Читать книгу "Октавиус - Эрнест Марцелл"

Ни о каком продолжении похода в таких условиях и речи не могло идти: нам необходимо было переждать непогоду в укрытии на берегу. Лодка стремительно неслась вниз по течению, каждую секунду нас грозило захлестнуть или перевернуть, и мы изо всех сил налегали на весла, правя к невидимому в непогоде берегу. Игорь безустанно работал черпаком, выбрасывая за борт плескавшуюся в лодке воду, однако, несмотря на все его усилия, она уже доходила до наших щиколоток. Мы не могли ни видеть, ни знать, что происходило со второй лодкой нашего отряда, отставшей от нас, но и не до того нам было сейчас. Молнии неоновыми вспышками ежеминутно озаряли все вокруг, давая мне хоть какую-то ориентацию в этом хаосе, и трудно было найти лучшую мишень для них на пустом речном пространстве, чем наши лодки…

За свои тридцать два года я впервые вырвался в поход, а именно спуск по Волхову на ялах, среди членов клуба академической гребли – и именно в этот самый первый раз попал в такую переделку. Мокрый с головы до ног, я с усилием налегал на весло, и руки мои с непривычки уже одеревенели, а ладони были стерты почти до кровавых мозолей.

– И р-р-раз! – крикнул Виктор, руководитель похода, и мы вновь налегли на весла. Я украдкой кинул взгляд на сидевшую на одной банке со мной Хельгу Гаусс. Та, поймав мой взгляд, усмехнулась в ответ, оскалив белоснежные зубы из-за спутанных, мокрых волос, налипавших ей на лицо, и вновь налегла на скалку. Несмотря на свое с виду хрупкое телосложение, эта двадцатилетняя девушка из Норвегии отличалась недюжинной силой и успела побывать чуть ли не в сотне подобных путешествий – и теперь, когда у меня, честно признаюсь, душа ушла в пятки, она ни на секунду не потеряла присутствия духа. Неизменная любительница селфи, она всегда запечатлевала себя то на фоне ревущей горной реки; то вися на стропе над бездонной пропастью; то балансируя на шатком деревянном мосту, грозящем вот-вот обрушиться в ледниковое озеро. С ней я познакомился именно в этом походе, в который меня уговорил пойти Игорь (за что последнего субъекта в эти минуты я уже мысленно успел предать всевозможным порицаниям). В принципе, ребята в нашей команде попались неплохие, и меня как самого старшего из них почтительно-шутливо величали по отчеству. Однако всего через полчаса после нашего отправления из Новгорода я не испытывал уже и доли того романтического восторга, которым заразил было меня Игорь, красочно описывая все прелести и красоты, открывающиеся при многодневном спуске в лодке по течению. Особо меня доставали ночевки: либо в душной палатке, полной храпа и сопения; либо в ясные ночи на открытом месте, где атаковавшие в темноте комары по размерам вполне могли соперничать с небольшого размера слонами…

Но действовали все слаженно, дружно, и надо сказать, что скучать за все время не приходилось: хохот и добродушное подтрунивание друг над другом постоянно имели место и были здесь в порядке вещей. Так что осознание некоей прелести общения сугубо городского человека с природой уже начало вползать в мою голову, как все в одночасье было сметено налетевшим штормом.

И вот наконец-то, после сорока минут неимоверных усилий, показавшихся мне вечностью, мы в итоге достигли вожделенной цели. Саша, сидевший на носу и бывший впередсмотрящим, проворно выскочил на берег с концом в руках и чуть ли не по пояс провалился в прибитый к берегу ил. С трудом выбравшись, он начал заводить конец за ближайший ствол дерева. Виктор и Олег выпрыгнули следом и, упершись в мокрую почву, начали подтягивать ял к берегу.

– Суши весла! – крикнул Виктор, и мы одновременно сложили их вовнутрь, после чего начали швартоваться… Передавая по цепочке пожитки, мы перекочевали под сень росших на берегу деревьев. Укрытие было явно никудышным, и, хотя мы достали-таки плащи, до сих пор запакованные в насквозь промокшие рюкзаки, через листву дождь продолжал доставать нас, а порывы ветра пробирали до костей. Нужно было искать более надежное укрытие, и Олег вместе с Сашей отправились на разведку местности. Виктор вышел на берег, где, стоя под хлещущими струями ливня, напряженно всматривался сквозь непогоду в ревущую реку, пытаясь определить местонахождение второй лодки, судя по всему, намного отставшей от нас. Он что-то говорил в трубку уоки-токи, но, по-видимому, из-за дождя были сильные помехи и его плохо понимали…

Вскоре с таким же трудом подошла вторая лодка, и мне еще раз пришлось постоять под проливным дождем, помогая им причалить. Себе я дал твердое обещание не ходить больше ни в какие походы, какими бы природными красотами и ощущениями свободы меня туда ни заманивали.

Мы все сгрудились под сенью прибрежных деревьев, сидя на вывороченных корнях, мокрых рюкзаках, словом, кто на чем примостился, глядя оттуда в темноту бушующей, разъяренной реки. Холод пробирал меня до костей: сверху, пробираясь сквозь густую листву, беспрестанно капал дождь, снизу все было в ледяной скользкой грязи, в которой я был выпачкан уже с головы до ног. Не знаю, сколько времени прошло, наверное, несколько минут, однако мне они показались вечностью – прежде чем возникший из темноты Олег, напоминавший в своем плаще с капюшоном смерть, не объявил, что найдено укрытие.

– Заброшенные бараки какие-то! – крикнул он Виктору. – В лесу, в полукилометре отсюда. То ли лагерь пионерский, то ли турбаза, черт его разберет. Однако крыша над головой есть…

Я с облегчением выдохнул: устанавливать палатки под проливным дождем стало бы для меня настоящей пыткой, и остальные, похоже, были вполне согласны со мной.

На быстром совете все практически единогласно приняли решение двигаться туда, и, взвалив промокшие пожитки на плечи, цепочкой, один за другим аккуратно тронулись вверх по скользкому склону берега. Я шел в середине, таща на плечах промокший рюкзак, весивший не меньше тонны. Следом за мной поднималась Хельга, поклажа которой, казалось, была больше ее самой. Движимый джентльменским порывом, я предложил было помочь ей, однако она, обдаваемая струями дождя, бросила на меня настолько негодующий взгляд, что больше я не дерзнул повторить этого…

Вскоре деревья расступились, и мы прямо уперлись в ограждение из проржавевшей, во многих местах прорванной металлической сетки. Сверкнула молния, и сквозь пелену дождя за ней блеснули мокрые шиферные крыши нескольких продолговатых строений. Это действительно был пионерский лагерь – и судя по густо заросшей высокой травой территории, покинутый уже не один десяток лет. Олег с трудом распахнул створки проржавевших ворот, над которыми до сих пор красовалась облупившаяся надпись: «Буревестник». Это место, особенно в дождь, производило гнетущее впечатление своей глухотой и заброшенностью: на нас таращились зияющие пустотой окна палат; на игровых площадках, заросшие травой по самые перекладины, торчали покосившиеся, ржавые гимнастические снаряды; деревянные доски стен были изъедены мхом и гнилью…

С неимоверным отвращением проследовал я за остальными к одному из строений и, чуть не споткнувшись на полуразрушенном крыльце, вместе со всеми вошел внутрь. При виде насквозь отсыревшего, омерзительно пахнущего плесенью и старым жильем помещения, судя по всему, кишевшего мокрицами, пауками и прочей мерзостью, я непроизвольно поежился, однако другой альтернативы на ближайшее время пока не предвиделось. По-видимому, здесь раньше был какой-то учебный класс: кругом в беспорядке стояли заплесневелые, полуразвалившиеся парты; стены украшали потемневшие плакаты, пол сплошь устилали желтые, полуистлевшие газетные листы. Очевидно, с тех пор как забросили лагерь, люди наведывались сюда крайне редко. Однако коротать здесь темную ненастную ночь было всяко лучше, чем сидеть под мокрой сосной на пронизывающем ветру, ожидая неизвестно чего. В самом деле: в помещении была пускай неплотно закрывающаяся, висящая на одной петле, но все же дверь; в окнах, хотя и запыленные, едва пропускающие свет, все же присутствовали стекла; крыша, местами пропускающая дождь, все-таки была над головой. Моментально старое помещение наполнилось шумом и грохотом: ребята с треском сдвигали старые, рассыпавшиеся от одного прикосновения парты, освобождая пространство. Игорь с громовыми ударами топорика расправлялся с наиболее сухими из них, превращая в материал для растопки. Костя, отлучившийся наружу, уже с грохотом приволок откуда-то ржавую пустую бочку, вероятно, присмотренную на улице. Я и Хельга ногами отбрасывали в стороны с освобожденного пространства валявшуюся бумагу и прочий хлам…