Читать книгу "Золотой скелет в шкафу - Николай Леонов"

Закончить он не успел, потому что принесли ужин. Отвлекать Стаса во время еды было делом заведомо бесперспективным – шиш он что скажет, к тому же небезопасным – покусать не покусает, но послать может. Гуров и Степан это хорошо знали, а Ребров и Воронцов нет, но не приставали к нему с вопросами из вежливости. Действительно здорово проголодавшийся Крячко ел быстро, а остальные старались не отстать от него – всем хотелось поскорее узнать, что же случилось с Настей. Наконец, сыто отвалившись от стола, довольный Стас погладил себя по животу и сказал:

– И Шахразада продолжила дозволенные речи! Итак, все было прекрасно, пока Ольга не позвонила мужу сестры и не попросила его организовать роды Насти в их ЦРБ. Поудивлялся он с женой, но все сделал, а поскольку был председателем, повторюсь, колхоза-миллионера, то прихваты у него были надежные, и Настю в больнице встретили как родную. Везли ее туда Найденов и Ольга сначала по железной дороге, а к станции муж Веры за ними машину послал. Ольга осталась с дочерью в больнице, а Найденов вернулся в Белогорск. Во время родов у Насти открылось такое кровотечение, что его ничем нельзя было остановить. Она умерла от потери крови, а вот ребенок остался жив.

Все это уже знали, но из вежливости не перебивали Крячко. А тот по отсутствию какой бы то ни было реакции на его, казалось бы, грандиозные открытия все понял сам и оскорбленно замолчал.

– Стас! Не обижайся! – попросил Гуров. – Мы тут своим умом дошли, что Лаврова – дочь Найденова, а бабушка с дедушкой ее просто удочерили.

– А вы своим умом не дошли, почему старшая Настя умерла? – язвительно поинтересовался Крячко. – А вот я выяснил. Съездил в ЦРБ, нашел не без труда врача, который у Насти роды принимал, и тряхнул его хорошенько. В общем, так. У беременных, как правило, густеет кровь, и ее нужно разжижать, для чего существуют специальные препараты. А Насте ее разжижили настолько, что она как вода стала. И сделать это могли только в женской консультации. Или врач прописал ей лекарства в лошадиной дозе, или медсестра делала уколы не того, чего надо. Федорыч, – повернулся он к Воронцову, – у меня к тебе личная просьба. В архивах наверняка все есть, ты выясни, кто вел беременность Насти, какой врач, какая медсестра ей уколы делала. Мне, понимаешь, очень хочется посмотреть в глаза той сволочи, которая невинную женщину убила, и спросить ее, зачем она это сделала. Понимаю, что доказать сейчас уже ничего нельзя, и наказать ее – тоже, но пусть эта мразь знает, что ее преступление втайне не осталось.

– Настя жила по адресу: 3-й Завокзальный проезд, дом 15, - добавил Лев. – Ты продолжай, Стас.

– Найденов приехал на похороны. Я со стариками в деревне поговорил, так они рассказали, что плакал он как ребенок. А Ольга на колени перед ним бухнулась и умоляла простить ее за то, что не сразу ему поверила. О чем шла речь, никто не понял.

– Домработница случайно услышала разговор Зинаиды с дочерью о том, что Настя не переживет роды, и рассказала об этом дома племяннице, а та позвонила Найденову и предупредила его, – объяснил Гуров. – Видимо, Ольга сразу зятю не поверила, а когда поверила и послушалась его, было уже поздно.

– Понятно. Малышку назвали в честь матери, и так на свет появилась еще одна Анастасия Михайловна Зорькина. Ольга с ней осталась в Алексеевском, а Найденов с Михаилом после похорон в Белогорск вернулись. Только Михаил через некоторое время тоже к ним перебрался. Жили они вместе со стариками, то есть родителями Ольги, а Найденов им деньги раз в месяц посылал и иногда сам приезжал. Продолжалось это побольше года, а вдруг потом все изменилось. В деревне все обо всех знают, так что сведения точные. Деньги стали приходить каждую неделю и очень для тех мест большие, а еще два раза в месяц посылки с разными консервами, конфетами и вещами для девочки. Приезжал Найденов, правда, редко и только на один день, но, в общем и целом, Ольга с Михаилом и малышкой жили и не тужили. А потом в стране начался бардак.

– По-моему, он раньше начался, – поправил его Воронцов.

– Значит, он в это время до деревни докатился. Члены колхоза стали требовать свои доли, принялись делить имущество и, сколько муж Веры ни убеждал их, что пропадут они по отдельности, они таки все между собой раздербанили. Потом продали за бесценок и земельные наделы, и технику, деньги пропили и стали потихоньку разбегаться, кто куда. Глядя на то, как рухнуло дело всей его жизни, муж Веры получил тяжелейший инфаркт и умер еще по дороге в больницу. Так она осталась одна. Ни тебе прежнего уважения, ни денег, потому что от прежней зажиточной жизни колхозников и помину не осталось.

Деревня начала загибаться. И на фоне всеобщего бедствия только Зорькины жили и в ус не дули. Очень сильно их за это все полюбили!

– Подождите, у нее же внучка Диана была? – напомнил Савельев.

– А это песня отдельная, я сначала с Верой закончу. Ей деваться из деревни было некуда, родители всей этой свистопляски тоже не выдержали и ушли один за другим, она стала прикладываться к бутылке и по пьяному делу сгорела в собственном доме вместе с ним и всем добром, что у нее еще оставалось. А вскоре после этого и Ольга с мужем и малышкой уехали. Покупателя на дом в обнищавшей деревне найти было невозможно, так Михаил заколотил окна и двери досками крест-накрест, поклонились они отчему порогу, сходили на кладбище с Настей-старшей попрощаться и убыли. А куда, никому не сказали. Хотел я на кладбище сходить, а старики мне сказали, что раньше Найденов в день смерти Насти каждый год приезжал, и на могилку они все вместе ходили, чтобы ее прибрать. На ней крест стоял, как в деревнях принято, а кроме него еще и плита лежала, но не мраморная, гранитная или металлическая, потому что сопрут ведь за милую душу, а из какого-то непонятного материала. И надпись на ней была: «Прости нас, родная, что не уберегли тебя. Папа, мама, муж, дочь». А года через два после того, как Зорькины из деревни уехали, появился Найденов, да не один, а с рабочими какими-то. И гроб они привезли огромный и роскошный. Раскопали Настину могилу и ее гроб прямо в новый и поставили, а потом уехали. То есть перезахоронил он ее где-то в Москве. Первая часть Марлезонского балета закончена, и дайте мне что-нибудь попить, а то скоро охрипну.

Воронцов, на правах хозяина, бросился заваривать ему чай, а Крячко тем временем продолжил:

– Заинтересовались Дианой? Тогда слушайте. Она росла пацанкой: драки, заборы, чужие сады и так далее. С девчонками не дружила, только с мальчишками, но с теми, бывало, дралась до крови. Да и сама была больше на мальчишку похожа. Чтобы она не хулиганила, дед ее в разные спортивные секции при школе запихивал, и дело у нее пошло. Она в третьем классе училась, когда ее на каких-то соревнованиях в Волгограде заметили и предложили определить в спортивный интернат, на что дед с бабкой с радостью согласились – устали выслушивать жалобы от односельчан на ее художества. На лето они ее к себе все-таки забирали, и тогда она отрывалась по полной. Она 81-го года рождения, привыкла к тому, что ее дед – величина, а тут все рухнуло. Приехала в очередной раз летом, а тут тебе ни деда, ни прежнего положения, и бабка – вполсвиста. Ну, тут ей вообще раздолье, что контроля никакого нет, и дала она деревне жару так, что мужики, собравшись, ее отловили и беспощадно выпороли в буквальном смысле этого слова, а потом посадили в автобус до Волгограда и всерьез предупредили, что, если еще раз в деревне появится, они ее просто утопят. Это было летом, а зимой Вера на пожаре погибла, так Диану, видимо, настолько всерьез проняло, что она даже на похороны бабки не приехала. И тут встал вопрос, что с Дианой делать, из родных-то никого не осталось. Обратились к Ольге, не хочет ли она стать опекуном, а та, цену Диане хорошо зная, стеной встала. Нет, и все! Она мне Настеньку испортит! Узнал я все это и поехал в Волгоград. И должен сказать тебе, Федорыч, если бы не твой звонок, то я бы там не один день промыкался, пока все узнал.