Читать книгу "Разведчик пустоты - Аарон Дембски-Боуден"

Из динамиков дредноута вырвался скрежет переключающихся передач — но в нем слышалась неловкость.

— Я был капитаном Малкарионом из десятой роты. Примарх называл меня военным теоретиком. Он считал мои длинные трактаты, посвященные военному делу, бесполезными, однако забавными. Он не раз читал мне нотации. Говорил, что я должен служить в Тринадцатом, где мои познания более уместны.

Женщина медленно кивнула, глядя, как ее дыхание растекается в воздухе облаком пара.

— Что такое примарх?

Малкарион издал тот же скрежет.

— Просто легенда, — проревели динамики вокса. — Забудь о том, что я сказал.

Какое-то время они стояли молча. Малкарион вновь сосредоточился на вокс-передачах и в безмолвной задумчивости прислушивался к голосам Вариила, Талоса, Люкорифа и последних оставшихся воинов своей роты. Прибытие Живодера оказалось сюрпризом, как и появление доставившего его катера. Если не считать этого, они умирали той смертью, которую избрали: погибали лишь после того, как отнимали бесчисленное множество вражеских жизней и в последний раз орошали камни своей древней крепости кровью неприятелей.

Возможно, гибель их не была славной, но зато была правильной. Они — не Имперские Кулаки. Им ни к чему стоять в золотых доспехах под палящим солнцем, выкрикивая имена своих героев в безразличные небеса. Нет, именно так сражался Восьмой легион, и именно так должны были умереть все сыны мира без солнца — крича от гнева, в одиночестве и темноте.

На секунду он задумался о той лжи, что поведал хромающей рядом с ним смертной, — о своем наслаждении последней охотой. Он испытывал извращенную благодарность за то, что ему выпал шанс увидеть, как его бывшие братья принимают смерть в духе истинных сынов Восьмого легиона, — однако пролитая им кровь нечестивых ксеносов не приносила ему никакой радости. Разве он держал против них зло? Нет. Совершенно нет. Убивать их стоило лишь ради того, чтобы показать им путь Восьмого легиона и покарать за нечеловеческую гордыню.

Он полагал, что рассеянные, жалкие отряды чужаков вряд ли сумеют убить его. Быть может, если их наберется двадцать или тридцать и мечи будут получше, им удастся одолеть его, но даже в этом случае…

Нет.

Он встретит смерть здесь, в этом холодном саркофаге, уже давно поглотившем его останки. Он наконец-то погрузится в тишину, когда в оболочке дредноута закончится энергия. Это может произойти через десять лет. Или десять тысяч. Наверняка не узнать.

Малкарион отключил вокс и снова оглядел стоявшую рядом смертную. Как же ее звали? И спрашивал ли он вообще об этом? И имеет ли это значение?

— Ты хочешь умереть здесь, внизу, человек?

Она обхватила себя руками, стараясь согреться.

— Я вообще не хочу умирать.

— Я не бог, чтобы из ничего творить чудеса. Все умирает.

— Да, господин.

И вновь тишина.

— Я слышу, как они шепчут, — созналась женщина. — Чужаки опять приближаются.

Огромная пушка на правой руке дредноута задрала ствол и лязгнула, перезаряжаясь. Для смертной этот звук стал уже привычным. Перешептывание усилилось. Она почти чувствовала, как затылка касается теплое дыхание.

— У моей истории уже есть славный конец. Капитан Малкарион, возродившийся в несокрушимом железе и во второй раз сразивший Рагуэля Мученика из Девятого легиона, прежде чем наконец-то погрузиться в вечный сон. Разве это не прекрасная легенда?

Даже не понимая его слов, женщина ощутила их значение.

— Да, господин.

— Кто способен разрушить собственную легенду одним последним безвестным рассказом? Кто променяет убийство героя Империума на спасение единственной человеческой души от смерти в бесконечном мраке?

Малкарион не дал ей времени на ответ. Уже разворачиваясь, он поднял орудия и наполнил зал оглушительным грохотом выстрелов.

Первый Коготь стоял наготове, окруженный отключенными сервиторами и бесценными комплектами терминаторской брони, которой не суждено было больше увидеть солнце.

Талос вложил гладиус в наголенные ножны, прикрепил разряженный болтер к бедру и обнажил Клинок Ангелов. Его наличник с изображением черепа — и с руной на лбу, обозначавшей тот самый титул, который был ему так ненавистен, — по очереди оглядел братьев.

Дыхание Меркуция вырывалось из вокс-решетки влажными всхлипами, он стоял достаточно прямо, чтобы удерживать штурмовой болтер. Его шлем, увенчанный двумя изогнутыми рогами, безмолвно смотрел на остальных.

Узас был в своем древнем шлеме с отпечатком пятерни. В одной руке он держал цепной топор, в другой гладиус. Его плащ из человеческой кожи, царственно наброшенный на одно плечо, контрастировал со свисавшими с доспеха черепами.

Кирион подготовил к бою цепной меч и болтер. Зигзаги молний на его наличнике казались рваными следами слез.

— Давайте покончим с этим, — произнес он. — Все равно жить мне уже надоело.

Талос улыбнулся, хотя так невесело ему еще ни разу не было. Узас ничего не сказал. Меркуций кивнул и заговорил, подавив стон:

— Мы доставим тебя на поверхность, брат. А когда Вариил выскажет все, что хотел, спустимся сюда и сдерем кожу с этой ксеносовской гарпии.

— Часто чем проще план, тем лучше, — заметил Кирион.

Талос вывел свой отряд в коридор, оставив заброшенные реликвии и безмозглых рабов медленно угасать во тьме.

XXVIII

ТАЙНАЯ ИСТИНА

Через час это стало помехой. Через два — проблемой.

К третьему часу они едва двигались.

— Просто бросьте меня, — сказал Меркуций, навалившийся на плечо Талоса.

Он задерживал их, замедлял их шаг. Талос знал это. Знали Кирион и Узас, а Меркуций знал лучше всех их, вместе взятых.

— Оставьте меня, — то и дело повторял он.

— Брось пушку, — отвечал Талос. — Она только мешает.

Меркуций сильнее прижал к себе штурмовой болтер.

— Просто оставьте меня. Я прикончу всех ксеносовских ублюдков, которые явятся сюда по мою душу. Если они идут за нами, я выиграю для вас немного времени.

Кирион шагал рядом с Талосом и хромающим воином. Он активировал закрытый канал, перевел дыхание и заговорил:

— Мы должны оставить его, брат.

Талос даже не взглянул в его сторону.

— Мы должны помалкивать.

— Мы должны умереть, Талос. Мы пришли сюда за этим. Меркуций уже умирает, а та рана на голове, что получил Узас, тоже выглядит паршиво. Череп у него рассечен до кости, а один глаз остался в том зале, где погиб Третий Коготь.

Талос не стал спорить.

— Узас беспокоит меня не меньше, чем Меркуций. Он кажется… холодным, отстраненным.