Читать книгу "Последняя из амазонок - Стивен Прессфилд"

У башни, куда меня увлекло вместе с бойцами отрядов Менесфея и Петея, нам пришлось столкнуться с амазонками Фемискиры, Ликастеи и Титании. Враг был верхом, мы — пешие. Вдали, на левом фланге, я приметил Элевтеру, которой противостояли воины Ликоса, а также прославленных воительниц — Ипполиту, Скайлею, Стратонику, Алкиппу и Главку Сероглазую. Неужели они тоже избегали столкновения с бывшей царицей? Может быть, как и она, эти амазонки надеялись, что дело разрешится как-нибудь иначе и им не придётся выступить против Антиопы с оружием в руках? Однако отстраниться от того факта, что их бывшая сестра участвует в сражении, было невозможно. Всякий раз, когда её оружие сражало очередного варварского вождя или героя, крики ужаса и торжества проносились из конца в конец над всем заполненным народом полем (размер которого в самом широком месте составлял около двух тысяч локтей) и каждый из сражавшихся узнавал об очередной победе, одержанной грозной воительницей.

Антиопа одерживала победу за победой. Даже отделённые от неё двумя холмами, мы слышали радостные возгласы развивавших наступление афинян и горестные вопли сдававших позиции кавказцев и скифов.

Все, кому доводилось участвовать в многолюдном сражении, знают, с какой быстротой распространяются по полю боя известия. Стенания, вопли или ликующий рёв пехотинец воспринимает вместо приказов и повинуется этим сигналам, как волчья стая вою и рычанию вожака. Приливы и спады боевого духа отрядов можно объяснить не распоряжениями командиров (ибо кто может расслышать среди грохота битвы даже собственное имя?), но одной лишь этой причиной.

Наши бойцы оставили холм Муз, биться за который не имело смысла, и в едином порыве хлынули к холму Ареса и рыночной площади.

«Антиопа! Победа!» Мы чуяли её, как волки, и чуть ли не с волчьим воем мчались на её зов.

Перед нами зевом раскрывалась просторная улица. Теперь мы бились под Рыночным холмом, и не с амазонками, а с мужчинами из кочевых племён. Утро едва успело начаться, однако казалось, будто схватка длится уже целый день.

У южного входа на рынок находится скопление гробниц, возле которых мой отряд — бойцы Менесфея и две группы под водительством Петея — намертво сцепились с беспорядочной толпой тавров и рифейцев. Враг к тому времени уже усвоил, что, имея дело с фалангой, следует упорно удерживать захваченную позицию. И сейчас варвары отбивались со звериным ожесточением. Неприятель закрепился среди склепов, и выбить его оттуда не удавалось даже самыми яростными атаками. Можете вообразить себе, что это была за битва, в которой обе стороны обстреливали одна другую, используя в качестве прикрытия перевёрнутые могильные плиты! В ожесточении схватки и афиняне и варвары укрывались в самих гробницах, топча подошвами корзины с костями усопших, и нередко присоединялись к ним. Бои шли не за каждый дом, а за каждую гробницу.

В разгар этого сражения упавшая перемычка, не то дверная, не то оконная, раздробила мне стопу. Меня ослепила острая боль. Товарищ, имени которого я так и не узнал, оттащил меня за гробницу, сорвал с себя тунику и перевязал моё копыто. Это при том, что у него самого икра была пробита железным наконечником скифской стрелы.

— Ты слышишь, брат? — обратил он моё внимание на очередной шквал приветствий, связанных с новой победой Антиопы. — Всякий прилив сменяется отливом.

Процитировав поговорку, означавшую в его устах то, что вал варваров, едва не захлестнувший Акрополь, теперь откатывается, мой спаситель усадил меня, прислонив спиной к кладбищенской ограде, а сам устремился туда, где кипел бой.

Долго ли оставался я там, привалясь к ограде, сказать трудно. Кажется, сквозь пелену боли мне удалось увидеть Селену, сражавшуюся пешей. Потом сознание моё помутилось, и у меня сохранилось лишь смутное воспоминание о том, что какие-то два воина перенесли меня выше по склону. Наконец мне дали вина, и я пришёл в себя.

С того места, где меня оставили, была хорошо видна вымощенная камнем площадь севернее Некрополя, служившая в мирные дни местом сбора подёнщиков, ищущих работу. На моих глазах вождь Садук, жаждавший отомстить Антиопе за гибель сына и неистово метавшийся по полю боя в поисках царицы, обрёл предмет своей ненависти. Одновременно с тем я увидел Селену. Вместе с таскавшейся за ней повсюду Барахлошкой она, пешая, присоединилась к телохранителям, прикрывавшим фракийского вождя.

Напротив них развернулась афинская фаланга. Антиопа верхом выехала вперёд, чтобы ответить на вызов вождя траллов.

Тот устремился в лобовую атаку, намереваясь, как только они сшибутся, выбить из соперницы дух двуручной эдонейской булавой, но в последний момент то ли растерялся, то ли решил, что нашёл более удачный приём. Вместо того чтобы с размаху обрушить дубинку, Садук метнул её с тем расчётом, чтобы угодить в царицу тяжеленным набалдашником. Эта штуковина, попади она в цель, могла бы уложить на месте воительницу или размозжить голову коню, однако Антиопа, рассчитав полёт чудовищного снаряда, отскочила в сторону, так что орудие убийства лишь задело её бедро.

Впрочем, даже попадание вскользь выбило амазонку из седла, оставив её пешей и почти безоружной — если не считать секиры за спиной и короткого меча на поясе. С полсотни афинских пехотинцев, поддерживавших её наступление, разлетелись кто куда, как перепела, едва могучий фракиец, развернув коня, на полном скаку подхватил с земли свою смертоносную булаву и снова помчался на спешенную Антиопу.

Она стояла неподвижно и, лишь в последний момент уклонившись от удара, нанесённого правой рукой противника, левой возила свой клинок в грудь рослого, мускулистого вражеского коня. Впоследствии бойцы из похоронной команды рассказывали мне, что меч вошёл в плоть животного не по рукоять, а вместе с рукоятью, так что его было непросто найти, не говоря уж о том, чтобы извлечь.

Животное упало, придавив Садука, и выбраться из-под коня фракиец не успел. Антиопа секирой снесла ему голову.

Несколько афинских пехотинцев подвели к ней пойманного ими Хлебокрада. Антиопа вскочила в седло. Сбитый при падении шлем потерялся, и её голову покрывала лишь густая шапка спутанных, как у Горгоны, пыльных и потных волос. Обе руки царицы были по локоть в крови, кровь текла из разбитых губ. Зубы, и те почернели от спёкшейся крови.

Фракийцы, не выдержав этого ужасного зрелища, дрогнули, и афиняне устремились на них с азартом хищников. Наш торжествующий рёв могучим эхом прокатился между Акрополем и холмом Ареса. То был клич людей, поверивших в близкую победу.

Чаша весов склонилась на нашу сторону.

Но воительницы Амазонии ещё не сказали своего слова.

Первой из клубов дыма, поднимавшихся над руинами фонтана позади Элевсиниона, возникла Главка Сероглазая. Она находилась как раз ниже меня, так что я прекрасно видел, как эта женщина, вложив метательное копьё в копьеметалку, призвала богов стать свидетелями её славы. Выехав на площадь позади безоглядно рвавшейся вперёд Антиопы, она могла бы сто раз без помех поразить бывшую сестру ударом в спину, но гордая воительница не желала бесчестной победы. Остановив коня, она окликнула царицу и снова перешла на галоп, лишь убедившись, что та развернула коня и скачет ей навстречу.