Читать книгу "Спутники Волкодава. Ветер удачи - Павел Молитвин"

Нганья устремила на подругу испытующий взгляд, от которого Ильяс почувствовала себя неуютно, и, уже не пытаясь скрыть нарастающее раздражение, потребовала:

— Хватит ходить вокруг да около! Довольно говорить недомолвками! Кому какое дело до того, о чем я беседовала со своим отцом? И чего ради ты вступаешься за Таанрета, лишившего меня одного из сыновей? За человека, для которого и жена, и собственные дети важны лишь постольку, поскольку способствуют воплощению в жизнь его честолюбивых намерений?

— Само по себе честолюбие не является пороком. Важно, к чему влекут человека честолюбивые замыслы и какими средствами он собирается достичь намеченных целей. — Нганья покосилась на Мутамак и, решив, видимо, не обращать на нее внимания, продолжала: — Кешо уже не раз подъезжал к твоему отцу, дабы склонить его на свою сторону, и ежели ты, сама о том не подозревая, оттолкнешь Газахлара от Таанрета, последствия этого могут оказаться весьма плачевными для всех нас.

— Вай-ваг! Прекратишь ли ты наконец барабанить по моему креслу? — Ильяс рывком поднялась на ноги и нетвердой походкой прошлась по залитой солнцем комнате. — Что за вздор ты несешь? Как бы я ни относилась к своему мужу, слепой-то уж меня никто не назовет! Я прекрасно вижу, что он отличается от Кешо, как сокол от стервятника-трупоеда. И отец мой тоже видит, можешь мне поверить!

— Я верю тебе, — промолвила Нганья, вылезая из низкого, мастерски сплетенного из тростника кресла. — Но ты в последнее время была слишком поглощена собственными заботами, чтобы обращать внимание на происходящее вне твоих покоев. Кешо не зря вьется вокруг твоего отца, а ежели тебе кажется, что я преувеличиваю, порасспроси об этом Мутамак. Она, как всегда, знает все обо всех.

— Так я и поступлю. — Ильяс бросила взгляд на стоящую посреди стола клепсидру. — После того, как покормлю Хутама.

— Переговори с отцом, Ильяс. Обстановка в столице накалена до предела, и лучше бы тебе отложить выяснение своих отношений с Таанретом до более подходящих времен, — проговорила Нганья уже на пороге комнаты.

— Ох уж мне эти советчицы! — фыркнула молодая женщина, едва только дверь за ее подругой захлопнулась. — Что мне с ним выяснять, если никаких отношений давно уже нет?!

* * *

По мнению Сабаара, желтоглазому не следовало потакать капризам Ильяс и перевозить ее с сыном из дворца в «Мраморное логово». Будущий император Хутам должен жить во дворце, и переезд его в Газахларов особняк будет, безусловно, воспринят Небожителями как проявление слабости. Тем паче что напасть на «Мраморное логово» приспешники Кешо могут с таким же успехом, как на Таанретовы покои в императорском дворце, и обороняться там было бы ничуть не хуже, чем здесь. Возможно, даже лучше, поскольку за прошедшие полгода Валихамун с Фанкелом успели превратить их в настоящую крепость. Наконец — и это задевало Сабаара больше всего, — Ильяс, решив вернуться под отцовский кров, проявила тем самым недоверие как к собственным, так и к Таанретовым телохранителям, что было неумно и в высшей степени несправедливо…

— Тебе вовсе незачем следовать за мной хвостом. — Ильяс оторвала взгляд от воинов, поджаривавших на вертеле истекающую жиром тушу свиньи, и отвернулась от выходящего во двор окна. — Ступай в пиршественный зал и выпей вместе со всеми за здоровье моего сына и его благополучный переезд в «Мраморное логово».

— Я не страдаю от жажды, госпожа моя, — суховато ответствовал Сабаар, мысленно проклиная Таанрета за неумение образумить своенравную девчонку, делающую все возможное, дабы затруднить жизнь своих телохранителей.

— Вина моего отца с удовольствием вкушают даже те, кто не испытывает жажды, а пиры устраиваются в его особняке каждый день. — Форани заставила себя улыбнуться, но, видя, что телохранитель не трогается с места, нахмурилась. — Ты можешь идти по своим делам. Куда хочешь. Я не нуждаюсь в толпе сопровождающих, не дающих мне шагу шагнуть в собственном доме.

— Разве я похож на толпу?

— Ты похож на упрямого, твердолобого зануду! — процедила сквозь зубы молодая женщина. — Я ушла с пиршества, дабы побыть одной, и не нуждаюсь в чьем-либо обществе. Неужели это так трудно понять?

— Телохранитель — это не общество. Это тень у ног, сторожевой пес, меч в ножнах госпожи, которая должна уже была к этому привыкнуть и смириться с этим, — как можно равнодушнее произнес Сабаар.

— Слушай, человек! Хотя ты родился далеко от Города Тысячи Храмов, до сих пор у меня не было причин обвинять тебя в скудоумии и тупости! Так не разочаровывай же меня и впредь! — На скулах Ильяс заиграли желваки, и Сабаар понял, что она едва сдерживается, чтобы не заорать и не затопать ногами. — Это мой дом! В нем и не может быть подсылов Кешо! И он — погляди сам! — и без того набит охранниками, от вида которых меня уже с души воротит!

Она махнула рукой, указывая вдоль галереи, где у дверей и окон темнели неподвижные фигуры Газахларовых воинов.

— Ступай в пиршественный зал, Сабаар, не испытывай моего терпения. Пора бы уже тебе понять, что если кому и угрожает опасность, то никак не мне. После того как я родила Хутама, именно он, а вовсе не я, будет притягивать к себе все молнии и громы. Он и Таанрет — единственный человек, способный посадить моего сына на императорский престол.

Слова ее, разумеется, не убедили телохранителя, и все же он, поклонившись форани, отвернулся от нее и двинулся по галерее к центральной части особняка. Ильяс была не права, недооценивая собственную персону. Похитив ее, Кешо мог многого добиться от желтоглазого, невзирая ни на что искренне любившего свою жену, но в настоящий момент ей и правда ничего вроде бы не угрожало. Зато при упоминании имени Таанрета Сабаар внезапно почувствовал, как волосы у него на голове шевельнулись, точно от слабого ветерка, а внутри тенькнул приглушенный сигнал тревоги. Будь он и впрямь сторожевым псом, шерсть у него встала бы дыбом, уши прижались к голове, а клыкастая пасть оскалилась. Однако, будучи всего лишь человеком, телохранитель ощутил приближение опасности не столь отчетливо. Беспокойно оглянулся по сторонам, передернул плечами, проверил, легко ли вынимается меч из ножен, и прибавил шагу.

Интуиция редко обманывала воина из племени сехаба, чья звериная почти чуткость не шла ни в какое сравнение с внутренней слепотой и глухотой толстокожих уроженцев столицы, но жизнь в Городе Тысячи Храмов успела уже сказаться и на нем. Перенятая у горожан привычка рассуждать сыграла с ним на этот раз скверную шутку. Вместо того чтобы завопить что есть мочи: «К оружию! На помощь желтоглазому! Спасайте Таанрета!» — он лишь ускорил шаг и передвинул ножны с широким длинным кинжалом на живот. Да и не мог он, больше всего боявшийся прослыть дикарем, поступить иначе. Ибо, пожив в Мванааке, понял, что обитатели столицы здорово отличаются от его соплеменников. Неизмеримо больше, чем совершить ошибку или подлость, осудить невинного или проявить излишнюю жестокость, больше даже, чем быть обкраденными или убитыми, они боятся попасть в неловкое или же смешное положение. А как раз в таком положении он бы и оказался, без видимых причин заорав, что Таанрету грозит опасность. В доме его тестя, в окружении собственных преданных воинов, на пиру…