Читать книгу "Виктор Лягин. Подвиг разведчика - Александр Бондаренко"

Так что без всякого сомнения можно утверждать лишь одно: Виктор был арестован; по всей видимости, это случилось 5 февраля. Все-таки, думаем, для него это было совершенно неожиданно. В тот же самый день, разумеется, его квартиру обыскали гестаповцы. Эмилия Дукарт вспоминает:

«К нам в 11 часов пришел Роллинг с переводчиком, сделать обыск в нашем доме. Он говорит: “Где комната герр Виктора?” Я говорю: вот его комната. А в спальне отдыхает жена. В это время Магдочка вылетела из комнаты и говорит: “Кто это к нам пришел?” Роллинг представился и говорит: “Я следователь, ваш муж арестован”. Магда говорит: “На каком основании?” Роллинг ответил: “Ваш муж большой преступник”. Магда говорит: “Это ошибка, мой муж работает инженером на заводе, он честный человек и преступником быть не может”.

Роллинг ответил: “Ваш муж большой подпольщик. Он вас, наверное, обманул”. Магда ответила: “Я знаю одно: мой муж никогда никуда не ходил по вечерам и всегда был дома, а работал он инженером у адмирала Бодеккера на заводе”.

Он у нас ничего не нашел, извинился и ушел.

(Уточним также, что во время этого разговора следователь Роллинг предупредил Магду Дукарт о том, чтобы она сообщала в гестапо обо всех людях, приходящих к Корневу по их адресу. — А. Б.)

Через день приходит военный и говорит: “Вас вызывают в гестапо на свидание с Корневым”.

Мы на следующий день пошли на свидание. Когда мы пришли, Роллинг попросил нас сесть. Мы сели. Он послал за Виктором Александровичем. Когда он появился в дверях, Магдочка вскочила и побежала навстречу ему и крикнула. У Виктора Александровича был весь глаз синий. Магда закричала: “Кто тебя ударил? Что случилось?”

Роллинг сказал: “Фрау Магда, вы не забывайте, где вы находитесь”.

Виктор сказал: “Магдочка, ничего нет страшного. Это я упал”.

Магда сказала: “Нет, этого не может быть, тебя били”».

Однако в знакомом уже нам письме наркому госбезопасности Меркулову, написанном 4 июня 1945 года, сама Магдалина Дукарт излагает события совершенно по-иному:

«Корнев был арестован 5 февраля 1943 г.

Все мои старания и усилия доказать невиновность моего мужа не увенчались успехом.

На 6-й день, после ареста т. Корнева, нам удалось по обоюдным хлопотам получить свидание, при котором т. Корнев мне вкратце рассказал о постыдном предательстве Любченко и жутких побоях, которые были явно видны на его лице.

При любых условиях мне удавалось передавать т. Корневу до последних дней жизни его съестные передачи».

Можно понять, что речь идет об одном и том же свидании (второе было гораздо позже), но уже не совсем ясно, когда именно оно происходило, через два дня после ареста, как утверждает мать, или же на шестой день, как говорит дочь. Не совсем также понятно, как Виктор в присутствии немецкого следователя и еще нескольких человек сумел рассказать «о постыдном предательстве Любченко» — такой рассказ гестаповец оборвал бы сразу, однако как-то это получилось…

Ну и еще один загадочный момент — опять-таки из воспоминаний Эмилии Иосифовны:

«К нам однажды (достаточно скоро после ареста Лягина. — А. Б.) пришла Любченко. Она говорит: “Мне с вами хотелось бы поговорить”. Магда услышала и спрашивает: “Мама, кто здесь есть?” Я сказала. Тогда Магдочка подошла и сказала: “Нам с вами не о чем разговаривать”, — и перед самой Любченко хлопнула дверью. Та ушла».

О чем же Мария Семеновна хотела разговаривать? Предательница, агент гестапо, которая «сдала» и Гавриленко, и Лягина, — не оправдываться же она пришла, мол, я этого не хотела, ничего личного, так случайно получилось, и вообще, «в этой проклятой гестапе меня не так поняли»! Значит, были какие-то иные темы, что-то совсем другое, о чем она хотела поговорить. Знать бы о чем!

Сама Мария Семеновна на допросе в НКВД так подвела итог своим отношениям и контактам с Виктором Лягиным:

«Последняя встреча с КОРНЕВЫМ у меня состоялась в январе месяце 1943 года в здании “СД”, куда я была вызвана для изобличения его на очной ставке по всем известным мне в отношении его вышеизложенным материалам. Должна заявить следствию, что КОРНЕВ на очной ставке со мной ни в чем не признал себя виновным, а на мое предложение рассказать все так, как было, с презрением посмотрел мне в глаза и отказался разговаривать. О дальнейшей судьбе КОРНЕВА мне ничего не известно».

Опять-таки, знать бы, что означает это «рассказать, как было»! Но…

Закрывая эту тему — все равно нам в ней не разобраться, — мы констатируем, что были, значит, все-таки какие-то личные моменты, связывавшие Марию Любченко как с семьей Дукарт, так и непосредственно с Виктором Лягиным, но мы о том вряд ли уже узнаем. (К сожалению, ее следственное дело ныне покоится в недостижимом для нас зарубежном — украинском — архиве, да и что в этом деле есть реально — большой вопрос.)

Ну что ж, тогда обратимся к трагической судьбе Григория Гавриленко, с которой — и опять-таки, к сожалению! — тоже понятно далеко не всё. Но для начала вспомним человеконенавистнический приказ начальника штаба ОКХ, подписанный фельдмаршалом Кейтелем: «Следует учитывать, что на указанных территориях человеческая жизнь ничего не стоит, и устрашающее воздействие может быть достигнуто только необычайной жестокостью».

Можно сказать, что несчастный Гавриленко попал под этот приказ.

Свидетельства людей, видевших его в тюрьме, приведены в книге Геннадия Лисова:

«Когда я увидела Гришу в следующий раз, ужаснулась: это уже был не человек. Лицо зеленое, фиолетовое, желтое. Вся грудь черная. А вместо рук торчат бесформенные кости. Они ему все суставы размозжили. Мясо на ногах спекшееся — электроплиткой палили», — рассказывала учительница Зинаида Кузьминична Дзюрилова, хозяйка конспиративной квартиры.

«Они Гришу фактически убили на третий день пыток, — вспоминала Галина Келем. — В камеру приволакивали бездыханный труп и швыряли его на цементный пол. Мороз доходил до двадцати градусов, и от холода эта бесформенная масса начинала оживать, корчиться, как горящая бумага. Кровавая щель на месте рта растворялась и слышался хрип».

Есть еще показания квартирной хозяйки Гавриленко Елены Васильевны Листровой: «У Григория была снята кожа с рук, на спине и груди были вырезаны звезды. Глаз выбит. Лицо распухло. Он не мог стоять…»

Согласитесь, подобного кошмара не придумать — по крайней мере нормальному человеку, а не какому-нибудь автору лихих современных триллеров. Но здесь у нас, повторяем, задокументированные рассказы очевидцев, людей совершенно адекватных и вряд ли склонных к творческим фантазиям.

Однако еще страшнее оказалась «посмертная судьба» Григория Гавриленко. Обратимся все к той же «Докладной записке» — к тому ее фрагменту, что, как мы говорили, вызывает у нас сомнение. Вот к какому выводу пришел следователь НКГБ в 1944 году:

«Будучи арестованным, Гавриленко не выдержал примененных к нему пыток, рассказал о деятельности резидентуры и выдал остальных товарищей. В результате 11 февраля 1943 года были арестованы Плохова Е., Молчанов Б., Пономаренко В. (радисты), 13 февраля Соколов, Улезько, Коваленко и Соломин, а 13 мая 1943 года Дзюрилова (содержательница явочной квартиры). Из состава резидентуры были арестованы Николаев А., который скрывался в это время в Херсоне, Луценко, который был направлен через линию фронта в 1942 году для установления связи с Центром, и Свидерский, направленный Лягиным В. А. в помощь подпольной организации в совхоз Шевченко. Активный участник резидентуры Сидорчук А. П. погиб при выполнении задания по взрыву в торговом порту в ноябре 1942 года».