Читать книгу "Честь - Элиф Шафак"

Мальчик был рад услышать это, но все же чувствовал: что-то не так. До такой степени не так, что мать не стала бранить его, когда он, гоняясь за голубями, разгорячился и вспотел. Даже после того, как он наступил в лужу и ботинки его, издав громкое хлюпанье, моментально промокли насквозь, мать не сказала ни слова.

– Если ты куда-то поедешь, я поеду с тобой, – заявил мальчик.

– Правда?

– Конечно, мама! Обещаешь, что возьмешь меня?

– Обещаю, моя маленькая любовь, – неожиданно став очень серьезной, кивнула Айша.

– Нет-нет! – возмутился мальчик. – Почему маленькая? Ты должна была сказать – моя большая любовь.

* * *

Эдим вошел в грузовой лифт и нажал верхнюю кнопку – двадцать второго этажа. Когда лифт остановился, ему пришлось пешком подняться на двадцать седьмой. Дальше идти было некуда. Верхние этажи представляли собой голый остов, скелет из железных перекрытий. Когда дом будет достроен, он станет одним из самых высоких зданий в Абу-Даби.

Эдим уселся на мешок с цементом, подвинув его к самому краю. Во рту у него пересохло, руки дрожали, как и всегда в последнее время. Отсюда, с высоты, открывался захватывающий вид, наполненный светом. Даже богачи в своих пентхаусах и шикарных офисах не имеют возможности любоваться таким видом. Эдим разглядел внизу затейливо украшенный фасад и решетчатые балконы одного из самых дорогих отелей в Абу-Даби. На долю секунды ему показалось, что за ним кто-то наблюдает, но чувство это моментально улетучилось.

Он сидел, свесив ноги над бездной, и любовался проплывающими по небу легкими перистыми облаками. Интересно, размышлял он, в какой момент до отца впервые дошли пересуды о недостойном поведении матери. Как это ни странно, он не припоминал ни единого разговора между родителями, из которого можно было бы сделать вывод, что отец знает. Не мог Эдим назвать и имена сплетников, которые трепали имя Айши, хотя, несомненно, этим занимались многие. Кто же сказал отцу первым? Может, сосед? Или мясник, чья лавка располагалась на углу, развеял неведение отца, отрубая кусок баранины? А может, то был совершенно чужой человек, с которым отец разговорился в чайной? Человек, который притворился другом и доброжелателем, в то время как уста его извергали яд. Как известно, сплетни распространяются со скоростью света. «Как она могла так подло поступить с таким достойным человеком?» – слышал отец со всех сторон слова фальшивого сочувствия, под которым скрывалось искреннее злорадство.

Та же самая история повторяется спустя много лет, уже в другом поколении. Недавно сюда приехал турецкий рабочий, которому известно о преступлении Искендера и о его причинах. Если этот парень не умеет держать язык за зубами – а скорее всего, это именно так, – вскоре все здесь узнают об их семейной трагедии. И в глазах своих товарищей Эдим будет встречать знакомый блеск, приправленный жалостью и насмешкой. Впрочем, ему это все равно. В этой жизни уже ничто не в состоянии его задеть. Он всего лишь тень человека, которым был когда-то, а тень не способна испытывать боль.

Далеко на горизонте небо переливалось всеми оттенками алого и розового, ослепительно-яркими и разнообразными. Казалось, мир, безмолвно замерший под этим сияющим небом, исполнен мудрости и гармонии. Отблески восходящего солнца пламенели в окнах домов. Эдим любовался картиной нарождающегося дня. Впечатление было такое, будто небеса разверзлись и открыли иную реальность, в которой все и вся нарисовано кистью всемогущего Творца.

* * *

В тот день мать Эдима не стала возвращаться на вокзал к трем часам. Вместо этого она взяла сына за руку, и они вместе отправились за город. Сражаясь с ветром, дувшим им прямо в лицо, они поднялись на холм. «Проход запрещен» – предупреждали надписи на столбах. Подходить близко к дамбе не разрешалось. Но они подошли, не обращая на надписи внимания. Никто их не видел, никто их не остановил. Они сидели на склоне, глядя, как таинственно мерцает внизу вода.

– Видишь, я тебя не бросила, – сказала мать. – Ты рад?

Мальчик ответил, что да, очень рад. Губы его побелели, он стучал зубами, как от холода, хотя день был теплым. Он без конца вертел в руках носовой платок, снова и снова завязывая его узлом, пока тот не превратился в тугой комок.

– Пойдем домой, – взмолился он, едва сдерживая слезы. – Мне здесь не нравится!

– А дома что хорошего? – возразила мать.

Голос ее доносился словно сквозь густую пелену и показался мальчику чужим и незнакомым. Потом, будто устыдившись своей резкости, мать нежно приложила палец к его губам и попросила:

– Помолчи.

В то же мгновение весь мир, выполняя ее просьбу, погрузился в безмолвие. Затихли цикады на деревьях, кузнечики в траве, грузовики на дороге. Смолк даже беспрестанный гул, доносившийся из города. Все вокруг замерло, подчинившись ее желанию. Все происходило словно в детской игре. Эдим ощутил прилив гордости, почувствовал себя взрослым. Мать выбрала его, а не братьев, чтобы поделиться своим секретом.

– Мама…

– Да?

– Куда мы идем?

– Милый, мы же с тобой говорили об этом.

– Я забыл.

– Мы идем в очень красивое место, где на деревьях растут сладкие яблоки.

– Но если я буду есть много сладкого, зубы испортятся.

– Не волнуйся. Ты будешь есть, сколько хочешь.

Эдим изо всех сил пытался казаться довольным и счастливым, но взгляд его оставался встревоженным. Ему не нравился новый тон, которым разговаривала с ним мать. Матери должны ругать своих сыновей и твердить, что сладкое вредно, что от сладкого портятся зубы и болит живот. А если мать ведет себя иначе, значит она не хочет выполнять свои обязанности.

Айша вздохнула, уловив растерянность сына.

– Там, куда мы идем, никто никогда не болеет, – добавила она, не глядя на Эдима. – Зубы твои всегда будут здоровыми, а у меня перестанет болеть голова. Разве это не прекрасно?

«Если мы идем в такое прекрасное место, почему ты плачешь?» – хотел спросить мальчик, но не решился. Мать обняла его за плечи. Тепло ее руки было приятно и в то же время давило тяжестью. Он ощущал, что к ее дыханию, обычно такому свежему, примешивается кислый аромат гниения. Мальчик привстал на цыпочки и коснулся синяка на ее щеке, прямо под правым глазом. Когда они выходили из дома, синяк был едва заметен. Но теперь, когда косметика чуть смылась, сразу бросался в глаза – темный и зловещий.

Эдим, охваченный приступом какого-то неведомого страха, изо всех сил вцепился холодными пальцами в руку матери. Они спустились к плотине, волоча за собой собственные тени. Губы матери беспрестанно шевелились. Мальчик знал, что она молится. В тот момент, когда она собиралась броситься вниз, увлекая его за собой, он инстинктивно дернулся в сторону и вырвал свою руку из ее ладони. Это оказалось так же легко, как выхватить кинжал из ножен. Внезапный рывок не поколебал решимости Айши, но траектория ее падения изменилась. Она не упала в воду, как намеревалась, а, рухнув на бок, скатилась по склону. Но всего лишь на несколько ярдов.