Читать книгу "Темнее дня - Чарльз Шеффилд"

— С Мегахиропсом, иначе Великой Совой. Но я подозреваю, что из всей этой массы он самый антисоциальный. — Торквемада махнул рукой. — Сова здесь, в самом конце коридора. Попробуйте его навестить — и вы сильно об этом пожалеете. Но если вы подождете, то, быть может, увидите его ближе к вечеру на рабочем совещании в конференц-зале, опять же в самом конце коридора. А быть может, и не увидите.

— Не понимаю. Какой был смысл собираться здесь, если никто ни с кем разговаривать не хочет?

— Вы увидите, как они это делают, как только в свою комнату попадете. Но если у вас возникнут вопросы, и если я по-прежнему буду здесь, смело заходите и спрашивайте.

Торквемада снова улыбнулся, и Милли еще раз ощутила всю силу его обаяния. Она направилась было к своей комнате, но затем поняла, что он так естественно закончил их встречу, что она забыла задать один важный вопрос. Пока они разговаривали, Милли все больше убеждалась, что должна знать, кто он такой. Она уже где-то его видела.

Тогда Милли сделала два шага назад и снова заглянула в открытую дверь его комнаты.

— А можно, я вам прямо сейчас один из таких вопросов задам?

— Очень даже можно.

— Как вас зовут? Я имею в виду ваше настоящее имя, а не псевдоним в Сети Головоломок.

— Этот вопрос кажется вполне справедливым, поскольку я ваше имя знаю. Меня зовут Сайрус Мобилиус.

— Благодарю вас. — Милли тут же пошла дальше по коридору, что показалось ей гораздо лучшим решением, чем стоять с разинутым ртом. Ничего удивительного, что его лицо показалось ей знакомым. Ведь она разговаривала со знаменитым Солнечным Королем, изобретателем термоядерных установок типа «мобиль» и одним из самых богатых и влиятельных людей в Солнечной системе. Но здесь он был просто Торквемада. Для иерархии Сети Головоломок деньги, происхождение и влияние ничего не значили. Здесь ценились изобретательность, воображение — и больше, пожалуй, ничего. От этой мысли Милли прониклась новым уважением к незримым лицам за закрытыми дверями в коридоре.

Войдя в комнату 12, она уселась в единственное кресло. Тут Милли заметила, что столик слева совершенно пуст. Вкусы у всех были разные, а потому, надо полагать, каждая персона сама приносила сюда предпочтительные для нее еду и питье. Будет о чем подумать, прежде чем Милли придет сюда завтра, но сегодня она вполне сможет перебиться. Много чему следовало научиться, много чего предстояло проделать. Она не могла позволять себе тратить время на спешные поиски пищи.

Оборудование казалось знакомым, и для начала Милли включила пульт и дюжину дисплеев. На каждом из них тут же появилось простое и ясное сообщение: НАПОМИНАНИЕ О РАБОЧЕМ ПРАВИЛЕ: НИЧТО ИЗ ТОГО, ЧТО МЫ ПОЛУЧАЕМ СО СТАНЦИИ «ЦЕРБЕР», НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПОСЛАНО КУДА-ТО ЕЩЕ. ЭТО МОЖЕТ ИМЕТЬ ВНУТРЕННЕЕ УПОТРЕБЛЕНИЕ, НО ДОЛЖНО РАСЦЕНИВАТЬСЯ КАК СЕКРЕТНАЯ ИНФОРМАЦИЯ.

Джек Бестон ее насчет чего-то подобного предупреждал. При этом он утверждал, что выводы, извлеченные из данных, представляют собой совсем другое дело и могут быть переданы. Милли на этот счет сомневалась. Не входя в согласие с Джеком, она для себя решила, что будет рассматривать каждый отдельный случай по мере его поступления.

Когда дисплеи начали заполняться информацией, Милли поняла, что Сайрус Мобилиус — вернее, Торквемада, как следовало о нем думать в этой среде — был прав. Среди членов группы шел свободный обмен мыслями, выводами, гипотезами и результатами как положительными, так и отрицательными. Порой можно было распознать автора сообщения, порой нет. Вопросы заслуг и личного самолюбия здесь, судя по всему, не стояли.

Вскоре Милли уяснила для себя кое-что еще. Члены группы уже занимались, когда она только еще находилась в транзите от юпитерианской точки Л-4 до Ганимеда, и уже успели проделать невероятный объем работы. Целые дни могли уйти на одно только знакомство с их достижениями.

Милли очистила свой разум от всех посторонних мыслей, уселась поудобнее и сосредоточилась на дисплеях. Поначалу она не стала заботиться об отдельных подробностях. По пути к Ганимеду Милли без конца преследовали всякие неотвязные мысли, и в конце концов она решила, что сигнал, весь двадцать один миллиард его цифр, слишком велик для восприятия его любым человеческим разумом, если не считать общего характера. Ей требовалось выработать ощущение общей структуры, прежде чем набрасываться на детали.

Исследуя смесь фактов, гипотез и статистики на дисплеях, нетрудно было заметить, что и «Аргус», и «Цербер», и Сеть Головоломок следовали примерно одной и той же первоначальной программе. Сигнал прибыл в форме одной колоссальной и неструктурированной цепочки бинарных цифр. Без исследования и выявления порядка никаких шансов расшифровать сообщение попросту не было. Следовательно, требовалось искать рациональные способы подразделить целое на меньшие секции.

Можно было попробовать добрую дюжину разных способов. К примеру, изучить статистику локально, где «локальный» регион содержал от тысячи до миллиона цифр. Все инструменты обработки сигнала были доступны для этого анализа. Следуя одной общепринятой процедуре, можно было найти и пометить регионы аномально низкой энтропии — где следующая цифра могла с определенной уверенностью быть предсказана из группы цифр, непосредственно ей предшествующих. Эти регионы могли оказаться указателями «начало сообщения» и «конец сообщения», ибо казалось в высшей степени невероятным, чтобы весь сигнал СЕТИ содержал в себе одно-единственное сообщение. Следовало помнить, сколько информации могло содержаться в двадцати одном миллиарде бинарных цифр. Это было пять тысяч солидных томов.

Могло, однако, так получиться, что регионы низкой энтропии служили всего лишь намеком на какой-то другой вид информации. Энтропийный анализ уже был проведен, но тот, кто его проделал, не выдвинул никаких предположений касательно его значения. Милли увидела целую библиотеку возможных карт, показывающую сигнал разделенным на кусочки и доступным для критического рассмотрения или дальнейшего анализа.

Разумеется, изучать статистическое поведение секций сигнала было не единственным способом искать структуру — и даже, возможно, не самым лучшим. В порядке вполне надежного, но совершенно иного подхода можно было просканировать весь сигнал на предмет пробных последовательностей, которые повторялись снова и снова по всей его длине. Естественно, пробная последовательность должна была быть достаточно длинной, чтобы ее присутствие в сигнале давало какую-то информацию. Если весь сигнал был полностью случайным, то такая короткая последовательность, как, скажем, 1—0-0—1, могла обнаружиться в нем миллиард раз по одной лишь чистой случайности. С другой стороны, если выбрать пробную последовательность из тридцати цифр, можно было ожидать найти ее всего лишь пару десятков раз в случайной цепочке из двадцати одного миллиарда цифр. Присутствие такой тридцатицифровой последовательности пятьдесят или шестьдесят раз оказывалось событием столь невероятным, что тогда с уверенностью можно было заключить, что вы на что-то такое наткнулись.

Впрочем, легко было сказать: «Изучить сигнал на предмет пробных последовательностей достаточно длинных, чтобы являться существенными». Реальная же задача представлялась чудовищной. Существовал миллиард разных последовательностей с тридцатью бинарными цифрами. И просмотреть требовалось все до единой. Эта работа по-прежнему продолжалась.