Читать книгу "Война среди осени - Дэниел Абрахам"

Нет, все-таки он ошибался. Именно так он и хотел умереть.

У Маати пересохло во рту, а он все читал, не сводя взгляда с каракулей на стене. Каждый раз, когда он чувствовал, что мысли вот-вот примут форму, его внимание ускользало. Он сразу начинал думать, что пленение уже действует, что сейчас он поспешит на улицу, где идет бой; представлял, как поступит, что будет с Гальтом, что ждет их всех, что видят Эя и Семай. Тем временем плоть, которую начинал обретать его замысел, снова превращалась в пустой звук. Он не мог позабыть обо всем на свете. Не мог отрешиться.

Не умолкая, он прикрыл глаза и представил стену с надписями на ней. Он знал пленение наизусть — его структуры и грамматики, воплощавшие в идею все, чего он хотел и к чему стремился. Пусть он не видел их наяву, читать по памяти получалось ничуть не хуже. Как во сне, стена в его воображении казалась более ощутимой, реальной, он лучше чувствовал ее с закрытыми глазами. Голос начал отдаваться эхом, слоги разных фраз сливались, создавая новые слова, которые тоже воплощали замысел Маати. Воздух как будто загустел. Стало труднее дышать. Мир приобрел упругость, плотность. Маати снова начал речитатив, хотя по-прежнему слышал свой собственный голос, пробивающийся сквозь монотонный напев.

Стена покачнулась, картинка съежилась, превратившись в зерно — любое, от косточки персика до льняного семени. В яйцо. В материнское чрево. Затем все три образа слились в один, но этот последний еще не воплотился в сознании до конца. Он был ослепительным, как солнечный свет, но в то же время вывернутым и сморщенным. В воздухе поплыл смрад загноившейся раны, серная вонь тухлых яиц. Маати казалось, что слова, которые он произносит, можно потрогать руками. Они выскальзывали в реальность и плюхались назад, липли к рукам. Эхо усилилось. Теперь, когда он читал первую строку пленения, его второй, призрачный голос одновременно повторял и эту строку, и весь огромный стих целиком. Вибрирующий звук падал в сознание, словно камень в бездну. Маати слышал его и чувствовал. Густой запах бил в ноздри, хотя поэт понимал, что на складе не пахнет ничем, кроме пыли и раскаленного железа. Это был не настоящий смрад разложения, а только мысль о нем, убедительная, как сама правда.

Маати усмирил бурю, которая бушевала в голове — где-то за ушами, в точке, где позвоночник соединялся с черепом. Она начиналась там. Он не помнил, когда перестал читать. Открыл глаза.

— Ну что, друг мой, — сказал андат. — Кто бы мог подумать, что мы снова встретимся?

Прямо перед ним сидело нагое существо. Нежное лицо. Не мужское, не женское. Бледная, как лунный свет, кожа. Такая же, как у Бессемянного. Длинные волосы, черные до синевы. Стать и плавные изгибы женского тела. Она. Разрушающая Зерно Грядущего Поколения. Неплодная. Маати не ожидал, что андат окажется так похож на Бессемянного, но когда заметил это, совсем не удивился.

К ним бесшумно приблизился Семай. Маати слышал за спиной дыхание Эи: та сопела так, словно только что бегала наперегонки. Он совсем обессилел, и в то же время его наполняло такое ликование, что он готов был начать все сначала.

— Ты здесь, — произнес Маати.

— Здесь? Да, я здесь. Но я — не совсем он.

Существо говорило о Бессемянном. Первом андате, которого Маати встретил. Которого должен был принять.

— Моя память о нем — часть тебя, — ответил он.

— Так вот откуда чувство, что мы уже встречались, — улыбнулась она. — И вот почему мне кажется, что я — рабыня, которой ты хочешь владеть.

Семай поднял халат. С шорохом развернулась дорогая ткань. Андат поднял лицо. В линии ее подбородка, в улыбке было что-то, напоминающее Лиат. Неплодная встала и шагнула в мягкие складки. Семай помог ей завязать тесемки. Она ответила позой благодарности.

— Надо позвать Оту-кво, — сказал Маати. — Сказать ему, что все получилось.

Неплодная с улыбкой изобразила жест отрицания. Зубы у нее оказались острее, чем он себе представлял, скулы — выше. Волна ужаса окатила его.

— Что ты помнишь о Бессемянном? — спросила она.

— Что?

— Ах, да, — Неплодная изобразила позу раскаяния. — Что вы помните о Бессемянном, повелитель? Так лучше?

— Маати-кво… — начал Семай, но Маати поднял руку, прося его помолчать.

Андат улыбнулся. В глубине сознания Маати чувствовал ее печаль и гнев. Это было все равно, что понимать женщину, которую узнал так близко, что она стала частью тебя, а ты стал частью ее. Раньше он путал эту близость с любовью двух тел. Когда-то давно, когда был еще молод, наивен и не умел отличить одно от другого. Маати шагнул вперед, поднял руку, провел пальцами по бледной щеке. Плоть была тверда, точно камень, и так же холодна.

— Он был очень красив, — сказал Маати.

— И умен, — добавило существо.

— И по-своему меня любил.

— Это Хешай-кво тебя любил. Он доказал свою любовь тем, что защитил тебя. Тем, что умер.

— А ты? — спросил Маати, хотя в глубине души знал ответ.

Перед ним стоял андат. Он стремился к свободе так же, как вода стремится течь, как дождевая капля хочет упасть на землю. Андат его не любил. Неплодная улыбнулась, и каменная плоть пошевелилась под рукой. Ожившая статуя.

— Маати-кво, — снова сказал Семай.

— Ничего не вышло, — отозвался Маати. — Пленение не удалось. Я ведь прав?

— Да, — сказал андат.

— Что? — не поверил Семай.

— Но он же тут! — воскликнула Эя. Маати и не заметил, как она подошла к ним. — Андат здесь, а значит, все получилось. Если бы нет, он бы не появился.

Неплодная с напевным вздохом улыбнулась девочке и положила руку ей на плечо. Маати инстинктивно попытался убрать бледную руку, оттолкнуть ее силой воли. С таким же успехом он мог бы остановить прилив. Пальцы Неплодной пробежали по темным волосам Эи.

— Но есть еще расплата, маленькая моя. Ты ведь знаешь. Дядя Маати не раз тебе рассказывал все эти мрачные, жуткие истории о гибели поэтов. Ты ведь никогда не замечала, какое удовольствие они ему доставляют? А знаешь, почему такие, как дядя Маати, изучают чужую смерть? Почему им это по душе?

— Прекрати! — попросил Маати, но существо не остановилось.

Оно заговорило тихим, бархатным голосом, будто мурлыкая.

— Ему было самую чуточку горько и обидно. Вот почему он постарался тебя увлечь. У него никогда не было своего ребенка, а потому он подружился с тобой. Сделал тебя своей наперсницей. Если бы он сумел завоевать кого-то из детей Оты, хотя бы немножко, он вознаградил бы себя за мальчика, которого потерял.

Эя нахмурилась. На ее лоб набежала тень из тысячи мельчайших складочек.

— Оставь ее, — произнес Маати.

— Что? — переспросил андат. — Обратить свой гнев на тебя? Отдать тебе расплату? Я не могу. Ты так решил, не я. Это был твой хитрый план. Когда ты его придумал, меня с тобой не было.