Читать книгу "Рожден быть опасным - Дмитрий Самохин"

Я содрогнулся. Подскочил из кресла и, обогнув терминал, навис над плечом Планта.

— Чего копаешься?! — прорычал я. — Вывози!!

— Не могу просчитать курс! — с дрожью в голосе и намеком на слезы произнес Плант.

— Что значит, не можешь? — взревел Крысобой. — Слышь, камикадзе, ты меня не зли. Говори по существу.

— Я подозреваю, что это подарок нашего электронного президента. Его последний привет, — поделился догадкой Гвинплей. — Мы ему бомбу. А он… В космодроме, когда я запрашивал разрешение на взлет, к нам в компьютер закачали вирус. Другого объяснения я не вижу. Вирус сбил систему навигации. Мы прыгнули в неизвестность. Хорошо хоть сюда вышли.

Тысячи ползущих цифр на экране компьютера Планта ничего мне не говорили. Я ничем не мог помочь, потому вернулся в свое кресло. В досаде стиснув зубы, я взглянул на Ренату и оттаял.

— Так выводи нас из этой системы к чертям подальше. От вируса потом избавимся, — потребовал Крысобой.

— Не могу, — растерянно признался Гвинплей.

— Как это не можешь? — настал мой черед удивляться.

— Вирус съел навигационную систему. Мы уже не способны прыгнуть.

Новость потрясла. Попасть на ужин негуманам — не велико удовольствие. Я, конечно, сомневался, что они питаются залетными космолетчиками, как паук мухами, но быть пойманным не хотелось. Страх стал медленно запускать щупальца в душу, одновременно пытаясь поразить мозг.

— Тогда собери свою задницу в скафандр. Выходи в открытый космос. Забирайся в зад своей колымаге и выталкивай ее из этой системы от греха подальше, — на полном серьезе предложил Крысобой.

Гвинплей Плант не обратил внимания на его замечание.

— Нужно переливать навигационную систему. В отрыве от основной. И надеяться, что вирус не успел пробуриться в самое ядро. Что он избирательный и только навигационную фишку ликвидировал, — бормотал Плант, лихорадочно извлекая из библиотеки дисков нужные компакты.

— Сколько нужно времени? — спросил я.

— Час.

Гвинплей побледнел. Нижняя губа отвисла и стала подрагивать.

— За это время нас попытаются съесть, — резюмировал Марк.

— Не дадимся, — заявила Рената.

— Плант, у тебя есть на корабле какое-нибудь оружие? — деловито поинтересовался я.

— Два станковых бластера, крейсерской мощности, и, по-моему, еще две бомбочки остались.

— Это нам не понадобится, — отмахнулся я.

Гвинплей собрал перед собой на столе горку компактов и запустил программу уничтожения навигационной системы.

— Проводи нас в оружейные рубки, — потребовал я. — Марк, ты возьмешь одну пушку. Я вторую. Рената — находишься рядом с Плантом. Следишь.

Рената усмехнулась и плотоядно уставилась на Гвинплея.

— У тебя есть внутренняя связь? — осведомился я.

Плант подобрался к неказистому шкафчику в дальнем углу комнаты и вынул откуда-то из глубины четыре бусинки сотканы с ушными крепежами и микрофончиками дальнего уловления. Прикрепили по соткану. Гвинплей вышел в коридор. Мы последовали за ним. Первая оружейная рубка находилась в четвертом коридоре-ответвлении от основного ствола. Крысобой занял боевой пост. Моя рубка располагалась через два изгиба от Марка. Распрощавшись с Плантом и Музыкантской, я вошел в рубку, опустился в кокон кресла, расслабился и позволил креслу поглотить меня.

Я подключился к бластеру и экрану внешнего обзора. Передо мной раскинулся космос. Не черная пустота, а серая, словно подернутая молочным туманом. Я увидел, как собирается материя возле планеты-ежа, находящейся от нас в четверти парсека. Среди сгустков материи, похожей на сметану, попавшую в невесомость, наблюдались икринки-корабли.

«Жамуаши готовятся», — сообщил я и неожиданно почувствовал, что Крысобой находится во мне, а я в нем. Чтобы общаться с Марком, мне не нужен был соткан. Он пригодился для разговора с Ренатой и Плантом.

«Вижу их», — отозвался Марк внутри меня.

— Что они делают? — пропищал Гвинплей.

«Почему у него такой неприятный голос?» — подумал я, но мои мысли услышал Крысобой.

«У кастратов всегда голос писклявый», — заметил Марк.

Хорошо, что наши с Марком переговоры были не слышны Гвинплею.

— Как установка? — спросил я.

— Программа начала устанавливаться. Пошла загрузка систем привязок и определения. Расчетное время — сорок пять минут, — доложил Гвинплей. — Как дела у жамуаши?

— Развертывают какую-то материю, как дым, — доложил Крысобой.

— Это сеть, — определил Плант. — Далеко?

«Приблизительно, как от Солнца до Плутона», — прикинул я, пока оружейная система делала расчет расстояния, а потом, когда расчет был закончен, вслух доложил:

— Шестьдесят астрономических единиц.

«Дотянуться пока не можем», — отреагировал Крысобой.

— Может, успеем перелить, — бормотнул Плант и затих.

Разлитое в невесомости молоко с песчинками-икринками стало приближаться. Оно медленно двигалось к нам, сокращая убойное расстояние. В разные стороны расплывались щупальца, обволакивая планеты и оставляя их позади.

— Сеть движется к нам, — озвучил увиденное Марк.

— Я не успеваю!.. — с паникой в голосе завопил Плант.

— Сеть можно уничтожить? — флегматично поинтересовался я, заранее предугадывая ответ.

— Откуда я знаю! Я что, спец по паукам?! — завопил Гвинплей.

— Рената, если этот сморчок начнет паниковать, пристрели его и закончи установку самостоятельно. И без него вернемся, — распорядился я.

— Будет сделано, Ларс! — радостно отрапортовала Рената.

Я представил, как она вытащила «Аргумент» и положила перед собой, и улыбнулся.

«Зададим им? А, Русс?» — вопросил Марк.

Мне бы его оптимизм.

«Попробуем», — осторожно отозвался я.

Сгустки тянулись, надвигались издалека. Тысячи отростков, которые распушивались в разные стороны, разрастались, превращаясь в молочную пелену, усеянную икринками.

«До точки попадания десять астрономических единиц», — сообщил Крысобой.

Я видел это и сам. Вызвал сетку прицела, и в пустоте космоса появилась паутинка, которая двигалась вслед моему зрению.

Я ждал.

Выжидал и Крысобой.

Я ощущал его напряжение, похожее на натянутые органные струны.

Сеть приближалась. Неумолимо наплывала, выстреливая вокруг себя сгустки материи, которые образовывали самостоятельные сети, затем вплетающиеся в общее полотно. Все пространство, куда дотягивался глаз, объяла белесая, колышущаяся, живая пелена.