Читать книгу "Артур Артузов. Ас разведки и контр-шпионажа - Юрий Ленчевский"

Второй арестованный — многолетний, особо ценный (в том числе в буквальном смысле слова) агент Иностранного отдела при Артузове Виктор Илинич.

Похоже, что, даже унизительно понизив Артузова по его возвращении в НКВД, Ежов, однако, еще не собирался расправиться с ним всерьез. Нового наркома тогда интересовали (в смысле ареста) в первую очередь «люди Ягоды», а вчерашний заместитель начальника Разведупра, ушедший с Лубянки почти три года назад, к таковым явно не относился. Так, во всяком случае, Ежов считал тогда. Пока…

Так кто такой Илинич? Одним из лучших советских агентов, работавших «по Польше», был штабс-капитан русской, а затем и польской армии Виктор Антонович Илинич, человек весьма странный и противоречивый. В нем самым странным образом сочетались исключительная добросовестность при добывании информации, причем первостепенной важности, и непреодолимая склонность к жульничеству в денежных делах.

Завербовал Илинича еще в феврале 1924 года резидент Разведупра РККА в Варшаве Семен Пупко, взявший себе рабочий псевдоним Фирин.

В июне 1925 года Виктор Илинич (оперативный псевдоним — Лебедев) был изобличен контрразведкой и осужден. В тюрьме он пробыл около трех лет, после чего его обменяли на несколько арестованных в СССР польских шпионов.

В Москве Илинич числился в Разведупре на должности с неопределенными обязанностями — «для поручений». В конце концов ему это надоело, и он ушел на хозяйственную работу в «Сахаротресте».

Илинича хорошо знал начальник одного из отделений ИНО Казимир Барановский, сам поляк, переведенный в ОГПУ из Разведупра. Он-то и рекомендовал Артузову забрать Илинича в ИНО, поскольку тому в «Сахаротресте» успело надоесть.

О возвращении в Варшаву даже нелегальным путем нельзя было и помышлять: там Илинича слишком хорошо знали. Потому он обосновался в Данциге, где и развернул активную работу по Польше. Располагая несколькими «железными» паспортами ряда стран, Илинич свободно разъезжал по всей Европе и каждый раз возвращался с богатым уловом. В Берлине его деятельностью руководили два ответственных сотрудника ИНО — Абрам Слуцкий и Борис Берман.

Довольно часто Илинич наведывался и в Москву, где постоянно проживала его семья. И непременно привозил заграничные подарки всем влиятельным на Лубянке лицам. Особенно часто — модные в ту пору грампластинки, в том числе запрещенные к ввозу в СССР с записями певцов-эмигрантов Петра Лещенко, Александра Вертинского, Юрия Морфесси и др. Его привечал сам Ягода, настолько, что даже распорядился выделять Илиничу на все время его пребывания в Москве персональный автомобиль с шофером. Некоторые доклады Илинича читал Сталин, а потому знал о существовании Лебедева.

В 1936 году Виктора Илинича арестовали. Его обвинили в измене, дезинформации советской разведки по заданию польских спецслужб, в присвоении крупных валютных сумм. Илинич признал, что мошенническим путем выкачал из кассы ОГПУ — НКВД 70 тысяч долларов, но категорически отрицал предательство, ссылаясь на достоверность доставляемой им информации.

Под натиском «мер физического воздействия» первоначальное сопротивление Сосновского, Илинича и других арестованных начало давать трещины.

Только после этого научного сотрудника 8-го отдела в ранге помощника начальника отдела вызвал (не пригласил, а именно вызвал) к себе один из новых заместителей наркома НКВД, по совместительству начальник Главного управления пограничной и внутренней охраны, Михаил Петрович Фриновский. (Пограничные и Внутренние войска не входили в ГУГБ, подчинялись собственному Главному управлению. Командирам-пограничникам присваивались общекомандные персональные звания.)

Мужчина мощного телосложения, в прошлом унтер-офицер драгунского полка и анархист, чекист с 1919 года. На могучей груди — шесть (!) орденов (скоро к ним прибавятся еще два). И разумеется, знаки «Почетный чекист» обоих выпусков. Такого количества наград в НКВД не имел никто, да и в Красной армии мало кто мог с ним сравниться.

Артузов и Фриновский были давно знакомы, ранее отношения между ними были вполне нормальные, рабочие. Пограничники в те годы вообще были любимцами страны, как летчики. Артузов тоже питал к ним некую слабость, поскольку имел прямое касательство к становлению погранохраны. Последнее обстоятельство Фриновскому было прекрасно известно. Возможно, по этой причине замнаркома принял Артузова дружелюбно (в первый и последний раз — все остальные их встречи проходили уже, как говорится, «на повышенных тонах»).

Покончив с вежливым вступлением, Фриновский сообщил Артузову, что Сосновский и Илинич — матерые польские шпионы, ловко втершиеся в доверие ВЧК — ОГПУ и на протяжении многих лет питавшие нашу разведку и контрразведку состряпанной в Варшаве дезинформацией. Кроме того, пользуясь своим положением, они снабжали своих хозяев уже подлинными секретами Советского Союза. Артузов возмутился и заявил, что такого быть не может. Фриновский в ответ заявил, что очень даже может.

И выложил перед Артуром Христиановичем стопки отпечатанных на машинке протоколов допросов.

Показания были пространные, с массой подробностей, внешне весьма правдоподобные. И Артузов поверил тому, что показал Фриновский — фальсификации.

Что касается ареста чекистов, участвовавших в таких операциях, как «Трест» и «Синдикат», то это была гнусная провокация. Пострадали такие люди!

И если бы у Артузова была возможность изучить протоколы допросов арестованных соратников обстоятельно, в спокойной обстановке, с привлечением других материалов для проверки, он бы наверняка изобличил фальсификацию.

Но такой возможности Фриновский ему не предоставил, а Артузову и в голову не могло прийти, что заместитель народного комиссара внутренних дел СССР, комкор, орденоносец, способен на такой обман. Артузов поверил, что все прочитанное им в протоколах — правда, что польская разведка в свое время действительно обвела его вокруг пальца, что он виноват в том, что не разглядел коварного врага…

Парадоксальность ситуации заключалась в том, что Артузов каялся в том, в чем вовсе не был виноват! Потому как обманул его не Сверщ почти двадцать лет назад, а этот пышущий здоровьем, признанный всеми в НКВД рубахой-парнем, многократный орденоносец.

Сказать же о том, что весь жизненный путь Артузова был безупречен и он никогда не ошибался, нельзя. Такого в жизни не бывает. Все совершают ошибки — большие и малые. Ошибался и Артузов…

Свой собственный паспорт Артур Христианович предоставил в распоряжение сотрудника ИНО Юрия Маковского, который воспользовался им для нескольких нелегальных поездок. Потом случилась неприятность. Работая резидентом в Париже, Маковский совершил деяние, именуемой в Уголовном кодексе «растратой казенных денег», и, конечно же, не советских рублей, а французских франков, то есть конвертируемой валюты. Выяснилось это уже после возвращения Маковского в СССР, когда он работал начальником Особого отдела УНКВД по Омской области.

Узнав о поступке Маковского, Артузов, до того ему доверявший (иначе не предоставил бы в его распоряжение свой паспорт), потребовал служебного расследования, а в случае подтверждения факта растраты — ареста Маковского.