Читать книгу "Кровь за кровь - Райан Гродин"

Покой пришёл к Яэль в форме Шаббата. Каждый пятничный вечер, неважно сколько трудностей или горя принесла неделя, Мириам и Яэль зажигали свечи и произносили молитвы над бокалом с вином. Мириам не помнила, как печь плетёную халу, как не знали этого и ни в одной пекарне Нового Берлина, так что приходилось обходиться простым хлебом.

Национал-социалисты старались стереть с земли все следы иудаизма. Многое было сожжено – синагоги, свитки Торы, людские души, – уничтожено в масштабах, слишком больших для понимания. (Сколько, сколько?) Но не всё превратилось в пепел. Были выжившие – мужчины, женщины и дети, которым удалось сбежать от Нового порядка в Новосибирск и окружающую его глушь. Многие из них пожелали остаться там. Где была крыша над головой и работа в достатке, где ещё стояли синагоги и можно было не опасаться получить от соседей нож в спину. Но для кого-то, однако, призыв старых стран, получивших новую жизнь, был слишком силён.

Женщина по имени Шошана была одной из первых евреев, вернувшихся в Новый Берлин. Её пальцы помнили, как замешивать тесто для халы, как заплетать его в буханку. Теперь она каждую неделю пекла халу для Мириам и Яэль и для пяти, десяти, пятнадцати других приехавших в страну. Среди них оказался раввин Розенталь, у которого имелся свиток Торы, еврейская каллиграфия которого была дороже золота.

Евреи были напряжённой коммуной – постоянно нервно оглядывающейся, несмотря на защиту, обещанную правительством Райнигера. (Да, мир изменился, но он ещё был далёк от идеала. Поэтому Яэль предпочитала держать П-38 при себе). Но корни их уходили глубоко в прошлое, связывая всех памятью целого народа. С каждым новым прибывшим они собирали больше кусочков прошлого, строили новое будущее.

– Со мной есть и живые, – сказала Яэль пятому волку. – Чем ты собираешься заняться, когда Вольфы уедут?

– Полоть огород. Не давать коровам помереть, – заметив её выражение лица, Влад рассмеялся. Смех его был таким же рычащим, как и слова. – Боюсь, у Райнигера есть для меня новое задание.

Он не уточнил, а Яэль не давила, хотя и умирала от любопытства. У Влада было много талантов. Куда именно направит его Эрвин Райнигер? Решать вопрос с Москвой? Или проблемы с Великой восточноазиатской сферой процветания, где население охватило беспокойство, угрожая правлению императора Хирохито?

– Мы будем выживать. – Влад наполнил обе чашки. Вновь без капли водки, что не помешало ему поднять чашку и чокнуться ей с Яэль. – Кто знает, возможно, даже процветать.

Глава 59

Лагерь был пуст. После победы Райнигера это место – как и многие другие, очень, очень много других – было захвачено, опустошено. Больше не стояло эсэсовцев на воротах. Не было ружей на их плечах. Овчарки не дышали в спины. Сторожевые башни пустовали. Сорняки проросли среди камней на железнодорожных путях – тех самых, что так много лет назад нашёптывали имя Яэль. (Яа-эль, Яа-эль, Яа-эль).

Сейчас они молчали, присоединившись к тишине, плотно окутавшей весь лагерь. Она парила над бездымными трубами, прогуливалась по пустым баракам, сочилась из каждого кирпича, каждой доски, проникала в души слышащих.

Их было немного, но больше, чем Яэль могла надеяться – тех, кто пришёл выказать уважение погибшим. Путь до лагеря преодолела большая часть Новоберлинской коммуны, принеся с собой свечи и спички, камни и молитвы. Но были и другие, женщины и мужчины, которых Яэль не знала. Некоторые говорили по-русски. Одна пара приехала с маленьким ребёнком. Среди прибывших был молодой человек, настолько похожий на Аарона-Клауса, что Яэль несколько секунд не отрывала от него взгляд, пока не признала: нет, она не видит духов, просто приехала их навестить. Некоторые из собравшихся уже зажигали свечи йорцайт, огоньки дрожали в ладонях, пока люди зажигали спички и подносили к фитилям.

У Яэль свеча и спички лежали в кармане. Она не хотела зажигать её в одиночестве, она и не должна была. Мириам была где-то рядом. Они вместе приехали сюда из Нового Берлина, преодолели последний участок дороги, мимо сосен, растущих по её сторонам. Как и прежде, Яэль хотелось скрыться в лесу, но когда они подъехали к воротам, у которых уже начали собираться раввин Розенталь и остальные, Мириам похлопала её по плечу и сказала: «Будь здесь. Я скоро вернусь».

Так что Яэль стояла, погружаясь в тишину. По лесу гулял ветер, принося с собой шёпотки сосновых игл и насыщенный аромат хвои, которого не было в её детстве. Сосны пережили дым.

Когда Мириам вернулась, на лице её было странное выражение: мрачное, но полное надежды. Под её ногтями и на костяшках пальцев виднелись следы земли. Мириам протянула к Яэль руку, раскрыла ладонь.

Мягкая кожа, линия жизни, грубо обтёсанное дерево.

Яэль не могла выдавить ни слова, забирая матрёшку из рук подруги. Ей не хватило слёз, когда, раскрыв самую большую куклу, она нашла внутри другую, и другую, и другую. Четыре лица, все разные, все здесь. Кроме нескольких приставших комков земли, матрёшки выглядели первозданными. Вырванными прямо из воспоминаний: подарок морщинистых рук бабушки, Яэль, прижимающая во сне к груди целое семейство матрёшек, обещание Мириам сохранить их.

Однажды они снова все будут вместе, – когда-то сказала она Яэль.

Ни Яэль, ни сама Мириам не верили, что этот день настанет. Что двенадцать лет спустя они будут стоять перед открытыми воротами, собираясь зажечь свечи в память о мёртвых.

Яэль достала из кармана самую маленькую матрёшку и спрятала её внутрь остальных. Щёлк, щёлк, щёлк – в сохранности. Стоящий менее чем в десяти шагах от них раввин Розенталь прочистил горло, поприветствовал собравшихся и сделал их общий траур более организованным. Люди зажгли свечи, и хотя у всех было достаточно места, их группа собралась плотнее, чем когда-либо, сплотилась, встав плечом к плечу. Рука Мириам нашла ладонь Яэль и сжала её. Яэль в ответ тоже стиснула пальцы, не собираясь их отпускать. В другой руке она крепко держала матрёшек.

Когда пришло время кадиш, ветер всё так же шумел в сосновом лесу. Он подхватил голоса раввина и остальных, подарил их словам крылья. Молитва возносилась всё выше, выше, дальше.

Яэль закрыла глаза и прислушалась.

Здесь был народ. Семья. Вера.

Её народ. Её семья. Её вера.

Тишина была нарушена.

Имя Яэль уже было вписано в книги по истории (чернилами – навечно – рядом с именем Луки Вотана Лёве), но это не помешало ей достичь большего. По «крысиным тропам» она добралась до Южной Африки и отметила рунами «Зиг» каждого члена Маскировочного отряда, которого только смогла отыскать. Она стояла в конце Аллеи Славы и смотрела, как здание Зала Народа рассыпается пылью; ударная волна от его падения отдавалась в корнях зубов. Она помнила о мёртвых и боролась за живых, вступая на поле боя Новоберлинской политики, чтобы убедиться, что голос её народа будет услышан и никогда потеряется вновь.

Яэль ела халу. Смеялась. Плакала. Она гордо несла себя: короткие рукава, неизменное лицо. Волки и лев были с ней, всегда рядом, бежали в лучах дневного света по тёплой коже. Солнце сияло в вышине, и у Яэль не осталось ни единой лжи.