Читать книгу "Маковое море - Амитав Гош"

Иногда он даже подменял приятеля и веревкой стегал заключенных по ногам, заставляя их подпрыгивать в такт песенке:

Джек, пройдоха и сластена,

Шибко любит торт слоеный.

Мигом слопает пирог,

И домой прыг-скок, прыг-скок.

Сии развлечения устраивались только на дневных прогулках, и потому для узников стало полной неожиданностью, когда однажды ночью в камере появились два охранника, известившие, что Берра-малум требует их на палубу.

— Зачем? — спросил Нил.

— Поди знай, — буркнул конвоир. — Они там на пару грог хлещут.

Устав предписывал выводить узников в кандалах, и охранники были очень недовольны морокой, свалившейся на них посреди ночи.

— Чего им нужно? — опять спросил Нил.

— Они уж совсем окосели. Хотят развлечься.

— А мы при чем?

— Я-то откуда знаю? Не дергай лапами, хрен акулий!

Путь на палубу лежал через ласкарский кубрик с чащей гамаков, напоминавших низко висящие осиные гнезда. От долгого заточения узники нетвердо держались на ногах, а качка и оковы усугубляли их неловкость. То и дело они врезались в чью-либо задницу или голову, в обмен получая пинки, тумаки и злобную брань:

— …висельники поносные…

— …яйца вам поотрывать…

— …гляди, куда прешь…

Лязгая кандалами, узники миновали фану и вышли на бак, где верхом на кабестане восседал мистер Кроул. Субедар расположился у бушприта.

— Где вас носит, жиганы? Вам еще рано спать.

Заплетающийся язык помощника свидетельствовал, что оба уже не раз приложились к оловянным кружкам, которые держали в руках. Встреча с этой парочкой не сулила ничего хорошего даже в ее трезвом состоянии, а сейчас и подавно. В животе Нила екнуло, однако он отметил необыкновенную красоту моря в лунном свете.

Шхуна шла правым галсом, переваливаясь с боку на бок в согласии с надувавшимися под ветром парусами. Ударив в левый борт, волна заплескивала на палубу и при очередном крене устремлялась к правым шпигатам. Фосфоресцирующие ручейки подсвечивали мачты с распростертыми крыльями парусов.

— Куда вылупился, хмырь?

Веревка больно стегнула по икрам, вернув Нила к действительности.

— Прошу прощенья, мистер Кроул.

— Для тебя «сэр», хер пеликаний.

— Извините, сэр, — сдерживаясь, выговорил Нил.

Осушив кружку, помощник протянул ее субедару, и тот плеснул ему из бутылки. Кроул снова глотнул, разглядывая узников поверх края посудины.

— Ты у нас говорун, — адресовался он к Нилу. — Ну так скажи: просек, на кой вас позвали?

— Нет, сэр.

— Вот какая хрень: мы тут с моим дорогим приятелем Квашней клюкнули по стакашку, и вот он грит, мол, хмырь-плут и хмырь-мартышка — друзья не разлей вода. Я грю, нет таких, грю, жиганов, кто не перегрызется с корешем. А он мне — только не эти. Квашня, грю, что поставишь, грю, если один окатит другого? Он показал фартинг, чтоб мне лопнуть! Такая вот закавыка, хмырь, и ты должен разрешить наш спор.

— В чем пари, сэр?

— Что один из вас обдудолит другого.

— Обдудолит, сэр?

— Дудолить — значит ссать, — раздраженно пояснил Кроул. — Я спорю, что один из вас поссыт на харю другого. Вот так вот. Бить вас никто не будет, токо уговоры. Дело добровольное.

— Понятно, сэр.

— И каковы мои шансы, хмырь?

Нил представил, как ради скотской забавы начальников мочится на друга, и его замутило. Он понимал: отвечать надо осторожно, дабы не разозлить помощника.

— Боюсь, невысоки, сэр, — промямлил Нил.

— Ну ты наглец! — ухмыльнулся Кроул. — Не будешь?

— Не желаю, сэр.

— Точно решил, колодник?

— Да, сэр.

— Может, лучше тебе первому? Ороси из женилки его морду, и сам останешься сухой. Ну что, сговоримся? Отлей на кореша, и всех делов. Ась, хмырь? Кидай кости!

Нил не согласился бы даже под угрозой ножа.

— Это не для меня, сэр.

— Не будешь?

— Добровольно — нет.

— А что твой дружок? Он-то как?

Палуба накренилась, и А-Фатт, всегда крепче державшийся на ногах, подхватил Нила под руку. В иной ситуации тотчас последовал бы удар палкой, однако нынче, словно из почтения к важному событию, субедар оставил проступок без последствий.

— Уверен, что корешок откажется? — спросил помощник.

А-Фатт упорно разглядывал свои ступни. Как странно, думал Нил, мы жалкие ссыльные и знакомы всего ничего, но, оказывается, у нас есть нечто, чему завидуют люди, имеющие над нами абсолютную власть. Неужели подобные человеческие узы такая редкость, что другим не терпится проверить их на прочность и узнать их пределы? Если так, мне тоже очень любопытно.

— Если ты вышел из игры, хмырь-плут, я попытаю счастья с твоим дружком.

— Да, сэр. Попробуйте.

Кроул рассмеялся, сверкнув зубами в фосфоресцирующих брызгах волны, что пенной копной накрыла палубу.

— Скажи-ка, хмырь-плут, тебе известно, за что твой приятель схлопотал срок?

— Насколько я знаю, за воровство, сэр.

— Больше он ничего не сказал?

— Нет, сэр.

— Стало быть, он не поведал, как подломил святых отцов?

— Не понимаю, сэр.

— Он ограбил гнездышко церковников. — Помощник взглянул на А-Фатта. — Верно, хмырь-мартышка? Ты обчистил миссию, что дала тебе кров и пищу?

— Да, сэр. Я приходить миссия в Кантоне, — пробормотал А-Фатт, избегая взгляда Нила. — Только не ради еды. Я хотеть уехать на Запад.

— Куда это?

— В Индию, сэр, — переминаясь, ответил узник. — Я знать, что миссия посылать китайцев в церковную школу в Бенгалии. Меня отправлять в Серампор. Там плохо. Никуда не ходи, сиди взаперти. Только учеба и молитва. Как тюрьма.

— Верно ли, что ты спер шрифт из печатных машин? — заржал помощник. — А еще до полусмерти отдубасил служек, когда они тискали Библии. И все это ради крохи дури.

Понурившись, А-Фатт молчал.

— Давай, давай, говори, — понукал Кроул. — Натворил дел, потому как не мог совладать со страстишкой?

— Ради опия человек готов на что угодно, — просипел узник.

— Да ну? — Из кармана рубашки помощник достал черный шарик, обернутый бумажкой. — А что ты сделаешь ради этого, хмырь-мартышка?

Нил почувствовал, как его друг напрягся. На скулах китайца взбухли желваки, глаза лихорадочно заблестели.

— Ну же, хмырь, — не отставал помощник, вертя в пальцах шарик. — Что за это отдашь?