Читать книгу "Скифские империи. История кочевых государств Великой степи - Ф. Грэм"

Все государство было охвачено уверенностью, что в 7000 (1491 нашей эры) году наступит конец света, и потому чем ближе подходил этот срок, тем в большее уныние погружалась Россия. Бояре строили церкви в надежде искупить грехи; разбойники с большой дороги сдавались властям или постригались в монахи; стране угрожал голод, так как народ совершенно забросил сельскохозяйственные работы, считая, что к следующему лету на свете не останется никого в живых, чтобы пожать плоды их труда. Разбойные шайки в то время наводнили страну от края до края, против них принимались жесточайшие законы, и каждый вор, застигнутый с поличным, но не достойный смертной казни, подвергался ужасным пыткам; Иван также постановил, чтобы светские законы применялись и к священникам, которые до той поры судили исключительно по церковному уставу, так что однажды, когда судья велел повесить священника за воровство и митрополит изложил это дело перед государем, тот коротко заметил: «По древнему отечественному обычаю повесили не священника, а вора» – и отпустил судью без упрека. Казнили всегда повешением или удавлением; если кто заставал вора на месте преступления, он имел право убить его безнаказанно при условии, что впоследствии доставит труп в суд и объяснит все обстоятельства произошедшего. Никто из подданных не имел права пытать другого, даже раба, и преступников привозили в Москву или в один из крупных городов на суд; однако это, как правило, происходило только зимой, поскольку летом военные походы отвлекали внимание властей от прочих дел. Иван обычно выставлял на поле 150 тысяч человек, исключительно всадников, так как до царствования его сына пехота, по всей видимости, никогда не входила в регулярную армию Москвы. Обычно в течение теплых месяцев лета они стояли лагерем подле Москвы; и 20 тысяч человек ежегодно составляли гарнизоны многочисленных крепостей или охраняли незащищенные берега Дона.

В 1497 году, или в 7006 от Сотворения мира, царь обнародовал новый свод законов, который предписывал, что если преступника оштрафуют на рубль, то он должен также заплатить два алтына судье и восемь денег дьяку; а если две противных стороны договорятся до того, как суд вынесет решение, с них тем не менее должна взиматься та же сумма. Когда дело решалось в соответствии с установленным правилом с помощью поединка между истцом и ответчиком, побежденный и, следовательно, виновный по закону должен был отдать судье свое оружие и полтину, помимо выплаты установленного штрафа в доход государства, пятидесяти денег дьяку и четырех алтынов приставу. Но если пострадавшая сторона понесла какой-либо ущерб по вине злоумышленника, будь то поджог, смерть друга, грабеж или кража, ей полагалась соответствующая компенсация за счет имущества виновного, который, кроме того, должен был выплатить обычный штраф судье и приставу, также виновных часто приговаривали к телесным наказаниям в зависимости от степени вины. Убившие своих господ, церковные и головные тати[245], те, кто тайно пронес свои вещи в чужой дом, а затем сделал вид, будто их украли, поджигатели и изменники подлежали смертной казни. Того, кого впервые признавали виновным в воровстве, приговаривали к штрафу и порке; но если он повторно совершал то же преступление, то наказанием ему служила смерть. А если у осужденного вора было недостаточно имущества, чтобы возместить ущерб истцу, он должен был перед тем, как понесет наказание, прослужить тому какое-то время в качестве раба. Наместники областей, не обладавшие полномочиями выносить приговор, могли постановить, что одна из сторон должна уплатить небольшой штраф, а затем отправить дело на рассмотрение обычным судьям; и тот, кто обвинял другого в убийстве, грабеже или воровстве, должен был поехать в Москву и найти пристава, чтобы тот арестовал преступника и доставил его в столицу к назначенному дню для ответа на обвинение. Если ответчик отрицал, что совершил преступление, даже если истца поддерживали свидетели, он имел право решить спорное дело поединком, и в таком случае он говорил: «Отдаю себя правосудию Господа и меча и желаю честного поля и поединка». Любая из сторон могла выставить против себя замену и использовать любое оружие, кроме огнестрельного и лука, хотя обычно они бились на кинжалах и копьях; обоих поединщиков поддерживали зеваки и друзья, которые становились вокруг и наблюдали за тем, чтобы все прошло честно и по справедливости. Однако все участники процесса самым бесстыдным образом давали и получали взятки, включая судей; так что лишь немногие бедняки имели шанс выиграть дело богачей, тем более что их не допускали до личной аудиенции с князем.

Женившись на принцессе Софье, Иван велел поместить на свое знамя греческого двуглавого орла, а в центре на щите поместил фигуру дракона и святого Георгия, которые раньше изображались на флаге Москвы; и эта эмблема, сменив три треугольника – древний герб великих киевских князей, стала с тех пор официальным гербом Российской империи.

После окончания своей первой войны в 1469 году Иван в течение шести лет регулярно выплачивал дань Дешт-и-Кипчаку; но когда Софья узнала, что монгольские военачальники по договору живут прямо в царском дворце, где пристально наблюдают за каждым его действием и решением; увидев, как ее супруг стоит перед ними с непокрытой головой, и услышав об унизительных церемониях и оскорбительной позе, которую он должен был принимать, выслушивая ханских послов, которые вскоре после ее свадьбы с царем явились собрать дань, Софья с негодованием сказала ему, что, оказывается, вышла замуж за татарского раба. Жестоко уязвленный ее упреком, в то время когда его государство полнилось недовольными и обездоленными людьми, которые, разочаровавшись в своих былых надеждах, возлагавшихся на царя в начале его правления, и осуждая вялую и осторожную политику своего монарха, громко роптали против его неспособности воспользоваться благоприятным моментом и вслед за своими казанскими победами избавить народ от позорного и невыносимого ярма, Иван пообещал Софье освободить по крайней мере Кремль от присутствия тиранов и в исполнение обещания направил официальное посольство в Сарай, через которое сообщил Ахмаду, что царице было видение свыше, что нужно разрушить ту часть дворца, где проживали монгольские посланцы, и построить на этом месте храм во славу Всевышнего. Он добавил, что если хан любезно разрешит Софье исполнить Божью волю, то он предоставит ханским сановникам другое подходящее жилье; но когда Ахмад на это согласился и здание снесли, взамен татарам не предоставили никакого иного места жительства, и они с негодованием покинули Москву. Так как у хана возникли разногласия с его союзниками в Польше, он не смог пока что отомстить за это вероломство; а в следующем году, когда его посланники прибыли в Москву за данью, царь велел всех их казнить и послал сказать их господину, что время рабства прошло. Об этом сразу же стало известно в народе, и москвичи предались самому безумному ликованию; портрет Ахмада привязали к лошадиному хвосту, протащили по улицам и бросили в воду реки Москвы; кресты на церквях, которые монголы увенчали позолоченными полумесяцами после завоевания Руси, теперь были подняты над символом мусульманской веры; однако их радость прервало известие о том, что татары собирают все свои войска в последнем и отчаянном усилии сохранить свою власть в Европе и, объединившись с внушительной армией поляков, готовятся идти на Русь.