Читать книгу "Экономическая наука в тяжелые времена. Продуманные решения самых важных проблем современности - Эстер Дюфло"

за все, как с достойного. Чем же она оборачивается, ваша буржуазная мораль? Да это же просто предлог, чтобы мне ни шиша не дать[594].

В викторианской Англии, где происходит действие пьесы, бедным приходилось тяжело. Чтобы заслужить помощь благотворителей, необходимо было быть воздержанным, бережливым, ходить в церковь и, главное, трудолюбивым. Для остальных пристанищем становился работный дом, где труд был принудителен, а мужей и жен держали порознь, если только они не влезали в долги, в таком случае их отправляли в долговую тюрьму или принудительно высылали на другой конец света. Составленная в 1898 году «карта, описывающая лондонскую бедность» относила некоторые районы к «низшему классу, порочному, полукриминальному»[595].

Сегодня мы не так далеки от этого. Упомяните о социальной помощи в толпе обеспеченных людей из Соединенных Штатов, Индии или Европы – и всегда кто-то покачает головой, выражая обеспокоенность тем, что социальное обеспечение делает их «ни на что не годными» (good for nothings), используя викторианское выражение, все еще популярное среди индийцев определенного класса. Дайте им наличные, и они перестанут работать или пропьют их. Где-то за этим скрывается подозрение, что бедные бедны, потому что у них нет воли к успеху, – дайте им любой предлог, и они станут бездельничать.

Экономическая катастрофа, вызванная Великой депрессией 1930-х годов, временно смягчила отношение к бедности в Соединенных Штатах, поскольку она приобрела повсеместный характер. Все знали кого-то, кто внезапно впал в нищету. История Джона Стейнбека об отважных оклахомцах, спасающихся от пыльных бурь, вошла в школьную программу[596]. Новый курс Франклина Д. Рузвельта ознаменовал начало эпохи, когда бедность стала рассматриваться как общественная проблема, которую необходимо решить с помощью государственного вмешательства. Эта тенденция сохранялась вплоть до 1960-х годов, а ее кульминацией стала «война с бедностью» Линдона Б. Джонсона. Но когда темпы экономического роста замедлились, а ресурсы истощились, война с бедностью превратилась в войну с бедными. В своих выступлениях Рональд Рейган снова и снова возвращался к образу так называемой королевы социального обеспечения, ленивой чернокожей мошенницы. Моделью для него была Линда Тейлор, женщина из Чикаго, которая, как установил суд, использовала вымышленные имена, чтобы получать пособия за четырех человек, была осуждена за мошенничество в размере 8000 долларов и провела несколько лет в тюрьме. Срок ее заключения был на полтора года дольше полученного миллиардером-капиталистом Чарльзом Китингом, который был центральной фигурой самого известного коррупционного скандала эпохи Рейгана и связанного с ним кризиса сбережений и займов, стоившего налогоплательщикам более 500 миллиардов долларов, потраченных на помощь финансовым организациям.

Новый поворот политики обосновывался нравственной распущенностью бедных, которая представлялась как следствие самой системы социального обеспечения. В 1986 году Рейган провозгласил войну с бедностью проигранной. По его мнению, эту войну мы проиграли именно благодаря социальной помощи, отбивавшей охоту к труду и поощрявшей зависимость, что привело к «кризису семьи, особенно у получавших помощь бедных, как черных, так и белых»[597]. В своем радиообращении к нации 15 февраля 1986 года Рейган заявил:

Нам угрожает создание культуры постоянной бедности, столь же неизбежной, как и любая цепь или связь. Может возникнуть вторая, обособленная Америка, Америка потерянных мечтаний и жалкой жизни. Ирония заключается в том, что проблема начинала исчезать, но ошибочные программы социального обеспечения, учрежденные во имя сострадания, на самом деле помогли превратить эту проблему в национальную трагедию. Начиная с 1950-х годов бедность в Америке сокращалась. Американское общество, общество возможностей, творило свои чудеса. Экономический рост обеспечивал миллионам людей ту лестницу, по которой они могли выбраться из нищеты и достичь процветания. В 1964 году была объявлена знаменитая «Война с бедностью», и произошла забавная вещь. Бедность, измеряемая зависимостью, перестала сокращаться, а затем и вовсе стала расти. Наверное, можно сказать, что бедность победила в войне. Бедность победила отчасти потому, что вместо помощи бедным государственные программы разорвали узы, связывающие бедные семьи вместе.

Возможно, наиболее коварное последствие социальной помощи заключается в том, что она узурпировала роль кормильца. Например, в тех штатах, где существуют самые высокие выплаты, государственная помощь матери-одиночке может дать гораздо больше, чем работа за минимальную заработную плату. Иначе говоря, благодаря помощи она может бросить работать. Многие семьи имеют право на получение значительно более высоких пособий, если в них нет отца. Что должен делать мужчина, зная, что его собственным детям будет лучше, если он никогда не будет официально признан их отцом? По существующим правилам социального обеспечения, забеременевшая девочка-подросток может получить право на такие пособия, которые позволят ей жить в собственной квартире, получать медицинскую помощь, покупать еду и одежду. Она должна выполнить только одно условие – не выходить замуж или не признавать отца… Трагедия социальной помощи зашла слишком далеко. Пришло время изменить нашу систему социального обеспечения так, чтобы о ее результатах можно было судить по тому, какому числу американцев она позволит освободиться от необходимости обращаться за помощью[598].

Грозные предупреждения из этого выступления не выдерживают критики. Исследования о воздействии социальной защиты на рождаемость и структуру семьи могли бы заполнить большой книжный шкаф. Неоспоримый вывод этой литературы состоит в том, что подобное воздействие, если оно вообще существует, очень мало[599]. Опасения Рейгана не были обоснованны.

Но, несмотря на эти неопровержимые свидетельства, идея о том, что социальная помощь порождает бедность, а также такие образы, как «зависимость», «культура социального обеспечения», «кризис семейных ценностей», наряду с имплицитными ассоциациями с расой или этничностью, широко распространены в разные времена и в разных местах. В июне 2018 года президент Франции Эммануэль Макрон записал видео о том, как он готовит речь о предлагаемых им реформах программ борьбы с бедностью. Эта запись была обнародована администрацией как откровенный «закулисный» взгляд на президента, позволяющий познакомиться с его реальным стилем и откровенными мыслями. Мы видим, как он, несмотря на все различия между этими людьми, принимает очень похожий на Рейгана тон, повторяя снова и снова, что нынешняя система провалилась, и умудряется в течение нескольких минут шесть раз упомянуть о необходимости сделать бедных более ответственными[600].

В Соединенных Штатах подобные настроения возродились в 1996 году, когда президент Клинтон при поддержке двух партий принял Закон о согласовании личных возможностей и возможностей трудоустройства. Согласно этому закону программа «Помощь семьям с детьми-иждивенцами» была заменена на «Программу оказания временной помощи нуждающимся семьям», которая требовала от получателей помощи устроиться на работу. Клинтон также расширил налоговый зачет на заработанный доход, который дополняет заработки бедных работников (что делает государственную помощь обусловленной наличием определенной работы). В 2018 году Совет экономических консультантов президента Трампа опубликовал доклад, в котором выдвигалось требование работы в качестве условия получения права на три основные программы неденежной помощи: Medicaid, льготной покупки продуктов и субсидий на оплату жилья[601]. В июне 2018 года Арканзас стал первым штатом, который ввел требование о работе для взрослых участников программы Medicaid. Интересно,