Читать книгу "Голован - Федор Березин"

7. Доктор Дар Гаал. Приписываемые дневники.

Сон жуткий до яви. Так бывает.

Невероятный рев в ушах. Источник не ясен. Толи надвигающееся гигантское цунами, толи водопад. Но если и водопад, то не красивая природная картинка, а водопад катастрофа, тот, что только родился, проторил себе путь сквозь скалы. И свалился на город. Но нет, все же не что-то из природных образований. И уж не механическое точно. Но может ли подобный звук издавать хоть что-то живое? Мощь попросту невероятная. Если это шипение, тогда существо его издающее…

И еще смрад. Жуткий смрад, забивающий ноздри. Смрад, от которого не уйти. Нельзя же совсем не дышать. А воздух вокруг, он как живой. Ходит волнами. Пыль поднялась и зависла. Не падает, завязывается в узлы, куда-то течет. Иногда ручейками тянется вверх. К Мировому Свету. Может, от этого он поблек? Впрочем, странным образом ведет себя не только пыль. Титанические колоны Предваряющих ворот храма Хозяйки Леса явственно клонятся влево. Огромная балка перекрытия с неизбежностью рушится. Грохот совсем не слышен, все давно потонуло в чудовищном шипении. Содрогается, идет мелкой дрожью сам храм главной богини Леса. Материальные предметы явно вышли из повиновения человеку. Но и сами люди…

Теперь ты их видишь явственно. Совершенно незнакомые лица. И даже не просто лица. Сама топология лиц абсолютно неизвестна. Какая-то новая раса? Они бредут друг за дружкой. На тебя ноль внимания. Впрочем, и на своих тоже. Хуже того. Им явно нет дела даже до опадающего купола центрального храма. Он уже грохнулся и тут же потонул в пылевом шквале. Вероятно, кого-то там придавило. Хозяйка Леса урвала последнюю жертву. Но криков нет. Шипение подавляет все.

Вдруг ты замечаешь, что ноги уже не слушаются. Нет, их ничем не придавило. Наоборот, они куда-то двигаются. Шагают. Голые ступни упруго амортизируют о скрытые пылью тротуарные плиты. Ты бойко занимаешь свое место в строю. Чудеса, здесь не только люди. Рядом пристроилась собака. Бредет вперед на своих четырех, но как бы без управления головы. Та запрокинута вверх. Может, этот большой рыжий пес воет на Мировой Свет. Странно, что одновременно с движением. Или теперь так принято? Потому что женщина поблизости пытается упираться. Нет, никто конкретно ее не дергает. Ее просто тоже несут собственные ноги.

Ты наклоняешься, смотришь на свои. Твои ли это ноги столь уверенно топ-топают? Ты хватаешься руками за колонну рядом. Держишься изо всех сил. Ага, как же изо всех. Ноги гораздо сильнее, они легко утаскивают твое туловище прочь. Туда, за всеми остальными. Может быть, надо организоваться и сопротивляться вместе? Ты вроде бы пытаешься говорить. Прокашливаешься. Даже это трудно.

Потом, вместе со всеми, ты выруливаешь из-за угла. Оно здесь! Чудови…

Может ли что-то живое быть столь громадным? Оно стоит над Сферой Мира. Поперек Сферы Мира. Торчит вверх прямо из леса. И оно не стоит. Если бы оно стояло, то его можно было бы принять за колонну. Очень древнюю, заросшую мохом и еще чем-то колонну. Конечно, гораздо более великанскую, чем любая из виденных тобой колонн. Но оно не покоится, оно движется. Продолжает выпирать вверх. Там, у основания, со странной бесшумностью лопаются спичками пальмовые стволы. Колонна вырастает. Ты оставляешь без внимания ноги: пусть топ-топают, пес с ними. Задираешь голову и отслеживаешь вершину. Потом ты видишь…

Оттуда, сверху, на тебя пялятся сияющие глаза. Вертикальная прорезь зрачков уставилась прямо в твое нутро. Каждый зрачок больше тебя в охвате. Ты давишься криком…

Ты просыпаешься. Ты весь в поту посреди джунглей, а дрожишь как осиновый листок. От холода. Успокойся, уйми сердце. Ты Дар Гаал, и ты всего лишь приставленный к экспедиции врач и ветеринар. Ты не мог видеть этого небывалого города, это все сон.

Но ты видел.

Когда-нибудь ты умрешь. Умрешь, как и все. Только бы другим способом. Не под взглядом чудовища.

8. Доктор Дар Гаал. Приписываемые дневники.

Странно, но после четвертого повторения сна, мы с братом поменялись ролями.

– Что мы знаем об образовании жизни, брат? – твердил я Каану. – Если о глубинных принципах, то мы не знаем даже, чем само живое отличается от неживого. Кристаллы растут и размножаются. Магнитные поля делают в лабораториях такое, что волосы дыбом, и если бы не наше предубеждение, что, мол, исключительно белок, то вполне можно подумать, что и поля тоже.

– Мы почему-то считаем, что единственный путь жизни, если уж она появилась, это бесконечная цепь повторов самой себя. Такты жизни и смерти, последовательно порождающие друг дружку. Старые поколения должны родить и уйти, чтобы смениться новыми. И те в свою очередь. Бесконечная цепь. А если есть другой путь? Если некое клеточное сообщество взбесилось и отправилось не туда? По пути неизведанного? Взяло, и отказалось от производства потомства. Кто-то скажет: «Извините, а где же промежуточные виды? Где подход?». Но какие промежуточные, брат? Какие промежуточные, если порождение следующего потомства прекратилось враз? Тварь – назовем ее так – просто перестала плодить свои продолжения-копии. Она начала совершенствоваться сама.

– Ну здрасьте! – высказывался мой братец палеонтолог. – Ты представляешь, сколько надо на это самое совершенствование времени? Да как же одна тварь, да за одно поколение…

– Выбрось из головы поколения, братец! Отрекись от них, – легко, с возвышенной позиции нового знания, отбивал я его неподготовленную атаку. – Тварь, неким случайным сбоем эволюции, странной, невероятной мутацией, даже сочетанием нескольких мутаций, получила билет в бессмертие. Ну, соотносительно обычных живых существ, по крайней мере. Миллион, там, лет или сколько-то еще, она может жить. С нашей точки зрения, это все едино вечность. И вот, она получила главный приз. Ну, а уж остальное, она будет развивать постепенно. Теперь тварь не ограничена в пределах совершенствования. Ну, будет она вырабатывать новый признак сто тысяч лет. И что? Какая ей теперь разница?

– Вообще-то в жизни так не бывает, – хмыкал братец Каан с досадой. – В жизни признак нужен для конкретного дела. Не выработал вовремя, извините – вымер. Твоя тварь размером с ЖД-состав. Если она сразу не выработала навыка строить пищу по ранжиру – загонять в стойло гипнозом, то, как она прокормится? Как она прокормится, не выработав одновременно и способность к гипнозу и способность к спячке, ибо с ее массой…

– Подожди, брат! А зачем ей эти навыки сразу? Чтобы стать размером с паровоз, а тем паче, с гору, надо ой как долго жить. Но тварь начала со скромных размеров. Может, с очень скромных, кто знает. Вдруг, в первую тысячу лет, она только мышатами питалась, покуда чуток не подросла. Потом, кое-чем покрупней. Хотя, и то даже не сразу. Поначалу наварганилась командовать взглядом теми же мышатами. А уж когда заглотнула целые полк и не насытилась, тогда приступила к поимке чего-то покруче. Уже много после, опустошив окрестности, тварь была вынуждена стать коматозной и сонливой. Ибо другого пути не было.

– Но для сна – спокойного сна в столетия – твари требуется УЖЕ уметь забираться в глубину, подальше от падальщиков.