Читать книгу "Убить Хемингуэя - Крейг Макдоналд"

Лэнгли скорбно улыбнулся и похлопал молодого врача по плечу:

– Но все же стоит рискнуть.

Книга восьмая

В наше время

54. Мир праху твоему

Я знаю, что эти призраки бродили по земле.

Будь со мной всегда – в любом виде – своди меня с ума!

Только не оставляй меня с этой пропастью,

В которой я не могу отыскать тебя.

Эмили Бронте

Ханна и Бриджит покинули Кетчум и вернулись вместе с Гектором в его дом в Нью-Мексико. Ханна Макартур-Ласситер ночами, когда не ладилось со своим творчеством, в течение года писала биографию Мэри.

Обычно это случалось, когда не было молока и болела грудь. Волнение из-за отсутствия молока и отсутствия слов еще осложняло ситуацию.

Однако постепенно рукопись принимала форму, а Бриджит отняли от груди.

Ханна закончила свою рукопись и заперла ее в нескольких банковских ячейках.

Годы спустя, когда она снова жила одна, Ханна прочитала произведения Хемингуэя, вышедшие после его смерти. Они все продолжали появляться. Сборник статей Папы торонтовского периода, «Опасное лето» и отредактированный, изуродованный «Райский сад»… Последняя книга, хоть и пострадавшая от посторонних рук, вызвала у Ханны гордость – Папа пытался сделать что-то новое и свежее, уходящее значительно дальше всего, что кто-либо делал или хотя бы пытался. Ханну вдохновлял пример учителя.

В течение многих лет она продолжала переписываться с Мэри… хотя переписка эта постепенно иссякла и ограничивалась теперь телефонными звонками и поздравлениями с днями рождения и праздниками.

Ханна взвешивала предложение преподавательской работы в Глазго. Все в ней говорило: Соглашайся.

В ноябре 1986 года, за шесть недель до отъезда в Шотландию, Ханна сидела в вестибюле Государственного университета Огайо со своим помощником Крисом Лайоном. Он был ее бывший студент, всего на несколько лет старше дочери Ханны. Когда Крис был аспирантом и работал под руководством Ханны, как-то раз после поздней ночи в баре студенческого городка, где они пили и говорили о Хемингуэе и Гекторе Ласситере, Ханна, которая так и не научилась пить, пустила Криса в свою постель, после чего он от случая к случаю был ее любовником. Крис хотел писать детективы, а не романы, на которых настаивала Ханна. Из-за этой его склонности и трепетного отношения к работам Ласситера Ханна привлекла его к работе над сборником неизданных коротких рассказов Гектора.

Ханна и Крис сидели в вестибюле, пили кофе и спорили по поводу последовательности рассказов, когда кто-то сказал, что Мэри Хемингуэй «наконец отдала Богу душу».

– Вот теперь начнутся игры, – заметил профессор английской литературы с усмешкой.

Ханна только печально покачала головой.

55. Тяжкий груз

Если ты открываешь свои тайны миру, не надо винить ветер за то, что он поведал их деревьям.

Халиль Джебран[50]

Они похоронили старую женщину на участке в нескольких футах от правой руки ее знаменитого мужа, между вечнозеленых деревьев.

Мэри Уэлш, средней руки журналистка из Миннесоты, сама выбрала себе надгробный памятник, который был двойником того, что украшал могилу ее мужа, лауреата Нобелевской премии. Мэри единственная из жен Папы была похоронена рядом с ним и под его фамилией.

У их ног – могила пастуха-баска, вокруг – могилы простых местных жителей, их мертвых приятелей.

Показывая пальцем на большой надгробный камень, Бриджит спросила:

– А где отец? У него такая же могила?

– Нет, не такая. – Ханна взяла дочь за руку.

В углу кладбища в Кетчуме, куда редко заходил кто-нибудь, кроме кладбищенского сторожа, Ханна отыскала маленький заброшенный участок, где земля уже частично осыпалась, а из углубления росло какое-то странное растение. Ханна вырвала его, надеясь, что оно не ядовитое.

Из ямки криво торчала маленькая табличка, на которой, помимо прочего, было написано:

Здесь лежит Ричард Полсон

«В многом знании много печали…»

Впервые увидев надпись на камне, Ханна пожалела, что заказала такую презрительную эпитафию для покойного профессора. Тут она вспомнила, какую эпитафию предложила сначала, полушутя, – продавец надгробий даже едва не бросил трубку: «Он пил все, что нельзя было съесть, и вот теперь он мертв, как Флеб»[51].

Когда они вернулись в гостиницу, Бриджит уселась на кровать и начала листать рукопись матери, которую Ханна сентиментально взяла с собой в свою последнюю поездку в Кетчум.

Бриджит снова аккуратно сложила страницы в стопку, которая показалась ей такой тяжелой. Закусила губу:

– Здесь все правда, мама?

– Здесь все, как мне было рассказано, до последнего слова.

– Мам, а какого черта ты собираешься со всем этим делать?

Если честно, то Ханна продолжала относиться к этому так, как когда-то сказала Ричарду: если станет известно, что Хема пристрелила жена, пострадает миф. Величие Папы пострадает от воплей таблоидов, которые начнутся после обнародования признания Мэри, что она убила своего всемирно любимого мужа.

Но откровение, сделать которое публичным было во власти Ханны, было чем-то иным.

Как будет мир относиться к Хемингуэю, если узнает, что он явился жертвой убийства из милосердия? Как это Гектор сказал давным-давно? Напечатай легенду?

Угрожает ли эвтаназия от рук жены месту Папы в Каноне? Разумеется, она навредит Папе в глазах критиков и ученых, которые все еще придерживались стандартной интерпретации работ Хема. Эвтаназия никак не сочеталась с образами сильных, немногословных мужчин, уничтожить которых можно, но победить нельзя. Эти Папины последователи почти наверняка посчитают поведение Папы, умолявшего жену снести ему голову с плеч, трусливым. Может быть, даже более трусливым, чем если бы он вышиб себе мозги самостоятельно.

Когда они остались одни после признания Мэри, она попросила Гектора высказать свое мнение по этому поводу, и он сказал:

– Возможно, пусть лучше люди тешатся мифом, Ханна. Я голосую за это. Сделала это Мэри или нет, но Хем в любом случае рано или поздно покончил бы с собой. Он нашел путь. И имел право умереть.

Иногда Ханна думала, что Мэри надула ее и Гектора. Какую более удачную месть может придумать презираемая вдова, чем взять на себя ответственность за последнее, самое знаменитое деяние своего мужа? Претензии Мэри на убийство Хема, по сути, крали у Папы последнее, что ему действительно принадлежало.