Читать книгу "Руденко. Генеральный прокурор СССР - Александр Звягинцев"

IV Съезд народных депутатов СССР, по предложению Трубина, внес поправку в Конституцию СССР, которая предоставляла право высшим органам государственной власти республик назначать прокуроров и требовать от них отчета об их деятельности.

«Получив новое назначение, – вспоминал Трубин, – я еще раз встретился с Ельциным, чтобы определиться с кандидатурой на должность Прокурора РСФСР. Из предложенных мною нескольких кандидатур Борис Николаевич остановил свой выбор на кандидатуре Степанкова В. Г., который и был назначен. Однако слова «У нас теперь есть свой прокурор», сказанные Борисом Николаевичем на одном из собраний межрегиональной депутатской группы в Доме кино, относятся скорее не к Степанкову, а ко мне».

Начались сложные прокурорские будни. Время было горячее и во многом непредсказуемое. Рушились стереотипы, стирались многие, казалось бы, незыблемые границы, в том числе и нравственные. Провозглашенный президентом страны лозунг: «Разрешено все, что не запрещено законом» вселил в людей, в том числе и должностных лиц, и ранее-то относившихся к закону «наплевательски», чувство вседозволенности и бесшабашного разгула.

Николай Семенович Трубин много внимания уделял повседневным заботам прокуратуры. Он побывал в крупнейших республиках Советского Союза: в Казахстане, на Украине, в Белоруссии, беседовал, в том числе и доверительно, с их руководителями Назарбаевым, Кравчуком и Дементеем, а также прокурорами республик Туякбаевым, Потебенько и Тарнавским. В беседах речь шла прежде всего о судьбе прокурорского надзора, да и вообще всей прокурорской системы. Удалось выработать более или менее приемлемые принципы.

Об одном из таких визитов в Киев Николай Семенович написал потом так:

«В июле 1991 года я вместе со своим старшим помощником А. Г. Звягинцевым прибыл в столицу Украины, проводить расширенное заседание коллегии. До этого на аналогичной коллегии по итогам работы за первое полугодие 1991 года мы побывали с ним в Белоруссии. Совещание прокурором УССР было хорошо организовано и прошло конструктивно и требовательно. В работе коллегии приняло участие практически все высшее руководство Украины. Не было только Л. М. Кравчука. И если в стенах прокуратуры республики было все как и в прежние годы, по-деловому спокойно и выдержано, уважительно и гостеприимно, то при посещении председателя Президиума Верховного Совета УССР Л. М. Кравчука чувствовался уже другой настрой – дух самостийности вовсю гулял здесь по коридорам власти, а сам Леонид Макарович всем своим видом и поведением давал понять, кто в доме хозяин.

Во время этого визита М. А. Потебенько в моем присутствии предложил А. Г. Звягинцеву должность заместителя Прокурора УССР. Просил меня дать согласие и назначить на эту должность Александра Григорьевича. Я не возражал. И из Киева в Москву я возвращался уже один. Однако через два дня Звягинцев вернулся и сказал, что, хорошо ознакомившись на месте с ситуацией, он передумал. „Отношения Кравчука и Потебенько, увы, никак нельзя назвать романтическими, – заметил он. – У Кравчука своя игра. Михаила Алексеевича в ближайшее время, скорее всего осенью, мягко говоря, ждут серьезные испытания. Да и вообще, судя по всему, сентябрь – октябрь в Украине будут очень горячими".

Прогноз Александра Григорьевича оказался верным. Последующие события это подтвердили. Буквально через пару месяцев Потебенько был освобожден от занимаемой должности».

Вспоминая первые месяцы работы в здании на Пушкинской улице, Трубин рассказывал:

«Моим предшественником на должности Генерального прокурора СССР был А. Я. Сухарев. Он хороший юрист, хороший организатор, но ему не повезло. Время его, как, впрочем, и моей работы совпало со временем разгула в СССР сепаратистских и демократических настроений, массовых протестных действий как в национальных республиках, так и в России. В обществе возникли неразрешимые противоречия, произошел раскол, при котором каждая из сторон признавала только свою правоту. В этих условиях от прокуратуры требовалось не только своевременное реагирование на события, но и принятие правильных правовых решений. Однако любое самое обоснованное решение не могло устраивать всех, вызывало публичную массовую критику, подогревало нездоровые настроения различного рода демонстрантов и митингующих. Положение усугубилось тем, что в ряды митингующих влились следователи Прокуратуры СССР Гдлян и Иванов, выступавшие с публичными заявлениями о личной нечистоплотности „верхов". Последовавшее за этим увольнение „мятежных" следователей и возбуждение против них уголовного дела еще больше накалило общественно-политическую обстановку. Поэтому Сухарев счел за благо уйти в отставку.

…Приход нового Генерального прокурора в моем лице дал повод определенным силам требовать пересмотра многих решений предшественника, возобновить попытки вовлечения прокуратуры в разрешение политических конфликтов и т. д. От меня, в частности, требовали восстановить на работе Гдляна и Иванова, прекратить возбужденное против них уголовное дело, привлечь к уголовной ответственности коррупционеров из ЦК КПСС, отдать под суд виновников тбилисских событий 1989 года из числа военных и государственных деятелей, вмешаться во взаимоотношения Грузии и Абхазии, Молдавии и Приднестровья, Армении и Азербайджана, навести порядок в организации прокурорской деятельности в Латвии, где функционировали две прокуратуры, пресечь „бесчинства” Рижского ОМОНа, выявить виновников вильнюсских событий 1990 года, а также „зачинщиков” шахтерских забастовок и т. д. Эти требования звучали из уст разных лиц на заседаниях Верховного Совета и съездах народных депутатов СССР, на митингах и прочих собраниях. С этим ко мне приходили Гдлян и Иванов, Ардзинба, Смирнов, Тер-Петросян, звонил Ландсбергис… При этом выводы прокуратуры о необоснованности каких-то требований не находили понимания у их инициаторов, вызывали новую волну недовольства, которое подогревалось заинтересованными лицами.

За непродолжительный период моей работы в должности Генерального прокурора СССР не было ни одного дня, когда бы в стране не произошло чего-нибудь чрезвычайного, требовавшего особого внимания именно Прокуратуры Союза. Аппарат работал с большим напряжением, особенно его следственная часть. Лично Генеральному прокурору необходимо было присутствовать на заседаниях Верховного Совета и съездах народных депутатов СССР, заседаниях Государственного совета, а решением конкретных вопросов деятельности прокуратуры, рассмотрением конкретных ее результатов, хода выполнения ее конкретных действий приходилось заниматься в перерывах между этими заседаниями и съездами. Тяжелое было время и неблагодарное. Любое решение прокуратуры, удовлетворявшее одну часть общества, вызывало неприятие и публичную критику со стороны другой части общества. Отказался восстановить на работе Гдляна и Иванова – шумное недовольство их друзей из „Демократической России”. Согласился с прекращением возбужденного в отношении этих лиц уголовного дела – возмущение депутатов из Узбекистана и не только их. Не нашел оснований для пересмотра выводов своего предшественника по тбилисским событиям 1989 года – бурная негодующая реакция грузинских депутатов и общественности. Так было во всем».

Сепаратистские устремления и действия политических руководителей союзных республик не могли не сказаться на незыблемости единства прокурорской системы. Прокуроры республик если и выполняли отдельные поручения Прокуратуры Союза, то обязательно с учетом своей «самостийности». Особенно это относилось к Грузии и Латвии.