Читать книгу "Тоннель - Яна Михайловна Вагнер"

и начинали подозревать, что вляпались в какой-то новый замысловатый кошмар. А может, и вовсе не проснулись.

— Ну ты что? Иди, посиди пока, — сказала женщина из Майбаха девочке-регулировщице и поняла вдруг, что не знает ее имени. Почему-то не спросила.

— Я с вами, — быстро сказала Ася. — Давайте я с вами пойду, ладно?

На самом деле ей очень хотелось объяснить, что злющий обезьяний старик и пузатый дядька в плаще ей совсем, ну совсем не нравятся. И как ей жалко, что она все испортила и в списке никого не отметила, только ведь почти же никто не подходит. Ни мамочка с сыном из Пежо, ни семья из УАЗа, ни сучка из Кайен с толстыми коленками. Ни тем более нимфа, которая девять классов еле, наверно, закончила. Что не подходит даже Терпила. И она, Ася, вообще-то тоже, потому что папа наврал про физматшколу и про золотую медаль. Но все на нее смотрели, и она сказала только:

— Ну пожалуйста. Там папа, наверное, волнуется. — И, даже пока говорила, уже понимала, что причина эта дурацкая и сама она дура. Тупая уродская дура.

— Нельзя, — сказала большая женщина. — Я сама. А папу я приведу твоего, поняла? — и стала такая же, как все остальные. Противная и чужая. — Иди, сядь на место. Давай-давай, быстренько.

Можно было отпихнуть ее, пробежать к выходу и что-нибудь там нажать. Какая-то наверняка же там была кнопка, чтоб открывалось изнутри. Но женщина взяла ее крепко за плечи и втолкнула назад, в комнату к обезьяньему старику. Тот сразу отпрыгнул, как будто она была заразная. Как будто все там, в тамбуре, были заразные, и крикнул, вытянув желтую шею:

— Стоматолога первого, я сказал! И без проебов мне чтобы больше! Ворвутся в шлюз — с ними там все останетесь! — а после растопырил пальцы и быстро застучал ладонью куда-то в стену, как если бы в первом стуке был не уверен.

Дверь в тамбур вздохнула и закрылась. Старик повернулся и в первый раз посмотрел на нее в упор, как если бы только заметил.

— Компьютеры учила в школе? Компьютеры, говорю, учила?

Глаза у него тоже были желтые.

Когда погас райский свет и в тамбуре снова наступил полумрак, ополченцы набрались-таки смелости и переглянулись — коротко, но с пониманием. У адской начальственной бабы и рябого мужика оказалось все же свое начальство, повыше, каковое, начальство, только что осталось за дверью, а значит, прозвучала команда «вольно», хоть вслух ее никто и не произносил.

Однако облегчение длилось недолго. Баба закатала рукав и глянула на часы.

— Собрались, — сказала она. — Выходим. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 23:45

— ...В общем, идея довольно безнадежная, — сказал Митя. — Да идиотская, скорее всего, — но видно было, что идея очень ему нравится и как ему хочется, чтоб его о ней расспросили.

А никто не расспрашивал. Ни свихнувшийся крошка доктор, ни юный лейтенант, который явно желал одного — успеть-таки окучить свою кудрявую Барби и чтоб их оставили в покое. Ни тем более водитель Газели в резиновых тапках, который просто не понял ни слова. Так что к микроавтобусу отправился один только Патриот, и даже тот шагал молча, угрюмо, как если бы раздумывал уже, не догнать ли своих.

— Даже говорить пока не о чем, наверно, — сказал Митя.

Спина у него так и не высохла, джинсы снизу были пыльные и совсем обтрепанные. Выбросить давно пора эти штаны, подумала Саша и тут же, мгновенно рассердилась. На себя, на тупицу Патриота, но сильнее всего — на Митю, который снова непостижимым образом был собой доволен. Вот прямо сейчас — доволен и вертел головой, высматривая чертов микроавтобус, как киоск с мороженым.

— В общем, такое дело, — сказал довольный собой, оживленный Митя, который опять придумал, как все поправить. — Они же силовой кабель закоротили, так? Обычное короткое замыкание. На выходе причем, в самом конце. Ну не один же тут кабель, правильно? Не должен быть один. И если отключить поврежденный участок, например...

«Столичная» была мерзкая, даже мерзее похоронного «Абсолюта», и совсем не помогала. Наоборот, мутило от нее только сильнее. Грустная балерина из Кайен встала уже, наверное, в очередь и рассказывала про свой химфак и дедушку замдекана.

— …Если понять, как у них цепь тут устроена, и отрубить поврежденный участок, то можно поднять систему. Понимаешь? Включить все обратно.

— Зачем? — спросила Саша.

Митя обернулся и сразу немножко погас. Оба они обернулись и смотрели так, словно забыли, что она здесь.

— Зачем? — повторила Саша.

Лица у обоих сделались одинаковые. Обиженные, как если бы она раньше времени задула свечки на торте. И она спросила бы что-нибудь еще, например — как это у тебя получается, Митенька, как это ловко так у тебя выходит. Но теплая водка стояла прямо у горла и жгла ей нёбо, и даже наклониться, чтобы пристроить куда-нибудь пакостную бутылку, тоже оказалось нельзя.

— Ладно, пошли, — наконец сказал Патриот. — Вон он, по ходу, фургон. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 23:46

Митинг возле запертой двери в стене длился недолго — от силы минут пять — и разогнаться поэтому как следует не успел. Даже когда человек с разбитым лицом взобрался на Майбах и еще раз напомнил оттуда, что убежище общее и, раз так, право на вход тоже, конечно, имеют все, потому что убежища для того и устроены, — речь его вызвала у собравшихся полное и горячее одобрение, однако ярости не вызвала. Шуметь, говоря по правде, ни у кого уже не было сил. Да и дверь, между прочим, могла открыться в любую минуту, и вышло бы, пожалуй, неловко. Хватало уже и того, что оратор в пыльных ботинках топтался прямо на капоте правительственного лимузина, а временами даже притопывал. С одной стороны, чего там, зрелище было приятное. С другой же — сообщало всему собранию какой-то излишне радикальный оттенок. Именно поэтому, когда серый прямоугольник двери ожил-таки и поехал в сторону — и ждать-то, к слову, почти не пришлось, — многим одновременно подумалось, что человеку с разбитым лицом хорошо бы спрыгнуть. А хозяйка Лендровера, стоявшая ближе всех, попробовала даже воплотить эту коллективную мысль, легла на капот и дернула человека за штанину.

— Слезайте, — прошипела она. — Ну что вы, давайте быстрей!

— Да, боюсь, вам придется спуститься, — раздался начальственный женский голос. — А то разговора у нас не получится.

Говорила чиновница откуда-то изнутри и выходить, судя по всему, и правда не спешила. В проеме виднелись только напряженные лица бывших спасателей, которых недавно еще как героев провожали к выезду. Загорелые дядьки-шахтеры, подводник в борцовке и конопатый водитель автобуса были вроде те же самые — но стояли у самого выхода, порога тоже не переступали и глядели скучно поверх голов, словно никого снаружи не узнавали. А к тому же в руках у каждого было по дробовику.

— Продались, суки, — сказал человек с разбитым лицом. — На своих с ружьями, вот, значит, как повернулось?

И хотя обвинение это звучало вполне справедливо, предстоящий разговор все-таки был важнее — дверь-то открылась, хотя могла и не открываться, и даже в задних рядах ощущалось, что воздух за нею другой. Настоящий и сладкий, как если бы ночью распахнулось окно в прокуренной комнате. Так что на грубого человека зашикали сразу со всех сторон, и он, помедлив, неохотно спрыгнул-таки с капота.

Однако невидимая чиновница этим не удовлетворилась.

—