Что с тобой? — спросила, заботливо положив ладонь на разгорячённый лоб мужа.

Калигула обнял Цезонию и спрятал злое лицо на её плече.

— Я ненавижу Рим! — признался он. — Весною мы сядем на корабль и отчалим в Александрию. Этот город, жаркий, изысканный и сладострастный, станет моей столицей. Изредка будем наведыватся в Италию. Но не в Рим! В Анциум — прибрежный городок, где я родился. В Рим я больше не ступлю ногой!

— Скорее бы… — прошептала Цезония. — Рим и мне надоел. Горожане смотрят на меня с такой злобой…

— Теперь я понимаю, почему Тиберий жил на Капри, — заметил он и простонал тоскливо: — Ненавижу Рим! Ненавижу сенаторов!..

Цезония поняла: Гай нуждается в утешении. Она обязана отвлечь его от дурных мыслей, иначе не одна голова покатится на Гемонию! Она содрогнулась вспомнив, как Гай угрожал ей. Жить с Калигулой, делить с ним постель и стол, все равно что ходить по лезвию ножа. Но какая честь — быть императрицей! Особенно для Цезонии — женщины не первой молодости, не особенно красивой, небогатой и разведённой.

— Успокойся, — шептала она, поглаживая рыжеволосую голову Гая. — Я собираюсь устроить великолепный праздник, чтобы ты повеселился и ненадолго позабыл о государственных заботах.

Услышав о предстоящем празднике, Гай повесел.

— Ты знаешь, как угодить мне! — шепнул он, целуя Цезонию.

* * *

В Александрию Гай решил отъехать с такой пышностью, которая не снилась даже царице Клеопатре.

Осень и зиму он решил потратить на сбор денег. Казна, оставленная Тиберием, давно опустела. Вспомнив, с какой жадностью галльская знать накинулась на тряпки и драгоценности сестёр, Гай повеселел. Он решил устроить торги и распродать по высоким ценам вещи, принадлежавшие некогда Августу, его супруге Ливии и Тиберию.

Торги проходили в амфитеатре. Богатые римляне с жёнами и детьми заняли полукруглые скамьи. На арене кучей были свалены ткани, статуи, коринфские вазы, мебель, зеркала и поношенные одежды.

Гай торжественно вышел на арену, одетый по своему обыкновению в короткую тунику, лиловую мантию и с золотым венцом на рыжих волосах.

— Римляне! — громко крикнул он. — Заботы о благе государства опустошили государственную казну! Нужда заставляет меня продавать дорогие сердцу реликвии, доставшиеся мне по наследству от славных предков. Не скупитесь, покупайте вещи, принадлежавшие некогда членам императорской семьи! Знайте, каждый сестерций, каждый асс, заплаченный вами, пойдёт на благо Рима!

Зрители одобрительно зашумели. Торги начались.

Гай выбрал из кучи хлама коринфскую вазу.

— Эта ваза принадлежала моему прадеду, божественному Августу! — заявил он. — Я назначаю цену в четыреста тысяч сестерциев. Кто даст больше?

Патриции украдкой переглядывались: цена была огромной — целое состояние.

— Вам кажется дорого? — насмешливо осведомился Калигула. — Да этой вазе цена — миллион! Ведь её касался сам Август! — обозлившись, он прикрикнул: — Император обеднел до такой степени, что вынужден продавать свои вещи, а вы, свиньи, отказываетесь покупать! Вам не стыдно быть богаче меня? Покупайте, живо! А то я сейчас рассержусь!

Римляне предпочли не ждать гнева Гая.

— Четыреста пятьдесят тысяч, — поспешно отозвался сенатор Аспренат, сидевший во втором ряду.

— Продано! — Гай одарил покупателя обаятельной улыбкой.

В скором времени Гай продал почти все: вазы, статуи, продавленные стулья, кухонную посуду, ночные горшки. Он до небес поднял цену на зеркало с трещиной, говоря:

— Перед этим зеркалом прихорашивалась Ливия в день свадьбы с Августом.

Окрылённый успехом, Калигула велел привести тигров и пантер. Затем — тринадцать самых дряхлых и увечных гладиаторов из школы, принадлежащей лично ему.

Поношенные туники Ливии и домотканные тоги Августа покупались нарасхват, но на старых гладиаторов покупателя долго не находилось. Римляне со знанием дела оглядывали хромых ветеранов и требовали бойцов помоложе, покрепче. Калигула быстро нашёл выход из положения.

В первом ряду сидел бывший претор, всадник Апоний Сатурнин. Полный старик, любитель поесть и поспать, прихватил из дома мягкую подушку. Устроившись поудобнее, он благодушно следил за торгами. Сентябрьское солнце, достаточно жаркое, сморило его. Сатурнин заснул, сцепив пальцы на полном животе и кивая во сне головой. Гай, заметив это, ухмыльнулся с озорством.