Читать книгу "О, счастливица! - Карл Хайасен"

Моффит уже направился было к двери, когда зазвонил телефон. Моффит не смог устоять. Звонил помощник департамента шерифа округа Монро, спрашивал о пикапе «додж-рэм» 1996 года, который нашли «раздетым» около насыпи Индиан-Ки на Приморском шоссе. Помощник шерифа сказал, что грузовик зарегистрирован на Бодеана Дж. Геззера.

– Это вы? – спросил по телефону помощник.

– Мой сосед по квартире, – ответил Моффит.

– Короче, когда увидите его, – сказал помощник, – не попросите с нами состыковаться?

– Конечно, – заверил Моффит, думая: так значит, засранцы сбежали на Киз.

Он немедля принялся обзванивать яхтенные пристани к югу от Ки-Ларго и спрашивать (самым убедительным своим агентским тоном) о необычных арендах или кражах. Так он и узнал о пропавшем «Китобое» на Исламораде, взятом, по словам старого бедняги из проката, «дамочкой-негро с бойким язычком». Береговая охрана уже подняла вертолет; Моффит сделал еще один звонок и выяснил, что может отправиться за компанию. В Опа-Локе он дождался вертушку, прилетевшую на дозаправку.

Полтора часа спустя они ее заметили – Джолейн вместе с новым другом, Кроумом. Они беззаботно плыли на пропавшем ялике.

Как-то глупо настолько за нее переживать, глядя в бинокль, подумал Моффит. Ну а как не переживать, если ты в здравом уме?

Моффита высадили из вертолета, и он поехал в Хомстед искать дом на колесах, откуда выселяли человека, известного владельцу земли под именем «Пухл Смит». Мятый одноместный трейлер стоял у грунтовой дороги на выезде из сельскохозяйственных угодий. Внутри Моффит наткнулся на груды старых оружейных журналов, пустые коробки из-под патронов, футболку «Власть белых», трикотажную рубашку «О'Джея – на электрический стул!», вымпел «Боже, благослови Мардж Шотт[48]» и (в спальне) кустарный печатный станок для фальшивых разрешений на парковочные места для инвалидов – качество которых, отметил Моффит, было весьма неплохим.

Почта оказалась скудной и ничего не проясняла – счета и флайеры из оружейных магазинов, адресованные «П. Смиту», или «П. Джонсу», или попросту «М-ру Пухлу». Ни один клочок бумаги не давал разгадки подлинной личности арендатора, но Моффит был уверен, что это и есть хвостатый компаньон Бодеана Джеймса Геззера. Комок грязных длинных волос в душевом стоке вроде бы подтверждал его теорию.

Рядом с трейлером был припаркован старый «шевроле-импала». Моффит записал номер, потом осмотрел багажник (где обнаружил брезентовый чехол для винтовки и пятифунтовую коробку вяленой говядины), заглянул под сиденья (два мундштука-защепки для коротких косяков и искромсанный журнал «Oui»[49]) и вскрыл бардачок (видеокассета, которую сейчас и проигрывал его магнитофон).

Моффит отключил видео и вскрыл пиво. Интересно, что произошло, пока его не было в Штатах, интересно, где же скрываются белые подонки-грабители. Интересно, что задумали Джолейн Фортунс и ее новый друг Том.

Он набрал ее номер в Грейндже и оставил на автоответчике сообщение: «Я вернулся. Позвони как можно скорее».

Потом отправился спать, раздумывая, что ему следует спросить и что ему на самом деле нужно знать.

Мэри Андреа Финли Кроум блистала как кинозвезда.

Так говорили в «Реджистере» все поголовно. Даже ответственный редактор признал, что она сногсшибательна.

Она осветлила свои короткие волосы и сделала маникюр, накрасила губы бледно-розовой помадой, надела крохотные сережки-кольца, тонкие чулки и невероятно короткую черную юбку. Последним смертельным ударом были четки, чувственно свисавшие с кончиков пальцев.

Когда Мэри Андреа вошла в отдел новостей, репортер криминальной хроники повернулся к ответреду:

– Том, похоже, с катушек съехал, если гулял от такой. Может быть, подумал ответственный редактор. А может, и нет.

Элегантная вдова подошла к нему и спросила:

– Ну и где они?

– В вестибюле.

– Я только что прошла через вестибюль. И не видела никаких камер.

– У нас еще десять минут, – ответил редактор. – Они здесь будут, не волнуйтесь.

Мэри Андреа осведомилась:

– Есть тут место, где я могла бы побыть одна? Ответственный редактор беспомощно оглядел отдел, где возможностей уединиться было не больше, чем на автобусной станции.

– Мой кабинет, – предложил он без особого энтузиазма и отправился вниз за плюшкой.

По возвращении его задержал помощник редактора отдела местных новостей:

– Угадайте, что там делает миссис Кроум.

– Безудержно рыдает?

– Нет, она…

– Корчится от горя?

– Я серьезно.

– Роется в моем столе. Ставлю на это.

– Нет, она репетирует, – сказал помощник редактора. – Репетирует свои реплики.

– Превосходно, – констатировал ответственный редактор.

Когда они вышли в вестибюль, там уже ожидали съемочные группы трех местных телестанций, включая обещанный филиал «Фокс». Прибыл и фотограф «Реджистера» (с унылым видом, соответствующим заданию), увеличив контингент прессы до четырех представителей.

– Тоже мне толпа, – проворчала Мэри Андреа.

Ответред холодно улыбнулся:

– Толпа – по нашим скромным меркам.

Вскоре комнату заполнили прочие редакторы, журналисты и клерки, большинство которых толком не знали Тома Кроума, но начальство заставило их прийти. Подтянулись даже группки из отдела распространения и рекламы – вычислить их было просто, потому что одевались они намного опрятнее шайки из новостей. К тому же среди аудитории попадались любопытные горожане, пришедшие в «Реджистер» разместить объявления, оставить содержательное письмо редактору или отказаться от подписки из-за бесстыжего левого или правого уклона газеты.

Единственным лицом, отсутствующим на церемонии награждения, был сам издатель, который не слишком расстроился от новости о вероятной кремации Тома Кроума. Тот однажды написал желчную статью о привилегированном загородном клубе, в котором состояли сам издатель и четверо его сыновей-гольфистов. После выхода материала члены клуба проголосовали пощадить сыновей, но исключить издателя за то, что не уволил Кроума, и заставить публично извиниться за то, что навлек на них всех презрение и насмешки (Кроум описал клуб как «ослепительно-белый и протестантский за исключением кэдди»).

В своей речи о Кроуме ответственный редактор с удовольствием использовал бы эту строчку (а также дюжину других остроумных цитат), но поостерегся. Он помнил о пенсии и праве на льготное приобретение акций компании. Так что, когда зажглись софиты телевизионщиков, он ограничился несколькими безобидными замечаниями, храбро пытаясь наделить первую премию «Амелии» значимостью и, возможно, даже престижем. Ответственный редактор, разумеется, взывал к одноименной памяти покойной мисс Ллойд, заметив с напыщенной иронией, что она тоже погибла в расцвете карьеры, выполняя свой журналистский долг. Тут несколько репортеров в сомнениях переглянулись, поскольку, согласно самому распространенному слуху, смерть Тома Кроума никоим образом не была связана с его работой и фактически стала результатом неблагоразумных привычек в отношениях с женщинами. Скепсис лишь усиливало навязчивое отсутствие непосредственного редактора Кроума, Синклера, который обычно не упускал возможности присвоить себе часть похвал за хорошую работу автора. Очевидно, творилось что-то подозрительное, иначе Синклер торчал бы в вестибюле, жизнерадостно ожидая своей очереди у кафедры.