Читать книгу "Дивизия особого назначения. Освободительный поход - Фарход Хабибов"

– Ну, слава богу, разобрались. Ладно, Петров, если всем хватило и есть остатки, плесни мне еще немного, шурпешник у тебя удался, прямо не суп из мяса и овощей, а амброзия.

– Ешьте на здоровье, товарищ капитан. – И Петров плеснул мне полный котелок шурпы со дна. А на дне она самая суперская, наваристая, с кусочками развалившихся овощей, с разварившимся до волокн мясом, м-м-м… объедение.

– Благодарю за службу, товарищ Петров.

– Служу Советскому Союзу!

И я, наевшись, пошел снова в правление колхоза, в комнате с телефоном сидят Сидорцев, Хельмут и другие отцы-командиры и предаются сиесте, посижу и я.

Тут, нарушив наш кайф, зазуммерил телефон, метнулся к аппарату Хельмут и, подняв трубку, стал о чем-то говорить, причем с явной тревогой. Окончив разговор, он повернулся к нам и сказал:

– Товарищчи, к нам летит Люфтваффе, несколько самолетен, и у них на буксир планеры с нацистише зольдатен. Ахтунг, надо шнель-шнель готовиться.

Я не успел ничего сказать, как Сидорцев увел своих командиров по тревоге, ну вот и тут началось. Немцы, значит, решили сбросить десант. Что ж, оригинально, на нас пока десанты не сбрасывали, с танками бороться мы научились, с пехотой бороться научились, научились бороться и с бомбардировками/артударами. Значит, пришло время учиться воевать против десантников.

Пока эти долетят, пока десантируются, надо подумать, чем это нам грозит. Тяжелого вооружения у них нет и быть не может, танки и пушки с парашютом не сбросишь, хотя теоретически возможно, и после войны этим занимались, и занимались успешно. Особенно у нас, в СССР, знаю про десантирование БРДМ и подобных агрегатов, но в 1941-м это невозможно. Максимум, что может быть у гитлеровцев, – это легкие минометы, и все, даже фаустпатроны пока не изобрели, и, значит, фашистню можно гонять танками, вывод: мне пора в мой восьмиколесный газенваген.

– Где лейтенант Коровьев? – спрашиваю у стояшего у правления колхоза часового.

– Не могу знать, товарищ капитан, но думаю, там, на берегу, у танков. – И боец махнул рукой вправо.

И я пошел в этом направлении, и действительно, за яблоневым садом (а яблоки-то спелые) уже видна река, и на берегу в капонирах расположились наши танки, три трофейных «трешки» и три родных «двадцать шестых». Навстречу мне бежит сам командир танковой группы лейтенант Коровьев.

– Здравия желаю, товарищ капитан.

– Лейтенант, срочно выясни, куда именно десантировались фашисты, и вытаскивай из этих ям свои танки, хотя нет, дуй с «трешками», а эти тихоходы (Т-26) пусть пока постоят. Зато можешь взять мою восьмиколесную тачанку вместе с экипажем. На нем пусть слабая, зато автоматическая пушчонка да полный боезапас и пулеметик имеется. И пулей лети помогать братьям-пехотинцам, и это, как его, попроси Хельмута прислать в штаб кого-нибудь из немцев, но со знанием русского языка. На той стороне два взвода ребят, может, еще какая-то информация будет. Хотя стой, чего танки гонять, сгоняй бегом на мотоцикле.

– Так точно, товарищ капитан. Каипбергенов, заводи свою таратайку, поехали. – Коровьев со своим возничим, бровастым туркменом, уехал. А я иду в штаб, у штаба все еще стоит моя восьмиколесная карета, рядом что-то едят мои бойцы, эскорт мой.

– Приятного аппетита, товарищи бойцы, чего сидим? У нас враг десантировался, уберите все, и поехали. Саранцев, установи свой пулемет на поручни и опять наверх, Кибирев, ты за второго номера, Студеникин и остальные, чего сидим?

Парни побросали весь свой нехитрый обед (шурпы им не досталось, что ли?) в чистую тряпицу, что играла роль скатерти-самобранки, и попрыгали кто на, кто в тачанку, то есть бронеавтомобиль. Студеникин стронул нашего монстра с места, едем на розыски, ведь Сидорцев и Хельмут сбежали, а доложить про место десантирования противника забыли (да, может, и сами еще не знали). Ну, примерное направление я помню, это лес за Аловаками (тут и был колхоз имени Ленина).

Проехав метров восемьсот, мы встретили бойца, что шел навстречу, он был в немецкой форме, но с белым шарфом на шее, значит, наш. Студеникин остановил тарантас, и я вылез по пояс из башни своего приобретения:

– Боец, кто такой?

– Шутце взвода камерада Фогеля, Рихтер Кнаупф.

– Что случилось, Рихтер, куда идешь?

– Херр Юргенс сказаль мне, чтоби я идет в штаб, для связ с разведка.

– Понятно, а где именно Хельмут?

– Ехайте прямо, потом от кустов вам нада павирнут направо, там увидить.

– Хорошо, спасибо, шутце Кнаупф. Кстати, если какая-то информация с того берега, то сразу надо сообщить мне, я буду или у Хельмута, или у Сидорцева. Ферштейн камерад?

– Яволь, херр гауптман.

– Хотя стой, я тебе помощника дам. Эй, Корзинкин, вылазь, хватит кататься, пора саночки возить, сейчас с товарищем Кнаупфом идешь в штаб, и если какая-то срочная информация, бегом ко мне. Там, у штаба, мотоцикл Фицеля стоит, на нем и приедете.

– Но, товарищ капитан, я не умею на этой таратайке ездить.

– Херр Кнаупф, вы мотоциклом управлять умеете?

– Яволь, херр рот официр.

– Все, идите, а чуть что – на мотоцикл и ко мне. Корзинкин, ты главный, если кто-то станет мешать тебе с Рихтером, можешь дать по ушам, все, идите.

Оба бойца ушли в деревню, а мы продолжили путь вперед, я на всякий случай держу голову снаружи, так свежей, да и обзор лучше. И тут краем глаза замечаю странное движение в лесу.

– Студеникин, тормози, глуши мотор, кажись, приехали.

Мехвод тормозит, и мотор замолкает, пытаемся вслушаться в лес, но вокруг тишина. Неужели показалось?

– Заводи, товарищ Студеникин, сворачивай направо, и поехали вперед, ориентир вон то сухое дерево.

И тут по нам начали нехило стрелять, причем из двух пулеметов, но наш сухопутный крейсер для этих выстрелов слишком толстокож. Парни, сидящие на борту, в темпе скатились с него на землю, акробаты, жить захочешь, еще и не то сотворишь. Студеникин остановил тарантас, и Коробкин сразу открыл огонь по врагам, автоматическая пушка, пусть и двадцатого калибра, против пехоты самое то. Пулеметы мгновенно замолчали, и я не знаю, то ли старшина Коробкин укатал их, то ли пулеметчики, собрав манатки, дали деру самостоятельно, но в любом случае преследовать надо, и Студеникин дал газу.

Видимо, мехвод углядел момент броска гранаты, потому что резко свернул тяжелую машину, и фрицевская граната взорвалась где-то слева. И тут гранатометчика фашистского срезал из пулемета Саранцев, Санек ехал на броне и давеча слетел с нее, видимо, при этом пулемет схватил с собой.

Немцы попытались уйти, но разве от восьми колес уйдешь на двух ногах? Да еще Саранцев с Кокоевым прижучили минометчиков врага, видимо, те, по примеру Героя Советского Союз осетина Бердыева[303], решили минометом остановить низколетящую броню нашего осьмиколеса, но немцы – не Бердыев. И Санек вместе с земляком знаменитого Бердыева (это он потом прославится) отвоевал миномет у немцев, все трое минометчиков попадали нашпигованные свинцом. Еще три минуты боя, и последнего гитлеровца задавил Студеникин, и не то чтобы мехвод наш такой ас, просто фашист сам сглупил и решил затаиться на пути бронемобиля. И по нему, вминая внутренности в белорусскую землю, проехали четыре колеса, мало немцу не показалось.