Читать книгу "Проклятый город - Павел Молитвин"

Яна ткнула окурок в банку из-под морской капусты и засучила рукава свитера:

— Готов?

— Ну-у… Мог бы выпить еще стакан. И закусить.

— Понятно. Откинь голову и закрой глаза. Сядь поудобнее. — Она придвинула табуретку и уселась за моей спиной. — А теперь постарайся ни о чем не думать. Расслабься.

Она положила пальцы на мои виски:

— Представь, что вокруг плещут волны. Бесконечная водная гладь. А волны бегут одна за другой. Бегут, бегут, бегут. Из никуда в никуда. Из года в год, из века в век. Вечные темно-серые волны. Бегут, бегут, бегут…

…Погружаясь под воду, я не ощутил ни страха, ни изумления. Сиреневые воды омывали меня, а странные рыбы, приняв в свой хоровод, увлекали в мерцающий звездный сумрак, из которого вздымались царственно-розовые колонны города Хайле-Менжар. Он походил на гигантский подводный муравейник с тысячами арок и шпилей, поросших фосфоресцирующими водорослями. Мы спускались в него по пологой спирали, и постепенно я начал сознавать, что окружавшие меня рыбы с диковинными рукообразными плавниками были вовсе не рыбами, а музыка, звучавшая в моем мозгу, — вовсе не музыкой, а ментальной речью обитателей Хайле-Менжара. Речью, которой я не понимал, что не мешало мне наслаждаться ее плавными, ласкающими внутренний слух переливами. А потом мы вплыли под арку и вместо зала оказались в цветнике, и диковинные цветы тоже пели. Выглядевшие как цветы ихантайли пели моим спутникам что-то бесконечно прекрасное, потому что рыболюди вдруг стали превращаться в огромные, пышноцветные букеты, и сам я каким-то образом начал менять форму, излучая радость и аромат…

…Это море было и впрямь винноцветным — красно-фиолетовым и густым. И небо над ним тоже было винноцветным — золотистым, насыщенным пузырьками шипучего, радостного газа. Парить в нем было одно удовольствие, и полупрозрачная сеть, которую мои рукокрылые товарищи влекли над винноцветным морем, быстро наполнялась гроздьями пенной радости. Вскипая на волнах, она срывалась с них и оседала на краях сети янтарными искрами, которые со временем должны были стать огромными губкоподобными созданиями, образующими основу летающих островов. Я помнил, что некогда жил уже в глубине подобного острова и сплетал из пронизывавших его лучей светила коконы для зарождающихся диосфен. Я пел им сладостную песню рождения, и ветры, дувшие с Феалийских гор, рассеивали Детей Рассвета по миру, где они, в зависимости от плотности ставшей им родной среды, становились медлительными эмбами, живущими наружу стагами, или воздушными намбу — зодчими летающих островов. Винноцветное небо переполняло меня, заставляя вспоминать все прошедшие циклы превращений, и радоваться, предвкушая новые, для которых мы с родичами собирали с макушек волн споры зрелой, рвущейся в полет жизни…

…Упершаяся в гиферное поле туча разродилась сотней молний, и стержни ненасытных уловителей выпили их до последней капли. Заводы семиолей не брезговали даровой энергией небес, будь то солнечное тепло и свет, ветер, молнии, дождь или снег. Ради того, чтобы поддерживать жизнедеятельность мегаполиса, занимавшего четверть материка, постоянно строились новые геотермические и аквахимические станции, и фронт работ муравье подобных сотрудников Седьмого Энергоцентра расширялся с каждым днем. Шестигранные, похожие на гигантские ледяные кристаллы, башни обслуживания Энергоцентра росли на глазах, и висячие сады поднимались вместе с ними, уступая нижние ярусы города производственным помещениям. Кабины нуль-переходников не справлялись с потоками горожан, и транспортная схема на моей рабочей стене мерцала предупреждающими лиловыми огоньками. Трое моих со-думников спроецировали на ней проектное предложение по созданию нового узла Т-связи и замерли с нацеленными в зенит усами, ожидая, когда я закончу ввод расчетов по его энергообеспечению. Новая туча подплыла к гиферному полю, и я завершил загрузку в анализатор последнего блока расчетов. Н-Оом протелепатировал, что информация собрана в полном объеме, и он посылает ходатайство о представлении проекта на рассмотрение Экспертной комиссии. Мои со-думники зашевелились, обмениваясь мнениями по поводу гиферного поля, которое не только позволило нам получить новый источник энергии, но и украсило панораму города чудесным зрелищем. Разумеется, можно было разряжать тучи более экономичным путем, но я вынужден был согласиться, что проявлять скаредность в этом случае было бы непозволительным расточительством. Расчеты расчетами, а красота, которую…

…Перед глазами поплыли клочья серого тумана, и трудно узнаваемый голос сказал:

— Нет, это все не то! Не то!

И начались видения вовсе отрывочные и бессвязные, из чреды которых мне запомнились три. Запомнились потому, что я понял, или мне показалось, что понял, их суть.

В первом случае я увидел гигантский цех, в котором монтировался странный самолет с неким подобием плавников и перевернутым хвостовым оперением. Где-то я уже видел рисунки субмарин, у которых то ли киль, то ли руль были расположены подобным образом, а рубка располагалась под днищем корабля, подобно гондоле дирижабля. К тому же на аппарате, принятом мною за самолет, были люки на крыше и симметричные вздутия по обеим сторонам от тупорылого, акульего носа. Вероятно, места расположения торпедных аппаратов…

Второй раз я увидел просторный бело-золотой зал с круглым столом, за которым сидели какие-то крайне брата перевидал, и всем одной посадки хватает! Добро бы кто полдня по лагерю погулял, так ведь нет! Сорок минут, от силы, час и — довольно. Стоило ради этого сюда из Первопрестольной лететь? А главное, репортажей я ваших все равно по телику не видел. За что же тогда вам денежки платят? Прогонные, суточные, командировочные, или какие у вас там?

За молчание, хотел сказать я. За то что знаем, когда можно клюв разевать, а когда лучше помалкивать. Как рыба об лед. Но не сказал, потому что в этот момент взревел двигатель, завыли над головой винты, забились, как раненые птицы, палатки, поставленные близ вертолетной площадки. Мы нацепили шлемы, эмчеэсовский геликоптер пошел вверх, и Дина, обретя дар речи, спросила:

«Как же так, ребята? Ведь они тут хуже собак живут!..»

«Вот интересно! — прозвучал в наушниках голос Лехи. — Это вы у нас спрашиваете? Мы-то, что можем, делаем! Воду подвозим, палатки вон поставили. Солдаты ям выгребных накопали. Полевые кухни день и ночь работают. Но ведь пять миллионов беженцев! Ну пусть четыре с половиной! А ваш брат знай талдычит, что меры принимаются, и все вроде как тип-топ. Первые трудности позади, дальше будет легче».

«Но они ж там, как мухи мрут! Это настоящий рассадник болезней! Если эпидемия разразится, тут будет море трупов! Тиф, оспа, чума, холера — все что угодно может начаться! Два литра воды на день — это ж курам на смех! Да и эти-то два…»

«Заткни фонтан!» — велел вертолетчик и, мгновение помолчав, в красочных, но не литературных выражениях сообщил, что он думает лично о нас, нашем начальстве, МЧС, правительстве и стране, которая бросает своих граждан дохнуть от голода, холода и дизентерии в двадцать первом веке от рождества Христова.

Я хотел возразить, что виноваты во всем акваноиды, но решил не искушать судьбу и промолчал. Акваноиды, конечно, виноваты, однако, как верно заметил профессор Берестов, они — всего лишь лакмусовая бумажка, позволившая нам взглянуть на себя без розовых очков и понять, чего мы стоим. Понимают, впрочем, немногие, поскольку значительно удобнее свалить все беды на проклятых пришельцев, чем признать, что души наши обовшивели и более всего мы преуспели в умении закрывать глаза на собственные недостатки. И общество построили соответствующее нашим потребностям: низы ни за что не отвечают — да и не могут отвечать, ибо какой спрос с рабов, хотя бы и величающих себя гражданами? — а верхи заняты тем, что жрут всех и вся, не особенно заботясь о том, как половчее прикрыть эту великую жрачку правдоподобной ложью.