Читать книгу "Шаг влево, шаг вправо - Александр Громов"

Содружество… Вот оно как…

В каком-то смысле так и есть. Даже в прямом. Наверное, такую среду обитания, полноправного партнера человека, действительно создали (или создадут?) люди, такие же, как мы, и среда понимала их команды. Но с тех пор кое-что изменилось: среда воспитала людей по-своему, трансформировала их в мычащих от счастья идиотов и, вероятно, соответственно этому трансформировалась сама. Она была готова выполнять команды, исходящие от ее настоящих, сфабрикованных ею же хозяев… а те не могли дать никаких команд. Да и не хотели. Зачем что-то менять, когда и без того хорошо? Тихая радость пещеры Нирваны, приятная сауна Термического коридора, блаженный покой грота Отдыха, мазохистское наслаждение в колодце Великой Скорби, лавина Безграничного Счастья в одноименном зале… и это, наверно, еще не все. Вряд ли я побывал везде. Более чем вероятно существование Ресторана для удовлетворения потребностей вкусовых пупырышков, Сексополигона для удовлетворения потребностей иных рецепторов тела, приятно-безболезненного Родильного Дома для продолжения рода обитателей Монстра. Да мало ли что еще! Наверняка среда обитания умеет регулировать рождаемость своих обитателей, временно поглощая их и храня в виде информации, но избегает этого – подобное практикуют лишь ее отпочковавшиеся фрагменты и только на время межзвездных перелетов да еще на начальный период освоения новой планеты. Убежден, что среда лечит хворобы своих слабоумных обитателей и утилизирует трупы умерших, если только изначально не было договора о бессмертии. Если среди олигофренов бывают властолюбцы или садисты, то и для них Монстр придумает какую-нибудь казарму с бессловесными фантомами, послушными воле заказчика, и телепортирует туда желающих. Если среди них есть отшельники, они не будут вылезать из камеры Абсолютного Одиночества. Каждому по потребности, каждому – полную чашу его маленького личного счастья, навсегда. И никто не уйдет обиженным. И никто никуда не уйдет…

И среда обитания, приспособившись в течение поколений к своим обитателям, перестала понимать команды своих создателей, впрочем, к тому времени давно уже умерших или опустившихся. Превратившись в громадное симбиотическое существо, она в принципе оставалась готовой выполнить команды симбионтов-дебилов, выходящие за рамки их простейших насущных потребностей… но не было команд. И не могло быть. Потому что для симбионтов не было ничего выше насущных потребностей.

– Ди-а-гно-сти-ка, – повторил я и не преуспел. Пришлось медленно произнести это слово еще трижды, прежде чем Настька сумела кое-как повторить его.

«СЕРЬЕЗНЫЕ ПРОБЛЕМЫ. НЕВОЗМОЖНОСТЬ ВЫПОЛНЕНИЯ ПРОГРАММЫ. ВОССТАНОВЛЕНИЕ НАРУШЕННЫХ ФУНКЦИЙ МОЖЕТ ЗАТЯНУТЬСЯ. ПЛАНЕТА НАСЕЛЕНА ЧЕЛОВЕКОПОДОБНЫМИ СУЩЕСТВАМИ, ПОДАВЛЯЮЩАЯ ЧАСТЬ КОТОРЫХ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПРИЗНАНА ПОЛНОЦЕННЫМИ ЛЮДЬМИ. НЕТ ДОСТАТОЧНЫХ ОБЪЕМОВ ДЛЯ ЖИЗНИ ОСТАЛЬНЫХ. ПРИСТУПИТЬ К ВНЕШНЕЙ ПЕРЕСТРОЙКЕ?»

На миг я тихо запаниковал. Ничего не поделаешь, для моего поколения слово «перестройка» – это как провести ногтем по наждачной бумаге: и скрипуче, и противно до крайности.

«К ПЕРЕСТРОЙКЕ ЧЕГО?» – переспросил я, и на этот раз Монстр ответил мне:

«К ПЕРЕСТРОЙКЕ БИОСФЕРЫ ПЛАНЕТЫ».

«НЕТ!» – Я мгновенно вспотел.

– Дя! – неожиданно сказала Настька.

«ВЫПОЛНЯЮ».

– Нет! – закричал я. – Нет! Настя, доченька, нет!

– Дя!

– Ну пожалуйста… Нет! Дам няняку, много няняк, только скажи этой твари «нет»!

– Неть. Дай няняку.

«ВЫПОЛНЕНИЕ ПРИОСТАНОВЛЕНО. ОБРАЩАЮ ВНИМАНИЕ: УСТОЙЧИВОСТЬ СИСТЕМЫ НИЖЕ ПОРОГОВОГО УРОВНЯ».

И прекрасно! Просто замечательно. Жаль, в наборе понятных чудовищу команд вряд ли присутствует команда сдохнуть. Сгнить заживо. И желательно не за годы, не за месяцы, а за минуты.

Но можно попробовать.

Нужно. Максютов желает подчинить себе Монстра. Он чересчур самонадеян, с такой властью люди долго не живут, сколько бы они ни декларировали, будто пекутся единственно о пользе страны. Придет второй, за ним третий, и не будет им конца. А скорее всего отмычку просто уничтожат – и найдут ли так легко другую? А тем временем Монстр оправится, снова начнет расти в геометрической прогрессии, пока не покроет собой всю Землю…

– Прекратить функционирование, – хрипло сказал я. – Энергию отвести в космос… куда-нибудь подальше. Затем исчезнуть.

Кретин! Настька не сумеет это повторить!

– Алексей! – заорал мне в ухо Максютов. Зарычав, я сорвал с себя каску, отломил дужку микрофона, рывком выдернул тонкие провода. Пусть этот новоявленный благодетель рода человеческого видит и слышит через мой чип. Пусть попытается рулить мною – не факт, что успеет…

– Умри! – крикнул я дочери. – Скажи ему «ум-ри»!

– Не хосю.

– Ум-ри! Дам няняку!

– Неть. Не хосю няняку. Водя.

– Дам, только скажи «ум-ри».

– Умли.

«ПРОШУ ПОДТВЕРДИТЬ КОМАНДУ».

– Еще раз!

– Умли.

Интересно, сумеет ли Максютов отключить меня? Совсем – более чем вероятно. А на время?

Он поступил проще – моя правая рука поползла к едва заросшей яме в боку, пальцы вцепились в швы. В глазах начало темнеть. Я услышал свой собственный короткий вопль, донесшийся как бы издалека.

«ВОССТАНОВЛЕНИЕ ФУНКЦИЙ ПРИОСТАНОВЛЕНО».

Наверное, в этот момент Максютов искренне пожалел, что не дал мне никакого оружия. Но мои ногти, раздирающие швы, работали немногим хуже.

– А теперь, – крикнул я, задыхаясь, – убери нас из себя. У-бе-ри нас. Ну?

– Неть, – сказала Настька. – Водя.

Я уже ничего не видел. В глазах плыло. Еще несколько мгновений – и потеря сознания гарантирована.

– Убели няс.

Ни слова в ответ – только огненные буквы на черной небеси:

«ВЫПОЛНЯЮ».

И сразу – в темноту и холод сентябрьской ночи, в сырую, едва не битую инеем полегшую траву. Босиком. По мне сразу побежали мурашки. Луч прожектора добежал до нас, скользнул, ослепил и остался, нацеленный. Тянуще завыла сирена.

Я рухнул на колени, руки упали плетьми. Адски пылал бок.

– Папка, – сказала дочь, и я сумел поднять голову.

– Что, солнышко?

Я осекся. Что-то было не так. Она смотрела на меня и улыбалась, показывая ровные белые зубки. Куда-то исчезла нездоровая одутловатость лица, пропал вечно высунутый наружу толстый слюнявый язык, сгинуло привычное выражение идиотизма в широко раскрытых глазах. Нет, они не светились умом – я понимал, что этого не может быть вот так, сразу. Но они впитывали этот мир с вечным любопытством здорового младенца, а значит…

От вездехода, облепленные резким светом прожекторов, к нам бежали люди. Я не смотрел на них. Я перестал обращать внимание на боль.