Читать книгу "Институт будущих магисс - Анна Платунова"

Артефакт-страж, разбуженный к жизни Вертраной, радостно взвизгнул и начал расширять носом отверстие. И вот уже перед перепуганной Вертой встал гигантский лохматый пес. Встряхнулся, лег на пузо. Забил хвостом.

– Взять, – тихо произнесла Верта, указывая на ледяные изваяния, которые появились, как только Ларан расправился с последним снежным шаром.

Пес зарычал и бросился на неприятеля.

– Бежим! – крикнула Вертрана.

И тут же была подхвачена на руки Конором. На этот раз ее послушались, не стали задерживаться. Осталось только пройти через пролом в стене.

Мир задрожал. Огромные куски льда обрушились сверху. Они развеивались в пыль, не достигая пола. Где-то в пылу сражения рычал и выл пес. Что-то кричал Конор – Верта не слышала.

Сгустилась темнота. А потом рассеялась.

Они оказались в кабинете госпожи Амафреи, на полу, усеянном осколками. Директриса стояла, вцепившись в воротник платья. Ошеломление и ужас ясно читались на ее вытянутом лице, но мало-помалу они уступили место обычному презрительному выражению.

– Рано радуетесь, – прошипела Сухарь.

71

С проворством, удивительным для немолодой женщины, она кинулась к полкам. Дотянется еще до одного стража – и конец всему: ни у Вертраны с Конором, ни у мастера Широ не хватит сил и удачи, чтобы выбраться из ловушки во второй раз.

Конор бросился наперерез госпоже Амафрее, а та дралась яростно, утратив всякое достоинство. Визжала и царапалась, острые ногти прочертили алые борозды на руках и лице лорда Ространа, но он, загородивший полки с артефактами, не сдвинулся ни на шаг.

– Октоксорра! – выкрикнул Ларан заклинание стазиса.

Сухарь успела обернуться, да так и замерла с поднятыми руками, согнувшись под нелепым углом. Она оставалась в сознании, могла говорить, но тело перестало ей подчиняться. Госпожа Амафрея бешено вращала глазами, отыскивая взглядом Вертрану.

– Ты! – прохрипела она. – Освободи!

Прилежание. Послушание. Смирение.

Едва юные воспитанницы переступали порог Института, им изо дня в день вдалбливали в голову эти слова. После приказа директрисы Вертрана непроизвольно дернулась навстречу, но мастер Широ поднял руку, преграждая путь. Верта очнулась, заморгала.

– Никогда! – тихо, но твердо произнесла она.

Госпожа Амафрея, сипло дыша, скосила глаза на лорда Ространа.

– Вы не понимаете! Если «Небесный алтарь» погибнет – разрушатся клятвы, удерживающие магисс! Грянет бунт! Прольется море крови! Институт падет… Мир никогда не будет прежним!

– Иногда миру это только на пользу, – усмехнулся Конор.

Сухарь скрипнула зубами:

– А вы, мастер Широ! Вы, в конце концов, работаете на Институт! Как смели допустить…

– С тех пор как вы хотели принести в жертву мою дочь, я больше не работаю на Институт!

– Дочь? Она не ваша дочь! – Директриса скользнула взглядом по лорду Конору, и ее лицо озарило понимание: – Она ваша дочь! Как связаны вы двое? Что происходит?..

Конор и Ларан переглянулись и одновременно качнули головами: ни один из них не собирался произносить имя Эмбер в этом отвратительном месте.

Мастер Широ неторопливо отправился к столу, разглядывая обсидиановый шар.

– Так значит, если «Небесный алтарь» погибнет… – медленно начал он.

– Нет, не смейте! – взвизгнула госпожа Амафрея, но тут же натужно расхохоталась. – Вы не сможете его разрушить! Силенок маловато!

– У меня? – искренне изумился Ларан.

Положил ладонь на гладкую поверхность, но тут же с шипением отдернул руку: кожа почернела и потрескалась.

«Ничего не поделать, – обреченно подумала Вертрана. – Надо уходить. Нам не одолеть это зло. Может, когда-нибудь…»

А потом вспомнила о «розочках» и обо всех тех девочках, чье время придет позже. Даже малышки «чаинки», которые пока не осознают всего уготованного им ужаса, и те уже намертво связаны клятвой. Это никогда не закончится. Институт продолжит исправно поставлять новых рабынь для утехи знатных господ. И никому не под силу разорвать этот замкнутый круг…

Верта упустила момент, когда заклятие стазиса слетело с госпожи Амафреи – обычно оно держится дольше, но сейчас директрису защищали стены кабинета. Она кинулась к артефактам-стражам, а Конор в мгновение ока бросился к столу, обеими руками поднял «Небесный алтарь». Сухарь застыла, точно и она оказалась в тисках. Дергалась, но вырваться не могла.

– Швыряй на пол! Разбей его! – завопила Вертрана.

Чутье подсказывало ей, что госпожа Амафрея и «Небесный алтарь» нерушимо связаны.

– Не-е-ет! – хрипела директриса.

– Я не могу его бросить… – ответил бледный, удивительно спокойный Конор.

Он прилагал массу усилий, чтобы не корчиться от боли. Кожа на его руках чернела и облезала лоскутами.

– Он тебя выпьет! – воспрянула Сухарь. – Сколько там в тебе сил, маг-пустышка. Заодно и подпитается!

Ларан молчал все это время и не двигался с места, но после слов госпожи Амафреи подошел к Конору и сказал буднично:

– Отдай.

– Нет…

– О, как мы любим играть в благородство!

– Я не играю!

– Я вижу… – тихо признал Ларан. – Вижу… Он тебя выпьет. Ты оставишь детей без отца. А твоя жертва пойдет только на пользу «Алтарю». Давай сюда.

И, не дожидаясь ответа, выдернул из рук Конора «Небесный алтарь». Втянул воздух сквозь сжатые зубы.

– Ну посмотрим, кто кого… – прошипел он.

Кисти его рук почернели за секунды, но и гладкая поверхность шара посерела, точно выцвела, по нему поползли трещины. Госпожа Амафрея хрипела. По ее лицу ползли глубокие морщины, превращая ее в древнюю старуху.

– Не-е-ет! – выла она на одной тоскливой, жуткой ноте. – Не-е-е-ет!

Ларан тоже не выдержал, застонал. И этот один-единственный, но такой мучительный стон напугал Вертрану сильнее, чем все вопли директрисы. Руки мага почернели почти до локтя. Верта, не осознавая, что делает, кинулась вперед, но по дороге ее перехватил Конор, крепко прижал к себе.

– Стой на месте! – рявкнул мастер Широ. – Я… В конце концов, даже смешно, чтобы эта дрянь меня одолела…

Он упал на колено, теряя сознание. Но еще держался. Держался из последних сил. И тут в одно мгновение все закончилось. Так быстро и тихо, что Верте понадобилась еще секунда, чтобы осознать увиденное: шар рассыпался горсткой пепла, просочился сквозь пальцы. И сразу стало тихо-тихо, так что заложило уши: вопль госпожи Амафреи оборвался на самой высокой ноте. Там, где только что стояла директриса, валялось платье, засыпанное прахом.