Читать книгу "Пелагия и красный петух - Борис Акунин"

– Madame, vous n`avez pas le droit de resterid[27]. — И потом по-русски, удивленно. – Вы?!

Яков Михайлович развернул свою подзорную трубув направлении странного голоса. Увидел в кружочке немолодую накрашенную бабу впарике, легком платьишке и сандалиях (что-то ступни широковаты). Понятно:ряженый бабой содомит.

Монашка обрадовалась старому педерасту, какродной маме.

– Ах, какая удача, что я вас встретила!Здравствуйте, милая Ираида!

– Иродиада, – поправил баба-мужик и тожевсплеснул руками, затараторил. – Откуда вы взялись, милая? И почему не в рясе?Что вы здесь делаете?

Рыжуха ответила не сразу, и Яков Михайловичперевел трубку на нее. Она морщила лоб, словно не могла решить, правду говоритьили наврать что-нибудь.

Сказала правду.

– Понимаете... Мне очень нужно найти одногочеловека.

– Кого?

– Это довольно странный человек. Необычноодевается, необычно говорит... В Бет-Кериме сказали, что он был там вчера утроми двинулся в сторону Содома. Обратно не возвращался. Вот я и подумала, что он,должно быть, остался здесь... Такой тощий, с всклокоченной бородой, в белойхламиде с синим поясом...

– Мануйла? Вам нужен человек, который называетсебя Мануйлой? – изменившимся голосом произнес извращенец.

– Да! Вы видели его? Скажите, видели? Мненеобходимо с ним поговорить! Если бы вы вызвали его сюда...

– Его нет.

– Как?! – ахнула монашка. – Что вы с нимсделали?

Яков Михайлович поскорей нацелился в ряженого,увидел, как тот машет рукой в сторону моря.

– Он уплыл на катере в Аин-Джиди. Еще нарассвете, пока не начало печь.

– Слава Богу! – почему-то воскликнула монашка.– Аин-Джиди – это оазис к северу от Бет-Керима? Мы там проезжали.

– Да, оттуда идет дорога на Иерусалим.

– Так он направляется в Иерусалим?

Педераст развел руками:

– Понятия не имею... Он говорил про какой-тосад.

– Ради Бога, вспомните! – вскричала монашка. –Это очень важно!

Яков Михайлович тоже весь обратился в слух –даже трубку приставил не к глазу, а к уху.

Иродиада неуверенно протянул:

– Кажется, он сказал так: «В ночь на пятницумне обязательно нужно быть в одном саду».

Ну же, ну же, мысленно подбодрил его ЯковМихайлович. Давай, вспоминай.

– Вот и всё. Больше он ничего про это неговорил.

– Ах! – воскликнула рыжая.

Наблюдатель поскорей приставил кувшинноегорлышко к глазу. Монашка прикрыла рот ладонью, брови выползли чуть не насередину лба.

Удивилась чему-то? Или что-то смекнула?

Что за сад, Яков Михайлович, само собой, знатьне мог, но это было не важно. Главное, что ты, золотце мое, поняла, прошепталон Рыжухе и сплюнул прилипшего к губе червяка.

Ночь на пятницу – это завтра или послезавтра?Со всеми этими палестинскими блужданиями дни недели в голове перепутались.

И, похоже, не только у него.

– Сегодня у нас что? Среда? – спросиламонашка,

– Не знаю, милая, мы здесь живем по античномукалендарю. Сегодня день Луны, завтра будет день Марса, послезавтра...

– Да-да, среда! – перебила его рыжая. –Скажите, нельзя ли и мне воспользоваться вашим катером?

– Что вы! Вам нужно побыстрей уносить ноги,иначе вас арестуют. Уже побежали за стражей. Это частное владение, очень строгоохраняемое.

– Сколько отсюда до Иерусалима? – не слушалаего монашка.

– Право, не знаю. Верст сто-полтораста.

– Салах, завтра к вечеру довезешь?

– Кони испорчу, – проворчал арап. – Неделюработать не будут.

– Сколько стоит неделя твоей работы?

– Двести франк.

– Разбойник!

– Если для жена, бесплатно, – непонятноответил арап.

– Ладно. Поехали!

– Что ладно? – спросил Салах. – Двести франкладно или жена ладно?

– Там видно будет! Поехали!

И монашка выбежала из зоны обзора. Полминутыспустя донесся стук копыт, скрип колес. Покатили в Иерусалим.

Пора было выбираться из чертовой телеги.Охо-хо, полтораста верст на своих двоих, да через пустыню... Ничего, сдюжим.

Опять же можно в Бет-Кериме приобрестидвуколку. С парусиновым верхом, навроде тента. И парочку этих самых тентов прозапас прихватить, разного цвета. Время от времени менять один на другой, чтобне заметили слежку.

Ну давай уже, уходи, поторопил Яков Михайловичпедераста.

А тот как назло медлил.

Еще через пару минут застучали сапоги,зазвякали сабли. Это прибежали двое турецких солдат и с ним возница фуры, чтодоставила в Содом Якова Михайловича – зайцем.

Загалдели что-то по-своему. Содомит им ответилс запинкой, успокоительным тоном. Не иначе, наврал, что не было тут никакойбабы, потому что один из солдат размахнулся и отвесил вознице оплеуху, да ещезаругался. По-ихнему Яков Михайлович, конечно, не понимал, но догадаться былонетрудно: ах, мол, такой-рассякой шайтан, врешь невесть что, бегай из-за тебяпо жаре.

Солдаты ушли, всхлипывающий арап тоже, ачертов содомит всё торчал возле куста. Зачем-то трогал цветы и листья,сокрушенно качал головой.

Ну же, черт тебя дери, время дорого!

От нетерпения Яков Михайлович шевельнулся, изфуры просыпалась земля.

Баба-мужик озадаченно оглянулся на повозку –показалось, что смотрит прямо в трубку, в самый глаз Якову Михайловичу.

Тот мысленно предупредил, по-хорошему:отвернись, болван. Целее будешь.

Нет, подошел.

Встал так близко, что в дырку можно былорассмотреть лишь полбюста (ишь, ваты-то напихал) и руку с гладко выбритымиволосками.