Читать книгу "Рыцарь - Олег Говда"

– Сурово, – оценил дополнительное условие Владивой. – Не боись, атаман, обойдемся без торжественных похорон, но раздвинем границы Рощи Смирения до горизонта.

– Ох и длиннющий у тебя язык, Ханджар, – буркнул Медведь. – И колючий, как шило. Ты б спрятал его подальше, пока не укоротил кто…

– И рад бы, – усмехнулся тот. – Да, как известно, шило в мешке, то бишь во рту, не утаишь…

– Слазь, – махнул безнадежно рукой харцыз, понимая, что переговорить витязя ему не удастся. – Коней достаточно расседлать и стреножить, никуда они отсюда не денутся. А огонь, – ткнул перед собой пальцем, – вона, возле того дубка разожжем. Его много лет тому я сам высадил. Ишь, какой красавец вымахал. Хвала справедливому Перуну – в том поединке я и жив остался, и поумнел изрядно… – Медведь усмехнулся в усы. – Хоть это, судя по моему виду, не слишком заметно…

– Слышь, атаман, – дернул его за рукав Владивой. – Спросить-то тебя что хочу, все время…

– Так спрашивай, – пожимая плечами, ответил тот. – До утра далеко. И поговорить успеем, и выспаться.

– Ты только не обижайся, если не так скажу…

– Да не мнись ты, будто красна девица на базаре, – подбодрил витязя харцыз. – Говори смело, пойму…

– Добро… Интересно мне, отчего вы, харцызы, не самого Создателя чтите, а оружие его привечаете? Как-то странно… Или просто так решили, чтоб даже и верой от других жителей Зелен-Лога отличаться?

– Вот еще, было бы ради кого стараться. Будто нам не плевать, что хранители и венценосные бабы о настоящих воинах думают. И ничего в этом странного нет, – степенно ответил харцыз. – Солнечный диск, который с утра и до заката доступен всем любопытным взглядам, рекомый Ярилой, больше приличествует детворе. Самого Рода, почитаемого повитухами, никто и никогда не видел, значит, он не хочет, чтоб его зря беспокоили – в нужную минуту, на вопли роженицы и плач новорожденного, сам объявится. А Перун – оружие божественное, попусту клинок не обнажает. И уж коль вонзаются молнии в землю, значит, не шуточная битва на небесах идет. Жаль, только мы ничем подсобить не можем. Что б там Островид не говорил. У небожителей свои беды да радости, у нас – свои. Присаживайся, чего застыл? В ногах правды нет…

– Можно подумать, что в том месте, на котором сидим, ее больше, – отшутился Владивой, опускаясь рядом с разгорающимся и уютно потрескивающим костром.

Медведь разостлал на травке чистый рушник, выставил полкаравая хлеба, пару ломтей хорошо прожаренного мяса, полголовки сыра и двухлитровый куманек, плотно заткнутый деревянной пробкой.

– Не боишься, Ханджар? – спросил будто невзначай.

– Ты о чем? – Витязь сразу даже не понял вопроса. А когда сообразил, искренне рассмеялся.

– Атаман, я же не сопливый пацан, впервые взявший в руки крицу. Да и обычаи ваши хоть и суровы, но жизнь берегут. Чего мне опасаться? Что удача отвернется или толкнет под локоток в самый неподходящий момент? Плевать!.. Отлежусь и вновь на своем праве настаивать буду. Вот в нем я, честно говоря, немного сомневаюсь. Слепой отшельник говорил убедительно, спору нет, но…

– Могу тебя успокоить, Ханджар, – вставил словечко Медведь, с усилием вытаскивая пробку. – Батька Островид еще ни разу не ошибся в своих предсказаниях. И коль пророчит он тебе такую судьбу, значит…

Пробка уступила его настойчивости и… оторвалась вместе с горлышком керамической посудины.

– Тьфу ты, напасть, – буркнул харцыз, вытирая с лица капли плеснувшего вина. – Молотком ее заколачивали, что ли? Ну, Ханджар, за твою удачу. Чтоб она тебя завтра не оставляла…

– Угу, – промолвил Владивой. – Говорят, удача – как зеркало. Ты ей улыбнешься, и она ухмыльнется, а усмехнешься шире – зубы оскалит. Давай лучше выпьем за то, чтоб всегда и во всем нам хватало своих силенок и не приходилось тревожить небеса. А то так и под горячую руку угодить недолго.

– Вот слушаю я тебя, Ханджар, – задумчиво проговорил харцыз, – и не пойму. Что в тебе сильнее говорит – дворянский глупый гонор, или этим бахвальством ты себя успокаиваешь? Спору нет – нельзя Перуна по пустякам беспокоить, но и самоуверенных воинов он не любит. Это твое дело, но я бы, вместо того чтоб разные глупости языком молоть, лучше попросил бы у него помощи в завтрашнем поединке. Ведь ты не просто на ристалище повеселиться выйдешь, удаль молодецкую потешить, а Испытание Ханджара проходить будешь. И оно – от людских рук и желаний не так уж и зависит. Подумай над этим, вокруг погляди. Видишь, скольким удальцам после горечь смирения отведать пришлось… Желаешь к их числу присоединиться?

– Верно, атаман, – повинился Владивой. – Что-то я и в самом деле распетушился, словно юнец перед барышней. Давай лучше еще вина глотнем, да и спать ляжем. Солнышко-то ждать не будет.

– А и то верно, Ханджар. Успеем еще поболтать. Верю я, что батька Островид не зря слово молвил. Но проверю обязательно. Как и обещал. Пощады не жди.

– Лучше б тебе, Медведушка, было заранее саженец припасти, – похлопал харцыза по плечу Владивой. – Все меньше хлопот…

– Вот же наградил Перун язычком… – дернулся немного раздраженно тот. – Не дразнись, а то Испытание твое раньше рассвета начнется. Истинное шило, так и норовишь ткнуть… Все, решено! – воскликнул он, довольно хлопнув ладонями. – Правом казацкого атамана нарекаю тебя Шилом! А то Ханджар да Ханджар. Будешь теперь – Ханджар Шило!

– Да хоть горшком называй, только в печь не запихивай, – легкомысленно отозвался тот, намереваясь улечься на бок.

– Э нет, так не годится, Шило! – придержал его харцыз. – За новое имя надобно еще по глоточку сделать. А уж потом, спи…

– Да, – понял вдруг витязь то, что его подспудно тревожило все это время. – А где все остальные соперники?

– Будут, – отмахнулся Медведь. – Проси у Громовержца, чтоб поменьше их наехало… А что не видишь никого, так, по обычаю, всем, кроме зачинщика, въезжать в Рощу Смирения до рассвета – примета плохая. Спи, Ханджар, этой ночью тебя никто и ничто не потревожит. Спи… Хотя что же это я говорю, – вдруг спохватился атаман. – Совсем с ума выжил старый пень. Погодь…

– Ну, – недовольно приподнялся тот, опираясь на локти. – Что удумал? Еще одна степная примета?

– Это не примета. Традиция. Настолько давняя и всем воинам известная, что мне даже в голову не пришло, что ты ее можешь не знать. Очиститься тебе, Ханджар, надо перед Испытанием.

– Помыться, что ли? – удивился тот. – Так утром, когда роса выпадет, и умоюсь…

– Нет, – покачал головой атаман. – Тело значения не имеет. Духом очиститься надобно.

– А это как? До утра успеем?

– Успеешь… Видишь тот дуб.

– Самый высокий и огромный?

– Да, это первое дерево, высаженное в Роще Смирения.

– Это ж сколько ему лет, – присвистнул Ханджар.

– Много… Подойди, прижмись к стволу грудью и подумай о тех, перед кем повиниться хочешь.