Читать книгу "Дело Николя Ле Флока - Жан-Франсуа Паро"

— Вы же читали Монтескье, Николя. У него есть одна фраза, которая часто приходит мне на ум: «Но все решили, что лучше будет прекратить поиски, ибо в противном случае существует риск обнаружить гораздо более опасного врага, неприязнь к которому следовало скрывать, дабы вражда временная не превратилась во вражду непримиримую». Вы блестяще расследовали это дело, и вам не в чем себя упрекнуть. Мы с вами столпы государства, которое пытаются расшатать, и эта история лишь подтверждает мои слова. Что же касается преступников… Будьте осторожны; когда-нибудь вам придется столкнуться с этими канальями.

ЭПИЛОГ

Но можно ль допустить, чтобы укоры

Губили… Ах, какое счастье — Аталида!

Расин (пер. В.М. Мультатули)

Среда, 24 августа 1774 года

Рано утром Николя вызвали в особняк Грамона. Там царила непривычная суета. По лестницам сновали лакеи с тяжелыми чемоданами из ивовых прутьев. Двор заполняли нагруженные доверху экипажи. Похоже, здесь намечался переезд. Его проводили в кабинет начальника полиции. Сартин наблюдал, как лакеи укладывают в кожаные коробки его любимые парики. При виде посетителя он остановился.

— В двух словах, — быстро заявил он. — Я только что получил назначение в Министерство морского флота, где я в должности министра наследую господину Тюрго, который принимает Государственное казначейство. Свое место я уступаю Ленуару, я сам назвал его в качестве своего преемника. Герцог де Шалабр готов сдать мне особняк неподалеку от своего сада; вы всегда будете там желанным гостем. А сейчас, отложив все текущие дела, я должен ехать в Версаль, поэтому у меня нет времени сказать вам все, что я чувствую…

Он несколько раз щелкнул замком какой-то коробки.

— …И сказать вам… В общем, я рекомендовал вас своему преемнику. Представьтесь ему как можно скорее, первые часы решают все, и тот, кто не успел, вряд ли когда-нибудь сможет на что-либо рассчитывать. Я пока не могу подыскать вам место подле себя, в Министерстве морского флота, но это не означает, что в один прекрасный день я не призову вас к себе. Разумеется, я это сделаю. До свидания, друг мой.

И, ругая лакеев за неловкость, он продолжил паковать парики. Ошеломленный Николя удалился среди всеобщей суматохи. Так, в считанные секунды, завершилась работа, начатая четырнадцать лет назад. Он никогда не оставался равнодушным к перепадам настроения Сартина. И отнюдь не был убежден, что его неизменная преданность, верность и лояльность, равно как и выпавшие на его долю за время службы под началом Сартина испытания, оценивались как должно. И он решил не ходить в Шатле, где, насколько ему известно, ничего срочного не предвиделось. Он посвятит этот день размышлениям. А так как лучше всего мыслить с книгой в руках, то он заберется в библиотеку к Ноблекуру, убежав таким образом от надвигающейся на Париж августовской грозы. День обещал быть душным и тяжелым, подобно грузу, давившему ему на сердце.

Он прекрасно знал, что произойдет дальше. Уже причисленный к тем, кого, по словам Лаборда, именуют «прежний двор», он в глазах общества превратится в простого полицейского чиновника. И несмотря на доверие, которое оказывал ему покойный король, несмотря на его полное оправдание, темная история, в которую удалось его впутать, вряд ли позволит ему сделать карьеру. Слухи, просочившиеся за пределы Шатле, позволят досужим умам обсуждать видимую сторону дела, не подозревая о тайных его пружинах. Прежнее его положение, занимаемое им при Сартине, без потерь переместившемся в министерское кресло, теперь ничего не стоит, так что ему еще не раз придется столкнуться с мстительностью товарищей по работе, несмотря на то, что он всегда старательно следил за тем, чтобы не злоупотреблять своей властью и влиянием. Он знал, что оказанные услуги чаще порождают неблагодарность, нежели признательность. Пожелает ли Ленуар по-прежнему использовать его для расследования чрезвычайных дел? В лучшем случае за ним станут наблюдать, прежде чем примут решение относительно его дальнейшей деятельности; в худшем — его отстранят от должности и переведут на положение мелкого служащего. Его преданность прежнему начальнику не только никто не оценит, а скорее наоборот, воспримут как недостаток или неудобство.

Прибыв на улицу Монмартр, он увидел под портиком незнакомый экипаж. Потный раскрасневшийся кучер, сняв камзол, пил поднесенный Катриной холодный сидр. Веселая стайка подмастерьев булочника что-то бурно обсуждала, показывая пальцами на экипаж. На вопрос Николя самый старший со смехом сообщил, что приехала дама, такая толстая, что им всем пришлось помогать ей подняться на второй этаж; а еще у нее со щек кусками отваливались белила, словно мука с хрустящей корочки булки. Охваченный любопытством Николя направился в апартаменты Ноблекура; услышав знакомый хриплый голос, в изумлении остановился на пороге.

— Этот напиток, дорогой мой сударь, действительно сладковат!

— Сладковат? — тревожно переспросил Ноблекур.

— О, да! Он так сладко стекает в глотку, что я тут же вспомнила тот старинный ликер, что так любил наш Николя. А эти лимонные бисквиты! Сама нежность! Надобно вам сказать, я обожаю сладкое.

Просунув голову в приоткрытую дверь, Николя с изумлением увидел Полетту, являвшую собой гору фиалкового цвета шелка и фиолетовых лент; бывшая владелица «Коронованного дельфина» с трудом втиснулась в кресло-бержер, бывшее для нее явно слишком узким. Жизнь на свежем воздухе пошла ей на пользу. Выражение ее, как всегда, набеленного и нарумяненного на скулах лица приобрело своеобразное достоинство и умиротворение, без сомнения, результат набожности и служения бедным, которым она, несмотря на хвори, отныне посвящала свое время. Господин де Ноблекур, в черном фраке и длинном парике, модном в период регентства, похоже, исполнял роль духовника; на коленях у него сладко спала Мушетта, а возле ног — Сирюс; сам Ноблекур имел вид добродушный, но, как прекрасно знал Николя, проницательность никогда не покидала почтенного магистрата.

— Сударыня, — промолвил он, — и все же: чем я обязан вашему визиту?

— Вы очень учтивы и вежливы, мой хороший сударь. Как вы понимаете, я не просто пришла немножко поболтать с вами. Да и решилась я на такой поступок с большим трудом. Давай, двигай, старая кляча, сказала я себе, чем ты рискуешь, если откроешь душу тому господину, о котором тебе столько рассказывал Николя? Я просто измучилась, ломая себе голову, откажетесь вы или нет принять бывшую хозяйку известного заведения. Вы же прокурор! И все же я решилась. Передала заботы о моем доме, то есть о «Коронованном дельфине» одной из своих бывших пансионерок, Сатин. Должна вам сказать, когда-то, давным-давно она была…

— …Подружкой Николя.

— Ах! Ну, оно и к лучшему, раз вы все знаете. Между ними, знаете ли, всегда словно ландыш расцветал…

— Расцветал ландыш?

— Ну, не ландыш, конечно, но чувства были, а временами настоящее пламя разгоралось. Надобно знать, когда я удалилась в Отей, где начала новую жизнь, с улицы Фобур-Сент-Оноре ко мне приходит служанка — помочь моей кухарке. Малышка очень мила и болтлива. Я ее разговорила, а потому в курсе всего, что делается в моем заведении. Она сказала мне, что как-то раз наш Николя наткнулся на молодого человека, и сходство этого молодого человека с ним самим его очень поразило. В общем, он изрядно разволновался. Ну, и как мне казалось, должен был бы задаться вопросом. Сатин узнала об этом и теперь бедняжка прямо больная стала от тревоги.