Читать книгу "Все лучшие повести о больших приключениях - Эдуард Успенский"

— А сейчас мы откуда едем? — поинтересовался Владик.

— Не откуда, а куда, — сказала Люба.

— Так куда?

— В Харьков, навестить больного украинского учителя.

Больше они ни о чем договориться не успели. Забрались в предложенную молодым шофером кабину и рванули.

Владик и Витя все время судорожно пытались понять: что этот учитель — сам был украинец или он преподавал у них украинский язык? А если он не преподавал язык, то что он преподавал? И чем он там в Харькове заболел?

А Любу эти вопросы не волновали. Она думала далеко вперед — о ночлеге. Начинало темнеть, и ее тревожил вопрос: есть сейчас снег под Харьковом или там наступила весна? Не дай бог, чтобы снег начал таять сильно, тогда невозможно будет поставить палатку.

Глава четырнадцатая

В солнечном Крыму и вправду солнечно

Участковый инспектор Иван Пистолетов комфортабельно летел в Ялту на самолете. Вернее, он летел в Симферополь — сердце Крыма, чтобы оттуда ехать троллейбусом в Ялту.

В аэропорту украинские таможенники с уважением посмотрели на его вооруженную фамилию и даже забыли спросить его про наркотики.

Его печалило только одно обстоятельство — что он был не вооружен, потому что в самолет оружие брать запрещалось.

«Как же я буду искать детей, — думал он, — когда у меня даже пистолета нет? Да к тому же я и без формы. Слава богу, что в самолете можно возить милицейские удостоверения».

После долгих размышлений в двухчасовом полете он приземлился в аэропорту Симферополя и направился троллейбусом в сторону Ялты.

В это время трое наших юных путешественников выходили из леса. Они были помятые, голодные и без палатки. Она за ночь примерзла, и они не сумели ее оторвать.

Владик и Витя Верхотурцев с охотой поехали бы в сторону, обратную Крыму, но под железным взглядом Любы Кукарековой они выпрямились, стали смелее и решительнее и даже криво заулыбались.

Люба уверенно остановила первый же самосвал с двойным прицепом.

— Вам куда, хлопчики? — спросил кучерявый, весь взлохмаченный рыжеватый шофер. Вместе с ним в окно высунулась такая же взлохмаченная заспанная рыжеватая собака.

— Никуда, — ответила Люба. — Нам нужен нож. Мы два дня консервы открыть не можем.

Она показала ему плоскую банку шпрот и всю в масле толстую банку «Завтрак туриста».

— Так у меня есть открытые! — радостно сказал шофер. — Хорошо, что Бобику не успел отдать. Давайте мы вместе позавтракаем, а то я всю ночь только ехал.

Он позвал детей в теплую кабину и вынул столько недоеденных продуктов — ста человекам есть не переесть.

Наши как навалились, помогли водителю! Съели и «Печень трески в масле», и «Кильку в томатном соусе», и «Минтай обыкновенный в салате», а свои «Шпроты в собственном соку» и замасленный «Завтрак туриста» уберегли.

Скоро они дальше поехали. И чем дальше ехали, тем весенней и весенней становились окрестности. Так странно было видеть зеленые поля и расцветающие деревья после однообразных снежных скучных просторов.

Рыжеватый водитель и его рыжеватый Бобик окончательно проснулись, а наши молодые люди, наоборот, крепко-накрепко заснули.

И спали они долго-долго — до самого Симферополя. Проснулись они от жары. И от того, что Бобик их заместо умывальника облизывал. Грузовик стоял на обочине. Рыжеватый водитель спал.

…Ребята выбрались из машины и оказались в центре Крыма. Ни одного родителя, ни одного учителя, ни одного директора школы не было в ближайших ста километрах. Имеются в виду собственные родители, учителя и директора, посторонние не считаются. Это было так удивительно!

Вокруг куда-то спешили занятые своими делами крымчане, и никто не потрясался, увидев на окраине Симферополя совершенно незнакомых троих молодых, слегка помятых людей совершенно из другого города.

Глава пятнадцатая

Всё, что хочешь, есть на пляже: банки и бутылки даже. С удивленьем смотрят турки, как в песке лежат окурки

В Ялте на городской набережной кого только нет. И чего только нет. И люди, и целые экскурсии, и огромное количество ларьков.

Не заходя в гостиницу, Иван Пистолетов начал вживаться в город. Он заходил в каждое кафе, в каждый бар, всовывался в каждый ларек почти по пояс и, показывая фотографии ребят, спрашивал:

— Вам не знакомы эти ребята? Они должны появиться в Ялте.

— Нет, не знакомы. Наверное, еще не появились, — одинаково отвечали и ларечники, и бармены, и официантки.

Тогда он сообразил, что надо показывать фотографию Жаб Жабыча. Дело пошло веселее.

— Да у нас в налоговой инспекции один точь-в-точь такой сидит! — сказала первая же официантка.

Швейцар из гостиницы «Ялта» долго рассматривал фотографию, а потом произнес:

— Это же кандидат в городскую думу Пилипенко! Им у нас все стенки заклеены.

Только третий опрашиваемый — водитель экскурсионного автобуса — наконец дал правильный ответ:

— Да это чучело у нас на массандровском пляже тележку катает.

— Где этот массандровский пляж? — спросил Пистолетов.

— В Массандре, там, где детский санаторий. А иногда с ним на морском вокзале отдыхающие мужики фотографируются.

— Зачем?

— Чтобы жен успокаивать.

— Как успокаивать?

— А так. Фотограф надевает на эту лягушку женскую шляпу и всех желающих снимает. Мужики фотографируются и фотографию домой шлют. Вот, мол, смотри, дорогая жена, больше и погулять в этой Ялте не с кем, кроме как с этой чучелой в панаме. И все остальные тетки на набережной не лучше.

— И что?

— Жены сразу успокаиваются. Ясно, с такими подружками муж долго дружить не будет. Скоро домой вернется.

«Хорошая мысль, — подумал Пистолетов. — Надо будет мне мою Марусю тоже так успокоить. Я обязательно с этим суринамским пипом сфотографируюсь».

Где-то в глубине души ему даже стало жалко Жаб Жабыча. Еще бы, только что ему выдали паспорт, сделали гражданином, а теперь он тележку катает.

«Ну и что? — думал про себя Иван. — Если ему так хочется, пусть катает».

Вот он бы, Иван Пистолетов, ни за что бы тележку катать не стал. Даже если бы его попросил об этом в форме приказа его любимый начальник Т. Т. Бронежилетов.

И он направился к массандровскому пляжу.

* * *

Наша великолепная троица в это время нашла Школьную улицу и разыскивала Вову Новикова — нового друга Жаб Жабыча. Дом номер один был очень большой, целых три этажа, а номер своей квартиры в письме Вова не указал.

Люба Кукарекова действовала не хуже Ивана Пистолетова. Она достала фотографию мальчика в объятиях Жаб Жабыча и стала опрашивать местную молодежь на предмет, не знают ли они этого юношу в синей куртке и сапожках.