Читать книгу "В окопах. 1916 год. Хроника одного полка - Евгений Анташкевич"

То, что сейчас говорил главный, было непонятно и очень далеко от Малки, она уже начала терять терпение, сколько ещё можно тут сидеть, но она видела, с каким вниманием слушает Барух – он-то всё понимает, и сидела.

– Так что, товарищи, наша задача развивать революционную агитацию и пропаганду! – Ровным голосом, как её отец меламед в школе подросткам, говорил главный. – Наш главный тезис – кончать войну, войну империалистическую, захватническую, войну, которая разоряет народ… войну, которая простому люду нисколько не нужна, которая разоряет страну, стравливает в бессмысленной бойне пролетариев и крестьян многих стран и даёт богатство буржуям всего мира. Тезис второй, нас тут слишком мало, надо усиливать и расширять наши ряды…

Когда главный произнёс, что «нас мало», она вдруг вспомнила людей, которых собралось во Владимирском саду много: послушать старые родные песни. И она снова погрузилась в свои мысли. Ей представилось, что эти люди плачут и смеются, и всё от радости, притоптывают в такт и подпевают, и даже бросились танцевать… Среди этих людей она увидела маму, мама, смущаясь, ответила на приглашение чуть пьяненького папы, который пригубил, дал хмельным пара́м разгуляться, осмелел и, несмотря на то что в местечке он был уважаемый человек, всё пытался обнять маму за талию, но мама ускользала, хотя и не сходила с места, а обхватить её было невозможно, для этого таких, как папа, нужно было как минимум два, они смеялись, а Малка вдруг обнаружила, что её щекам стало холодно из-за слёз, которых она даже не заметила, и она опустила голову, чтобы никто не заметил.

– Теперь задачи конкретно… – услышала она голос главного. – Антон Иванович, ваша задача – это те доктора, с которыми вы знакомы, но только не напирайте! И ваши рабочие на живорыбном складе и со всех предприятий, которые находятся внизу, непосредственно на берегу, рядом с вами…

Мама была очень красивая, когда была молодая, такая же красивая, как Малка, на комоде стоял дагеротип, на который папа молился, когда не молился Богу. Малка смотрела на портрет мамы и видела себя, будто она смотрит в зеркало, папа смотрел на Малку как-то странно, особенно когда с контрабандой отпускал её через границу. Папина фотография была только свадебная вместе с мамой, папа был такой же худой, как сейчас, но сейчас прибавилась седина, морщины, пенсне и горе… Наверняка горе, Малка его чувствовала, будто папа сидит рядом, тут на этой лавке, на месте Баруха.

Вот кем для неё был Барух, внезапно поняла она!

«Ага-а! Вот оно что! Барух Кюнеман и Малка Рихтер! И долой Амалию Барановскую! Долой Полячку!»

– Амалия Барановская! – услышала она, главный смотрел на неё.

«Какой-то он всё-таки совсем юный, мальчишка!» – подумала она.

Она посмотрела.

– Амалия Барановская и Пётр Сергеевич! – Главный обратился к ней и к другому, сидевшему рядом с Антоном Ивановичем.

При имени Пётр Малка вздрогнула.

– Вам, товарищ Амалия, поручается работа с ранеными в госпиталях, насколько я понял, вы служите в нескольких… Обращаю ваше внимание на солдат и унтер-офицеров из числа городских рабочих и студентов, полагаю, что они могут оказаться грамотнее и более знающими, чем вы, поэтому ваша основная задача…

«Какую-то чушь он несёт… – с негодованием подумала Малка, – какая «задача», какая «основная», моя основная задача помогать Серафиме…»

– …прислушиваться и присматриваться, кто из этой категории мог бы со временем влиться в наше движение, а может быть, есть уже члены организации… А вам, Пётр Сергеевич, конечно же депо, в особенности механики и инженеры, нам нужен народ грамотный…

Дальше Малка ничего не слышала, потому что на несколько минут перед ней появился Петя в белой шёлковой рубашке с расстёгнутым воротом и в военных галифе на помочах. Он стоял с рюмкою коньяку, другая рука в кармане, и молча смотрел на Малку, пока она его не смахнула, только напоследок она вспомнила его голос:

С милым рай и в шалаше!Тега, тега, тега…

– Вам, товарищ, – главный глянул в лежавшую перед ним бумагу, – Кунин, поручаются военнопленные!

Борис кивнул, и тут Малка сообразила:

– Можно я выйду на воздух, тут душно!

– Да, да, товарищ Барановская, конечно! – не меняя учительских интонаций, разрешил главный.

Малка поднялась и вышла, в зале над стойкой посмотрела на часы-ходики, было четыре часа пополудни, ей до заступления на дежурство оставалось два часа.

Вечер ещё не наступил, но уже угадывался, потому что воздух остановился.

Прежний молодой человек с гармошкой на крылечке кабака скучал и зевал. Он увидел Малку, сдвинулся, освобождая ей место, у него были трезвые, ясные, голубые глаза.

– Присаживайтесь, барышня!

Малка никогда не отвечала и не реагировала ни на какие слова, а тем более приглашения, где бы то ни было, уж и говорить нечего, чтобы на улице, а тут села, не думая.

– Вечерком красна девица на прудок за стадом шла, – растянул парень гармонь, у него был чистый, звонкий голос. – Черноброва, смуглолица… – Он глядел на неё.

– С милым рай и в шалаше, тега, тега, тега, – допела за него Малка, – нет, не это, это уже было…

– А что?

И Малка тихо запела:

Ви из душ гезеле?Ви из ди штиб?Ви из душ медэле?Вемен хоб либ?

Парень молча смотрел, услышал знакомую мелодию и нажал на клавиши:

Где эта улица?Где этот дом?Где эта барышня,Что я влюблён?..

Так они спели до конца, она про парня, который обручился с правдой, с истиной, а парень про мечту о шаре голубом, который приведёт его к такой красавице, как та, которая сидит и поёт рядом.

– Вот не пойму, – сказал он, когда смолк последний отзвук их голосов, – ты татарка или жидовка? Вроде не по-татарски поёшь… непонятно!

– Я… Симбирск… интернационал! – рассмеявшись, ответила Малка.

* * *

Когда они отошли уже далеко, Малка спросила:

– Почему ты мне не сказал, что вас отправляют в Сибирь?

– Я узнал об этом только сегодня утром.

На это было нечего сказать, но это было не всё.

– А кто этот, главный?

– Из Москвы…

– Это ты говорил… как его зовут?

– Не знаю, знаю только партийный псевдоним, «Журналист»…

– Он из наших? Похож…

– Из каких «наших»?

– Из жидов?

– Ты имеешь в виду из евреев?

В России Малка узнала, что жидов здесь называют евреями, в её прежней жизни это слово ей почти не встречалось.

– А есть разница, жиды или евреи? – спросила она.